Эллипс рассеивания

«Закамуфлированный» джип влетает в ворота базы и резко тормозит у самого ангара, поднимая тучу песка и пыли. Джон прикрывает ладонью нос и рот: ну что за чертово пижонство?! А ведь пижонство чистой воды, никаких чертей и погони не наблюдается. Дверца распахивается, и Ватсону вдруг кажется, что сейчас черт выскочит именно оттуда. Но никто не выпрыгивает. Рослый мужик в военной форме вылезает из машины неспешно, щурится, легко смахивая с загорелого лица оседающую пылищу. Кладет руку на незакрытую водительскую дверь и осматривается. А увидев Джона, неожиданно усмехается, оскаливая крепкие зубы, и с размаху кидает ему что-то, почти точно в лицо, и вряд ли случайно! – вспыхивает у Ватсона в мозгу. Рефлексы тела быстрее, чем мысли в голове, и Джон влет ловит кольцо с парой ключей и брелоком. - Машину в ангар загони! - Эй! С какой стати? Джон возмущен, он – капитан Пятого Нортумберлендского, а не мальчишка какой-то на побегушках! Но почему-то белобрысую бестию с обаятельной, хоть и вовсе не доброй ухмылкой, это не волнует. Он все так же не торопясь подходит к Джону, останавливается не доходя ровно шага и смотрит глаза в глаза. Хотя ему для этого надо чуть опустить голову, а Ватсону – чуть приподнять подбородок. - Приказы вышестоящих не обсуждаются, капитан, - размеренно чеканит глубокий хрипловатый голос. Взгляд Джона на секунду отрывается от светло-синих глаз, считывая нашивки. Блядь... Майор. - Так точно, сэр! - Поэтому машину – в ангар. Джон коротко козыряет и делает первый шаг к машине, когда в спину накатывает слегка рокочущее: - Ваше имя, капитан? Разворот, вытяжка по уставу: - Джон Хэмиш Ватсон. Сэр. Светлые льдистые глаза еще пару секунд изучают тоже синие, но куда более насыщенные и теплые радужки Джона. - Выполняйте. Когда Ватсон доходит до джипа, майора уже и след простыл. На «летучке» они оказываются друг от друга через стол. Джон слушает внимательно, хотя вальяжная поза визави, лениво перекатывающего из одного угла рта в другой зубочистку, видимо, за невозможностью прикурить сигарету, откровенно раздражает. Как и зеркальные очки, закрывающие глаза. Как и крупные руки, уложенные на стол и выбивающие длинными пальцами какой-то непонятный рваный ритм. Как и сама, нахрен, поза! - Майор Моран! Ленивое, почти кошачье движение, пальцы, легко сдергивающие очки. - Сэр? - Со своей дислокацией вы были ознакомлены вчера. Вопросы есть? - Никак нет, сэр. А взгляд царапает Джона по лицу. - Удостоены отдельного распоряжения? – слегка ядовито интересуется Ватсон, когда они оказываются вместе в узком коридоре, пропуская всех остальных вперед. Усмешка и зубочистка, каким-то совершенно невероятным и неприличным движением поставленная вертикально, как внезапно отросший тонкий нижний клык, и перечеркнувшая светлым штрихом темные обветренные губы. - Желаете посидеть со мной в засаде, кэп? - В засаде? – Джон осекается и тут же злится от досады. Блядь, ну конечно! Снайпер! Моран фыркает, довольный подначкой, внезапно наклоняется совсем вплотную к уху Ватсона и шепчет: - Мы бы не скучали... И шагает к мерцающему белесым полуденным солнцем проему двери, прежде чем Джон успевает хоть что-то ответить. В душ Ватсон предпочитает ходить попозже. Не то, чтобы он чего-то стеснялся, какое, нахер, стеснение на армейской базе? Просто ему нравится иллюзия уединения, создаваемая пустотой открытых кабинок. День был суматошным и тяжелым, тепловатые струи воды, мерно колотящие по упертым в стену рукам, в плечи и подставленную шею, вводят Ватсона в какой-то тихий полутранс. А усталость странным образом, вместо того, чтобы раствориться и слиться в сток вместе с уже расстаявшими мыльными хлопьями, перетекает в тягучее напряжение... Джон отрывает одну руку от кафеля стены и опускает вниз. К черту! Кто тут не дрочит? И чем он хуже других? Джон и сам не понимает, почему так редко позволяет себе разрядку. Но тем приятнее сейчас... размеренно... без спешки... можно сказать, с чувством... Закрыв глаза, плавно, вверх, вниз, снова вверх, крутануть кистью, обнимая головку ладонью, вниз... Поймать ритм, сжать ладонь сильнее, чуть задохнуться от ощущений, ускорить движение руки, почувствовать, как дернулись бедра... Быстрее, быстрее, жестче, оттолкнуться второй рукой от кафеля, скользнуть по груди, ущипнуть сжавшуюся ареолу и вершину соска... Откинуть голову, подставив на одну секунду под воду лицо, снова опустить и замереть на вторую секунду, глядя, как ладонь плотно охватывает член, ощутить вдруг каждую задрожавшую мышцу спины и напрягшихся ягодиц... И вскрикнуть, и кончить, заливая пальцы теплым семенем от внезапно раздавшегося прямо за плечом негромкого голоса: - Помочь, кэп? Джон рычит, стремительно разворачиваясь и чуть не наворачиваясь на скользких от воды плитках пола: - Какого, нахуй блядь?!.. Моран стоит от него в паре шагов, тоже голый, - а кто в душ одетым ходит? – смотрит, глубоко дыша, глядя капитану в лицо, - на член, видно, уже насмотрелся, со злобой думает Ватсон, - и ладонью гладит свой наполовину уже вставший пенис. - Тогда, может, мне поможешь? Джон пару мгновений прикидывает, разобьет ли майор себе башку об отделанную кафелем перегородку между кабинками, если ему врезать в челюсть? Обо что-нибудь обязательно разобьет, шепчет внутренний голос военного врача... Джон выключает воду и проходит мимо, бросая: - Я – не гей. И слышит шум снова включенной воды и негромкий смех. Они сталкиваются у дверей комнаты Морана. Каким чертом сюда занесло Джона, он шел... нет, не сюда точно! У него были дела... Точно... были... Но убейте его, он не помнит, какие, когда наталкивается на широкую грудь, обтянутую белой футболкой... И нет, он – не гей! Точно, не гей, но схватиться за тонкий трикотаж и стиснуть в кулаках до треска – так просто... Эта зверюга не только своих инстинктов не стесняется, но и чужие тащит на поверхность с ловкостью рыбака, подсекающего глупую форель. Ей, этой бесстыжей зверюге, на все оптимистично похуй, она живет моментом, каждым, отдельным, и все они сливаются в ту жизнь, которую только и можно представить, глядя в этих глаза, холодные и жаркие разом... Поэтому Джон свои закрывает, и ему становится хорошо. Ни о чем не думать. Ничего не делать. Нет, не так! Делать, еще как делать! Смять и стянуть футболку... и чужую, и свою... Моран бы порвал, наверное... Подставиться под губы, поддаться телом, прижаться пахом в пах, покорно влепиться в стену спиной... господи, он же Джон-Три Континента-Ватсон, он же герой-любовник и обожатель женщин... Он не гей, не гей, не гей, блядь, почему ж так хорошо-то?! Забыть к черту обо всей ответственности вместе взятой, выключить мозг и оставить только тело, своя рука на чужой ширинке, чужая – уже на его члене... Можно все, вообще все: целоваться взасос, дрочить друг другу, покорно разворачиваться спиной, вжимаясь в стену теперь уже грудью, отклячивать задницу, коротко всхлипывая от жестких пальцев, с нажимом проходящихся по сжатому анусу... толкаться в чужой кулак, подаваться назад, принимая первую фалангу, снова вперед, и снова назад, уже на два пальца, безжалостно ввернутых внутрь и медленно расходящихся в стороны, совсем чуть-чуть, для начала... К дьяволу начало! Потому что чужая жажда заразна, как туберкулез, потому что температура взлетает, как в горячке, а кожа становится чувствительной, как обожженная, и почему-то быть дичью совсем не обидно, может, потому что охотник так жаден и так хорош? Не в смазливой морде дело, нет! А в том, что он точно знает, куда и как, чтобы заставить надсадно стонать, откидываться головой на подставленное плечо, цепляться скрюченными пальцами за бедра, подгоняя – ближе, глубже, еще, еще, еще! Грубый толчок, от которого перед глазами вспыхивают и расплываются радужные пятна, о да... конечно, доктор Ватсон знает, что это называется простатой, но как называется эта радуга – не имеет понятия, а потому только зовет на выдохе: - Мо-о-оран... - Себ... – поправляют его глухо и хрипло. И Джон подвывает уже в голос: - Се-е-е-еб! Подвывает, упираясь обеими ладонями в стенку и подмахивая навстречу, всем нутром ощущая член внутри, а мертвый зажим раскаленных ладоней - на своих тазовых костях, и впервые в жизни кончая вот так, без рук и в бесконечное мировое пространство, а не засасывающее женское лоно... *** - Будь добр, Джонни, не пялься на меня так, - насмешливо говорит Себастьян. Ватсон выныривает из воспоминаний. - А то меня кастрируют, если случайно узнают, - добавляет полковник, привычно щуря глаза на сигаретный дым, ползущий от глубокой затяжки по лицу вверх. Вот в этом привычном прищуре Ватсон совершенно уверен, хотя знакомые зеркалки прячут светло-синие зеркала полковничьей души. - Кастрируют? – слегка ошарашенно повторяет Джон. - Не знаю, как твой гений, а мой - ревнив до крайности. И до той же крайности изобретателен в игре «испорти-Морану-все-что-только-можно»... Положительно, сегодня у Джона день откровений. - Себ?.. - М? – тот оборачивается и чуть приподнимает брови. – О, вот только не говори, что гениальный детектив не рассказал тебе, кто у криминального консультанта на побегушках! - Он не говорил, что ты с ним спишь, - несколько растерянно парирует Ватсон. - Ну... с ним хрен заснешь... Джон коротко смеется и мотает головой. Себ – как всегда. - Значит, поговорить... Моран чуть заметным кивком показывает на скамейку в довольно густой тени. - Пошли присядем, Джонни-бой. Очки Себастьян так и не снимает, хотя знает, что Джона это раздражает. - Значит, ты... на побегушках у Мориарти? – первым спрашивает Ватсон. - Можно и так сказать. - Доволен? - Не жалуюсь. Ты вон, бегаешь побольше моего точно, но, кажется, тоже не особо против? Джон согласно кивает. А что? Да, он бегает, наверняка, куда больше, чем снайпер. И да, он доволен своей жизнью, черт возьми! - Ты, конечно, морду делаешь кирпичом, как всегда... – негромко говорит он. – Но выглядишь... счастливым? Джон не хотел, чтобы это прозвучало вопросом. Но это вопрос. Себастьян улыбается. И снимает очки. И Джон понимает: да, он счастлив. И чувствует мгновенный укол ревности. Странно, но правда, ревности. И непонятно, к чему, к кому или кого он больше ревнует. То ли Себа к его психованному боссу. То ли к тому, что Морану удалось пробиться сквозь броню – и так безбоязненно и безбашенно отдаться в руки сумасшедшего. То ли к тому, что чувство... взаимно... да, иначе Себ не выглядел бы счастливым... То ли к тому, что сам Джон все никак не может изжить в отношениях с Шерлоком – хотя какие там, к едрене фене, у них отношения, если детектива он ни с какой стороны, кроме как блогер и друг, не интересует! – и все же... изжить столь легкомысленно... столь привычно брошенное: «Я – не гей!». Это он-то не гей? После того, что было с Себом? Моран негромко кашляет: - Джонни-бой, я не шутил. Меня, нахер, без яиц оставят, если что... Не пялься так! - Он что, за тобой постоянно следит, что ли? – огрызается Джон. - А тебя после старшего братца твоего гениального... друга... тотальный контроль еще удивляет? - Да нет... Теперь улыбаются оба. Себастьян достает следующую сигарету, прикуривает, пряча в ладони огонек зажигалки и пускает в чистое небо почти прозрачную струйку дыма: - А теперь, давай таки поговорим, кэп. Он закидывает ногу на ногу и снова прячет глаза за темными очками. - Скажи честно, Джонни, тебя не заебало? Джон пожимает плечами: - Что именно? В этом мире полно вещей, которые меня заебали... - Игры наших драгоценных психов не надоели? Ватсон молчит. Надоели? Что не скажи, все будет не совсем правда. - Извини, кэп, но мне хуй класть на твоего, пусть хоть свихнется. А босс зол, и сильно, так что такой вариант тоже возможен... - А что тогда разговор завел? – спрашивает Джон, чувствуя, как каменеют на лице желваки. Если Мориарти решит довести Шерлока... И не его ли самого в последний раз трясло от страха, что гениальный мозг задымится на холостых оборотах? - Да есть у меня подозрение, - спокойно сообщает Себастьян, - что очередной ставкой будешь ты. А я терпеть не могу отстреливать своих бывших. Такое переварить трудно. И ему тоже, про себя добавляет Джон, глядя на полковника, подставившего лицо слабому английскому солнцу. - Честно, даже не знаю, что тебе и сказать, Себ... Спасибо, конечно... - В зад себе свое спасибо засунь, поглубже, - все так же размеренно говорит Моран. - Тебе ничего в зад не засунуть? – вспыхивает Джон. Себастьян смеется: - Парень-огонь, вы гляньте! Джонни, тебе определенно не помешает... - Себ! Тот примирительно вскидывает руку ладонью вперед, хотя еще с минуту беззвучно ржет. А потом улыбка исчезает, как будто стертая с лица. - Твой красавец моего красавца кое-чем сильно достал. Ну просто конкретно достал. - Может, поделишься, чем? - Сам выбивай. Я же выбил... - Это твой совет? Моран усмехается. - Нет, Джонни-бой. Мой совет – заставь своего чувака прийти на свидание, когда ему его назначат. И еще мой совет, - Джону кажется, что светлые глаза жгут его даже сквозь непроницаемое стекло очков-авиаторов, - побереги плечо. Ветрено будет, застудишь в два счета. Так что, утепляйся, ну не знаю, шарфиком, что ли, замотай... Себастьян поднимается, лениво потягиваясь. - Ладно, пойду я, кэп. Рад был повидаться. И уходит, не дожидаясь ответа. Как всегда, думает Джон.