american trash

Прошлая неделя прошла обыденно: пока я помогал Гарри стать уверенней, сам терял свою уверенность. Она пролетела бы так же незаметно, как и все остальные двадцать восемь учебного года, если бы я не напился как последний алкаш. Отголоски памяти в моей голове все еще были, но самые важные вещи, например, как меня зовут, я забыл. И сейчас я слонялся по пустой улице, пытаясь найти свой дом. Единственное, что я помнил на все сто с лишним процентов — это был Гарри; все, что было с ним связанно: каждый шаг, каждое слово, любое действие, часть характера и остальные маловажные вещи. Он так въелся мне в память, что не смог уйти с остальной. Не теряя времени, я развернулся в противоположную сторону и быстрым шагом направился к дому лучшего друга (благо я все еще помнил, где он живет). Пройдя пару кварталов, я увидел перед собой знакомый дом, где на крыльце сидел мой друг, имя которого я тоже благополучно забыл. — Эй, — я открыл калитку. — Как меня зовут? Да, и тебя как? — Чувак, я не помню ничего, даже как я тут оказался. — он устало поднял голову и посмотрел на меня. — Это, что, мой дом? — Похоже, что меня амнезия задела совсем немного, в отличии от тебя. — я подошел ближе. — И как же ты думаешь все узнать? — Да, никак. — он отодвинулся, освобождая мне место. — Как-нибудь само вспомнится. Я сел рядом и посмотрел на противоположный дом. Мою память начало прошибать и я вспомнил, как зашел за ним в тот злополучный вечер, когда вечеринка уже началась, а мы опаздывали на минут тридцать. Тогда я вспомнил, что крикнул ему: «Лиам, черт тебя побери, ты как баба!» — Лиам, твою мать! — я проорал это, наверно, на всю улицу. — Я вспомнил как тебя зовут! — Я же сказал, само вспомнится. — Лиам пожал плечами. — Сколько же мы бухали, что настолько все забыли? — Видимо, весь вечер, всю ночь и все утро, а потом упали по дороге домой, тогда-то, наверно, и вышибло память. — я развел руки в стороны. — У нас временная амнезия. — Да? А я, вот, так не думаю. — парень сказал как выплюнул. — Ты помнишь, хоть что-то, а мне всю память отшибло. Ах, да, теперь я знаю свое имя и дом, в котором живу. — Вернется когда-нибудь. — я уже хотел уходить. — Посиди тут, повспоминай, а я пойду узнаю свое имя. Я, махнув рукой, встал и пошел к дому Гарри. Я много раз подвозил его на своей машине (эта часть памяти возвращалась ко мне по мере приближения к цели), но ни разу не заходил в его дом. Он попросту не хотел пускать меня; вечные отговорки. Уже у его дома, я вспомнил, что должен был встретиться с ним сегодня в нашем любимом городском парке ранним утром. — Блядь, о чем только думал? — я сорвался с места и побежал вдоль дороги. Больше никогда не буду так бухать (все те же временные обещания, которые рассеиваются через пару недель, когда накануне новая вечеринка). Во всяком случае, кормить себя обещаниями — утверждаться в том, что есть сила воли. Я уже не ожидал встретить его, когда весь запыхавшийся и уставший от бега подошел к нашей скамейке. Он лежал на ней и смотрел куда-то в сторону цветущих сорняков на большой клумбе. Я выдохнул, собираясь с мыслями и прокручивая все возможные варианты (даже тот, где он обижается на меня и мы не общаемся несколько недель), и осторожно дотронулся до его плеча. Гарри тут же дернулся и сонно перешел из лежачего состояния — в сидячее. — Я уже хотел уходить… — он опустил взгляд на свои руки спешно спустил рукава. — А, впрочем, я очень рад тебя видеть. Что-то не так? — Проблема в том, что я не помню своего имени, да, и вообще почти ничего не помню. — я сел рядом и почесал лоб. — Луи Уильям Томлинсон, давай пойдем к тебе домой, ты же не против? — он начал говорить медленно и четко, стараясь не подшучивать и вести дальше обычный диалог (может, это мне в нем и нравилось). Я кивнул, и мы одновременно поднялись со скамейки. Он взял меня за руку и повел в сторону моего дома (я надеялся на это), рассказывая все то, что произошло между нами. Я внимательно слушал, не останавливая его; и не важно: помню ли я все это или же нет; просто было приятно слушать его голос. Многие люди любят преувеличивать некоторые свои или чужие действия, но Гарри к ним не относился (это была еще одна причина, почему я не избил его за углом вместе с Зейном). Когда Гарри закончил рассказывать правдивые истории, мы уже почти подошли к моему дому. Я не сразу его вспомнил, возможно, это была слишком большая нагрузка для моего мозга сейчас, но, не придав этому ни малейшего значения, я отпер дверь. Внутри пахло свежим воздухом (дом проветривался больше двенадцати часов, потому что я, забывчивый человек, даже если не брать в счет мою амнезию, не закрыл все окна перед уходом). Благо, никто не обчистил его, ведь я так же не запер входную дверь. — Что будешь? — быстро сориентировавшись в пространстве, я нашел кухню и поставил электрический чайник. — Только чай. — он сел за стол. — Ты вообще когда-нибудь ешь? — это вызвало на моем лице нахмуренные брови. — Я ни разу не видел, чтобы ты ел. Даже в школьной столовой ты покупаешь себе еду, а потом скидываешь ее в мусорный бак. Что ты делаешь, Гарри? — Прости меня. — он опустил голову. — Ты же знаешь, что можешь мне рассказать все? — я поставил две кружки на стол. — Так, давай, сейчас самое время. — Луи, обещай, что никому не скажешь? — он взял мою руку. — Я на диете. Не то, чтобы я гнался за фигурой как у анорексиков… Мне немного нужно похудеть. — Да, ладно. — я улыбнулся. — Главное — чтобы с тобой потом было все в порядке, а так… Худей на здоровье. Я заметил проблеск в глазах и отпустил его руку; она была теплой, а я совсем не хотел этого делать, но отключившийся чайник думал только о себе. Если, конечно, бытовые приборы могут думать. Когда чай был разлит по кружкам, а мы дружески беседовали на различные темы, в дверь постучали. Я, вполне радостный из-за веселых шуток Гарри, скорее пошел открывать ее. — Ах, ты сука! — на меня налетел с кулаками Зейн. Он херачил меня по лицу, после того, как я упал от неожиданного удара. — Да, блядь, какого хуя? — я схватил одну из его рук, а вторую не мог найти из-за крови на глазу. — Съебись, сука, с меня! Зейн резко встал и пнул меня в живот, от чего я почувствовал вкус крови и тут же выплюнул ее. — Блядь, зачем? — я согнулся на полу. — Ты врываешься ко мне в дом и избиваешь без всяких объяснений? Чувак, даже в твоей компании такого не делают. Хули случилось? Он обошел меня и прислонился к стене, ударив ее пару раз. Я попытался приподняться, но у меня получилось только сесть: живот не переставая болел от любого движения телом. Зейн скатился по стене и сел рядом, схватившись за голову. — Что с Лиамом? — он стукнул меня в плечо (этот жест, у нас на районе, был равносилен слову «прости»). — Этот уебан нихуя не помнит. — Да, бля, думаешь, я помнил? — я отвернулся. — Лиам не избранный, знаешь? — Мне похуй, честно, на тебя. Хоть, блядь, ты кишки из себя достанешь. Мне похуй. — он был слишком агрессивен (я уже научился определять агрессию по тону голоса). — Тебе рожу начистить или ты нормально ответишь? — Да, пожалуй. — я усмехнулся. — А вообще, этот придурок сам виноват, что так напился. — Еще раз назовешь его придурком, то я, блядь, уже не сдержусь и в дерьмо тебя изобью. — он схватил меня за перед воротника и притянул ближе. — У вас там что, мутки? — я рассмеялся ему в лицо. — Сука! — он ударил меня в нос. — Мы еще, блядь, встретимся. — Да, пошел ты! — я схватился за кровоточащий сломанный нос и показал ему неприличный жест. — Л-луи? Боже мой, Луи! — Гарри подоспел в ту же секунду, как Зейн скрылся за углом. — Эй, это из-за меня? — Да, не, это так, наши стычки. — я убрал руку с носа. — Тащи аптечку. — Х-хорошо, потерпи еще чуть-чуть. — Гарри спешно ушел в ванную, а вернулся уже через минуты три с аптечкой в руках. — Скажи, когда сильно будет щипать. — С-с-с-сука, этому пидору уж точно не поздоровится. — я ударил кулаком в пол. — Верю. — кудрявый продолжил обрабатывать раны. — Сейчас будет немного больно. Тебе нужно поставить нос на место. — Похоже, Зейн еще не сильно меня ебанул. — я скривился от боли, которая постепенно стала утихать. — Полегче, бля! — Прости… — Гарри, присев рядом, положил свою голову мне на плечо. — Эй, мы же, блядь, друзья? — я толкнул его. — Так, хули делаешь? — Мне просто холодно, — он отстранился. — Очень холодно. — А, похуй, ложись. — я надавил на него, а он медленно поддался и лег на мои ноги. Его теплая рука лежала на моем колене и поглаживала его, заставляя меня покрываться приятными мурашками. Я улыбался от этого, словно обкурился несусветной хуйни, но мне даже не нужно было ее подавлять. Его красивые волосы проходили сквозь мои пальцы с засохшей кровью. Мне нравился этот момент.