Темница моего разума

      Сразу после ухода Рауля мадам Жири отправила Мэг на кухню, чтобы остаться наедине с Кристин. — Кристин, я знаю, насколько травмирующей была для тебя прошлая ночь, — начала она, — и насколько тебе неприятно говорить о случившемся. Поверь мне, я бы не стала надоедать тебе с вопросами, если бы это не было необходимо. Но то, что сказал сейчас виконт, меня обеспокоило. Он упомянул, что ты что-то делала, очевидно со… Своим похитителем, что-то, что он считал отвратительным. Мне нужно знать, Кристин, и тебе не должно быть стыдно, так как то, что случилось, не было твоей виной, но, пожалуйста, расскажи мне правду, он… Я имею в виду… Призрак… Дотрагивался до тебя в неприличном смысле или набросился на тебя? — Нет! — твёрдо сказала Кристин, будучи шокированной тем, что мадам Жири ожидала от её Ангела. — Конечно же нет! Мой Ангел никогда бы этого не сделал! Он никогда не сделает мне больно! — она покраснела от стыда, вспоминая, как предполагала, что он сделает тоже самое, а конкретно — изнасилует её. Как она могла такое о нём подумать? Правда, он пытался заставить её остаться с ним, но… Он не просил ни о каких проявлениях любви. Она была инициатором этих поцелуев, не он. И почему-то она чувствовала, что он никогда бы не позволил себе сделать что-то такое сам.       Мадам Жири подозрительно её оглядела. Пока она думала, что Кристин говорит правду, что Эрик не поднял на неё руку, девушка была смущена и покраснела, поэтому, что-то наверняка случилось, что-то, что виконт считал отвратительным. Что бы это могло быть? — Я верю тебе, — сказала она Кристин, — но виконт упомянул что-то, что ты сделала ради него, что-то, что могло быть неприятным. И у меня предчувствие, что это связано с человеком, которого ты называешь своим Ангелом. Мне нужно это знать. Кристин, пожалуйста!       Она взяла руки Кристин в свои и успокаивающе погладила. — Я не любопытствую, — заверила она молодую женщину, — я о тебе беспокоюсь. Пожалуйста, расскажи мне, что произошло между тобой и Эриком! — Эриком? — глаза Кристин расширились. — Кто такой Эрик?       Мадам Жири закусила губу. Как она могла так расслабиться и выдать имя? Она не планировала признаваться Кристин, что знала о нем больше, чем подозревали многие люди. Но теперь её слова нельзя было вернуть назад. — Это его имя, — проворчала она, — имя Призрака.       Кристин улыбнулась. Она только что узнала кое-что новое о своём Ангеле! — Эрик, — прошептала она. — Какое сильное, красивое имя! — она повернулась к мадам Жири, как только её осенило. — Вы его знаете! — упрекнула она женщину. — Вы всегда его знали!       Мадам Жири отвела взгляд. — Да, — призналась она в смущении. — Я его знала… Когда-то. Но, Кристин, ты не ответила на мой вопрос. Что произошло между вами, что виконт нашёл таким отвратительным? Что Эрик сделал с тобой?       Кристин покраснела ещё сильнее. Она совсем не хотела говорить об этих поцелуях. Это был её секрет. Её и её Ан… Эрика. — Я обещала остаться с ним, — в конце концов призналась она, — чтобы спасти Рауля. Мой Ангел… Я хочу сказать, Эрик, пообещал отпустить Рауля, если я останусь с ним.       Мадам Жири побледнела. — Он угрожал тебе? — возмущённо спросила она. — О, моя бедная, бедная девочка! Это, наверное, было ужасно!       Кристин подумала о прошлой ночи. Да, часть её была ужасной. Она была так испугана и смущена, когда оба мужчины говорили с ней, пытаясь повлиять на её выбор: Эрик, обещая убить Рауля, если она не останется, и Рауль, говорящий, что он в любом случае умрёт, если она выберет Эрика. Это её действительно испугало, когда они оба пытались склонить её на свою сторону, оба кричали на неё, и она стояла между ними, напуганная до смерти, боясь, что ситуация может ухудшиться ещё больше.       Но затем, когда она наконец решила… Нет, Кристин покачала головой. Ничего больше не было страшным, пугающим или смущающим. Как только она решила остаться со своим Ангелом, всё сразу стало ясно. Это было таким облегчением, так как она тут же поняла, что именно нужно сделать и ради него, и ради себя. Мысль остаться с ним перестала быть такой страшной, она только знала, что должна была его убедить в правдивости своего решения, и было как-то естественно надеть на палец кольцо, подойти к нему и поцеловать его.       Кристин снова улыбнулась, вспоминая об этих поцелуях с ним. Было так правильно поцеловать Эрика, эти поцелуи были очень, очень особенными.       Как только Кристин поняла, что мадам Жири всё ещё в шоке глядела на неё, она быстро объяснилась: — Он, по правде говоря, не имел этого в виду, Вы знаете, он отпустил нас в конце. Я думаю, что он был в смятении и не знал, как разобраться в ситуации. Для него это тоже было трудно, наверное, — она вздрогнула. — Он только-только спасся от смерти. Он наверняка видел всех этих жандармов в здании и, кажется, знал, что был в огромной опасности. Разве было так удивительно, что он чувствовал, что Рауль, придумавший эту западню, ему угрожал, и поэтому он изо всех сил старался укротить своего врага?       Мадам Жири удивлённо посмотрела на Кристин. Это была не та реакция, которую она ожидала, и она была не уверена, как ответить.       Кристин вдруг вспомнила что-то ещё. — Вы ведь знаете его, — напомнила она мадам Жири, — Вы слышали… Я хочу сказать, он бы дал Вам знать, если...? Он в порядке?       Мадам Жири ахнула. Эта девушка когда-нибудь прекратит её удивлять? — Ты о нём беспокоишься? — мягко спросила она. — После всего, что он натворил?       Кристин кивнула, отводя взгляд, чтобы скрыть смущение. — Я только теперь понимаю, что его можно винить во всём только отчасти, — объяснила она. — У него наверняка с рождения была тяжёлая жизнь. Я думаю, что каждый ребёнок нуждается в любви и внимании, в том, чего его мать не хотела ему дать, поэтому он наверное и решил, что из-за его лица его никто не полюбит. Это так грустно! Это не его вина, что он так выглядит. Он ничего не может с этим поделать. Он такой умный, яркий, одаренный человек. Подумайте о прекрасной музыке, которую он написал, об этих запоминающихся мелодиях, выражающих любовь и желание между Доном Жуаном и Аминтой!       И снова Кристин стала размышлять, было ли бы ей так трудно полюбить её Ангела, если бы она знала всё, что знает о нём сейчас.       Кристин опять посмотрела на мадам Жири. — Пожалуйста, мадам, — умоляла она, — если Вы знаете хоть что-то о нём, если он спасся от пожара, пожалуйста, скажите мне! Я клянусь, что не расскажу никому другому, даже Раулю. Я больше никогда не предам моего Ангела.       Мадам Жири покачала головой. Кристину явно бы не успокоила новость, что Эрик на пороге смерти. По поведению девушки можно было догадаться, что она сочтёт всё своей виной. Она не могла сейчас обременять Кристину этой мыслью. — Я честно не знаю, — поэтому соврала она, и, добавляя часть правды, продолжила. — Он со мной не связывался после… Пожара.       Лицо Кристин вытянулось. — Но если, — прошептала она, — если Вы свяжетесь с ним, Вы… Вы скажете ему, что я сожалею и ни в чём его не виню? Что теперь я всё понимаю?       Мадам Жири обняла Кристин. Какой же запутанной была ситуация! Кристин, очевидно, всё ещё имела какие-то дружеские чувства к Эрику, даже несмотря на то, что он пытался заставить её остаться с ним, в то время как мысль об её отказе могла бы убить его. Как бы ей хотелось, чтобы она могла предотвратить эту ситуацию и боль, причинённую им обоим!

***

      Прошло несколько дней, и, благодаря отвару Надира, температура Эрика снова медленно вернулась в норму. Но Надир и Дариус были обеспокоены тем, что их друг всё ещё не приходил в сознание. Эрик нормально дышал, его сердцебиение было стабильным, в какой-то момент он даже открыл глаза, но он даже не смотрел на мужчин, зрачки не фокусировались, и оба встретились лишь со слепым взглядом, и, что бы они не пробовали, Эрик никак на них не реагировал.       Надир нахмурился. У него было плохое предчувствие из-за такого развития событий. Он смутно припоминал, что читал где-то об аналогичном примере болезни, и знал, что такое состояние очень опасно. Эрик целыми днями толком не ел. Они с трудом сумели заставить его проглотить лекарства и воду, но было, естественно, слишком рискованно давать ему твёрдую пищу. Шанс, что Эрик подавится ею, был слишком велик. Но если его состояние не изменится, сколько ещё он смог бы продержаться без еды?       Надир знал, что его ограниченных познаний в медицине не достаточно, чтобы правильно лечить Эрика. Поэтому он отправился в Национальную Библиотеку и прочитал нужную литературу. Эта болезнь, видимо, называлась кататония, узнал он, и она могла быть вызвана депрессией или травмирующими событиями. Это означало, что пациент уходил в своё собственное подсознание, закрываясь от внешнего мира, приносящего боль. К огромному ужасу Надира, ничего особенного, кроме того, чтобы попытаться стимулировать больного и заставить его вернуться во внешний мир, нельзя было сделать.       Он вздохнул. Что он мог сделать для того, чтобы Эрик захотел вернуться во внешний мир? Может быть, если бы мадемуазель Дааэ смогла бы прийти и помочь ему заботиться об Эрике, её присутствие бы помогло, но Надир знал, что никогда бы не смог просить её об этом. Что бы ещё могло вывести Эрика из ступора? Музыка? У Надира вообще не было музыкальных способностей, несмотря на его огромное почитание этого вида искусства. Поэтому он не смог бы спеть для Эрика или сыграть для него на инструменте.       Когда он обсудил ситуацию с Дариусом, его слуга тоже растерялся. К тому же они оба поняли, что всё, что бы они не попробовали, чтобы вернуть Эрика во внешний мир, могло бы закончится тем, что их заметят соседи. Они бы не могли приносить в дом охапки цветов, чтобы попытаться пробиться к сознанию Эрика с помощью запаха, не вызывая подозрений. Если бы они попытались сделать это музыкой, всё стало бы гораздо хуже. — Его дом! — вдруг вспомнил Надир. — Мы должны попытаться вывезти Эрика туда. В тот загородный дом, который он унаследовал от матери. Он достаточно уединенный, и поэтому мы можем не бояться, что его найдут власти. Это всего лишь в пяти минутах ходьбы от центра деревни, и единственный соседский дом, отгороженный лишь кустом, принадлежит его крёстной. Это идеальное место. Сад огорожен, никто не заметит Эрика, если мы выведем его на улицу, чтобы заставить его послушать пение птиц и стрекотание кузнечиков и цикад, вдохнуть аромат цветов, почувствовать ветер и солнечные лучи, триумф природы. Это лучший выбор!       Дариус засомневался. — Но эта соседка… Она разве не догадается, что мы здесь? — обдумывал он. — Она может быть и является крёстной господина Эрика, но значит ли это, что она не захочет сдать его властям?       Надир покачал головой. — Я в этом сомневаюсь, — сказал он своему слуге. — Эта женщина очень предана Эрику. Помнишь, я приезжал к ней несколько лет назад, когда Эрик прочитал в газете, что его мать умерла, и они искали наследника? Тогда он попросил меня поехать в его родной город, Бошервиль, и уладить все проблемы. В завещании его матери было написано, что раз у неё нет больше родственников, то всё её имущество должно было перейти к её сыну, который уже несколько лет как считался пропавшим. Если бы были доказательства его смерти, то всё должно было перейти к её дорогой подруге Мари. Ну, я говорил с этой Мари, и, поняв, насколько предана она всегда была Эрику, я рассказал ей всё, что о нём знал. Затем она рассказала властям, что она получила весточку от Эрика, и что он всегда будет владельцем поместья родителей, но что он попросил её улаживать все дела в его отсутсвие. Я уверен, что мы можем уговорить её помочь нам, попросив её изобразить, будто она сдаёт мне дом на несколько месяцев, так как мой заболевший родственник нуждается в свежем воздухе для выздоровления, или в чем-то вроде этого.       Дариус кивнул. — Мы обязательно должны попробовать это, — признался он.       Надир тут же сел и написал два письма: одно для мадемуазель Мари Перро, возвещавшее о его скором прибытии, и другое для мадам Жири, в котором он просил её встретиться с ним снова, так как ему нужно было рассказать ей что-то новое.

***

      На следующий день мадам Жири и Надир снова встретились в Люксембургском саду. Мадам Жири нервничала. Она взволнованно ждала новостей о состоянии Эрика, и когда она заметила Надира и увидела выражение его лица, её сердце чуть не остановилось. — Он...? — спросила она дрожащим голосом.       Надир вздохнул и снова повёл её в тихий уголок парка. — Нет, — сказал он ей, — но это хуже, чем смерть, — и он начал описывать состояние Эрика и решение отправить его в его родную деревню Бошервиль в попытке вернуть его во внешний мир.       В глазах мадам Жири застыли слёзы. — Бедный, — вздохнула она. — И всё потому, что он так сильно любил Кристин!       Надир повернулся к ней. — К слову о мадемуазель Дааэ, — начал он. — Сумели ли Вы узнать что-либо от неё? Что… — он был в нерешительности. — Когда Эрик всё ещё был в горячке, — попытался объяснить он, — он промямлил несколько слов. Большинство были такими неразборчивыми, что я их не понял, но я отчётливо слышал, как он произнёс слова «ненависть» и «кончено». Поэтому я пытаюсь понять, могло ли что-то случиться между этими двумя, что заставило мадемуазель Дааэ ненавидеть его? Сделал ли он что-либо… Непростительное… С ней?       Мадам Жири покачала головой. — Я тоже этого боялась, — призналась она. — Но Кристин уверена, что он не сделал ей больно. Во всяком случае я узнала, что он пытался заставить её остаться с ним, каким-то образом угрожая её жениху, виконту. Все закончилось тем, что она пообещала ему остаться, но затем Эрик отпустил их обоих, — после короткой паузы она добавила, — у меня не складывается ощущение, что она его ненавидит. Напротив, она пыталась оправдывать его поступки, и даже беспокоилась о нём. Нет, конечно я не рассказала ей о его состоянии, — тут же заверила она Надира, — в её нынешнем эмоциональном шоке она бы наверняка посчитала всё это своей виной. Я сказала, что я совсем ничего о нём не знаю. Возможно, так даже лучше.       Надир кивнул. Конечно, мадам Жири была права. Даже если бы Кристин, которая была сейчас в безопасности, сумела бы каким-то образом его простить и даже надеяться на то, что он будет в порядке, он не мог бы себе представить её вступающей вновь в контакт с Эриком. Даже если и казалось, что она не имела к нему неприятных чувств, необходимость встретиться с ним возродила бы плохие воспоминания. Мадам Жири, наверное, была права. Она лучше знала девушку. Если она думала, что молодая женщина могла бы почувствовать себя в ответе за состояние Эрика, — хотя, в какой-то степени она и была — то это абсолютно точно было лучшим, что они могли сделать, чтобы всё скрыть, даже несмотря на то, что это обрекало Эрика на смерть.       Мадам Жири на секунду засомневалась. — Можно мне...? — спросила она. — Увидеть его?       Надир на минуту задумался об этом. Возможно, визит старой подруги возымел бы положительный эффект на Эрика. Поэтому он кивнул. — Пожалуйста, пойдёмте со мной, — предложил он. — Большинство моих соседей должны быть на работе в это время дня, а дети должны быть в школе. Поэтому для Вас не так трудно будет пройти незамеченной. Если кто-то увидит Вас, то Эрика могут найти, может пострадать ещё и Ваша репутация…       Мадам Жири чувствовала, что Эрик в самых надёжных руках. Мужчина действительно подумал обо всём!

***

      После короткой прогулки они добрались до дома Надира. Он уверился, что мадам Жири не заметили, пока она входила в дом с ним, и быстро довёл её до своих апартаментов. Он показал мадам Жири гостевую спальню. В попытках вернуть Эрика во внешний мир они с Дариусом одели мужчину и удобно усадили в кресло.       Мадам Жири ахнула, увидев своего старого друга. Она практически не узнала его. Эрик сидел немного сгорблено, слепо глядя вперёд. Исчезла его всегда ровная, прямая осанка, его слегка заносчивое выражение лица, его умный взгляд, и не было никаких признаков узнавания, когда мадам Жири вошла в его поле зрения. Даже несмотря на то, что Надир объяснил ей его состояние и подготовил её к тому, что она должна увидеть, она была шокирована. — О Эрик, — грустно прошептала она мужчине в апатии. — Я так сожалею! — она отвернулась, тщетно пытаясь скрыть слёзы. Она была уверена больше, чем когда-либо в том, что не должна была рассказывать Кристин о судьбе её Ангела. Ей самой было тяжело видеть, как прежде такой энергичный человек превратился в столь жалкое зрелище. Насколько хуже было бы для Кристин увидеть его таким, для бедной, сочувствующей Кристин, когда она уже и так извелась чувством вины за то, что не поняла своего Ангела лучше, за то, что не могла помочь ему.