***
Главнокомандующий по окончании весёлого для себя занятия вошёл в комнату, где дремал Люциан. От него пахло душистым мылом, поскольку он не хотел пачкать простыни. Главком аккуратно присел на край кровати и погладил Люциана по бедру, ощущаемому сквозь одеяло. У Моргенштерна был лёгкий жар. — Дурак, — с улыбкой произнёс Молох и осторожно взял генерала за целую руку — коснулся пальцев губами. — Мне жаль, что наша первая встреча… такая. Я не мог отпустить Вельзевула без оказанного почтения. Люциан сонно улыбнулся и насилу приоткрыл глаза. — Я понимаю. Я не хотел подставлять тебя. Прости. Молох помолчал несколько секунд, и его голос немного дрогнул. — Ты думаешь, я этого для тебя хотел? Хотел, чтобы ты калечил себя? Моргенштерн закрыл глаза и тихо засмеялся чему-то своему, испытывая эйфорию от лекарств. — Ты мой муж… А я — твой… Я всё для тебя сделаю. — Ты неисправимый тупица, — Молох поцеловал середину ладони. — Самый большой дурак на свете, — он ласкался к Люциану, как кот, тёрся лбом и волосами о руку. — Отрезать себе руку… Сумасшествие. — Я не хотел подставлять… — Я помню, — прервал его главнокомандующий и от бессилия вздохнул. — Я знаю… Всё знаю. Я не хотел для тебя такой боли. Я отстранил тебя от себя, чтобы не было… боли. А ты её хватил с лихвой. По собственной воле. Идиот, — Молох покачал головой. — Я люблю тебя, — прошептал Люциан. — Жить без тебя было больнее. Это… — он шевельнул культёй, — ерунда. — Да как… Да какого… Люциан, ты бредишь? — опешил Молох и потрогал его лоб губами, пробуя на предмет температуры. У генерала всё ещё был жар. Молох подумал, что заслужил это. Пока ситуация не наладится, он не будет отращивать Люциану руку, чтобы его рана напоминала ему о собственной глупости и самонадеянности. Нельзя было бросать Люциана на произвол судьбы. Да и как можно покинуть того, кто ради тебя готов на всё? В таком случае это слабость самого Молоха — он не доверял генералу в полной мере, и вот что получилось. Возможно, возьми он Моргенштерна с собой, всё было бы даже лучше, чем можно себе представить. — Скорее, идиот я, — вздохнул Молох и губами коснулся забинтованной культи. — Мне никто и никогда не был так верен. Я в тебе ошибался. Я совсем не такой, как ты. Знал бы ты… Впрочем, ладно, — он решил не говорить о десятках случайных измен. — Прости меня, Люциан, — главком очень редко называл того по имени, а потому Моргенштерн вздрогнул. — Прости. Моргенштерн зажмурился и привлёк Молоха к себе, прижал его голову к груди и губами коснулся волос. — Больше не пропадай, — прошептал Люциан. — И тогда я отпущу тебе все твои грехи, — хмыкнул он и тихо засмеялся. — Крест целовать? — усмехнулся Молох. — Потом, — закивал Моргенштерн, хотевший пошло пошутить. — Потом… — и задремал. Молох несколько раз коснулся лица мужчины губами и лёг рядом с ним. Крепко обнял и уткнулся носом в шею. Это чувство было несравнимо с тоской, возникающей, когда обнимаешь подушку. Нет. Здесь совсем иной уровень. Сейчас, если Молох что-то скажет, то его услышат. Каждое слово будет поймано чутким слухом. И это чувство не-одиночества окрыляло главнокомандующего. Он давно не ошибался, а потому забыл, какими беспощадными являются последствия. Как важно просчитывать любой вариант. Нет. Люциан больше не будет его слабостью.Оказия 3: Всё в моих руках
30 апреля 2016 г. в 22:14
Люциан сидел и с лёгкой улыбкой заваривал чай. Голова его была затуманена обезболивающими. Мысли кружились в медленном вальсе. Генерал бы с удовольствием лёг, но он должен завершить начатое.
Взять ситечко, надеть на чашку, засыпать чая, залить кипятком и закрыть крышкой. Проделать так с каждой кружкой, ведь нужен именно свежий и ароматный чай. В воздухе витает лёгкий аромат сладких цветов. Призрачные нимфы парят в этом запахе и тёплыми ладонями касаются лица. Прелестницы в дивных зелёных платьях танцуют и тихонько смеются, снуя между чашек и чайников.
Люциан покачивается, мечтая отключить капельницу. Она стоит рядом и передаёт лекарство к тому, что осталось от руки. Сам генерал сидит на полу рядом с низеньким деревянным столиком, где заваривается чай. Свет кажется ему слишком ярким и раздражающим. Как было бы неплохо, если бы кто-то невзначай разбил люстру. Моргенштерна также раздражает запах нашатырного спирта. Молох натёр ему виски, чтобы тот не потерял сознание. От перебинтованного обрубка на месте руки пахнет лекарствами и свежими бинтами.
На генерале рубашка Молоха, запахнутая, как восточный халат, поэтому Люциану чудится, что это кимоно. Он сидит и улыбается, с прищуром глядя на то, в паре шагов от него Молох кого-то жестоко избивает. Слышится хруст костей. У Молоха очень тяжёлый кастет на пальцах — череп не выдерживает.
— Тебе точно нужен свет? — мягко интересуется Люциан.
— Да, принцесса, я хочу видеть каждый вылетающий зуб этой мрази, — так же деликатно ответил Молох, после чего повернулся обратно к пленнику. — Сукин сын! — и снова удар, после которого противник что-то мычит. Без зубов ему сложно говорить.
Всё так сложилось, поскольку из-за хвоста Люциану пришлось отрезать себе руку. За генералом долгое время следили, и когда он это обнаружил, то стало уже слишком поздно. Видимо, из-за того, что Моргенштерн подобрался к Молоху слишком близко.
Люциан запомнил холодные и внимательные глаза Вельзевула, нашедшего его в толпе. Началась погоня. Моргенштерн угнал мотоцикл и, избежав многих очень вероятных аварий, скрылся за городом. Нашёл заброшенный домик, ворвался в сарай. Он понимал, что если найдётся кольцо, ему конец. Плен или смерть — оба исхода недопустимы. Тогда на глаза Люциану попалась циркулярная пила для обработки дерева. Всё произошло быстро.
Часть руки с кольцом отлетела в сторону, всё оказалось разбрызгано кровью. Люциан не слышал своего крика. Боль пронзила его по всему телу и буквально въелась в каждую клетку. Моргенштерна резко затошнило от мерзкого хлюпнувшего звука, в висках заколотило сердце. Он начал терять сознание и падать, дрожа от страха и пытаясь перебороть его.
Видимо, какая-то связь между ним и Молохом до сих пор существовала (недаром они заключили брак), и тогда главнокомандующий появился самолично. Увиденное шокировало его до глубины души. В нём проснулась животная ярость. Ему было плевать, что перед ним Вельзевул. Сначала он запечатал силы советника Сатаны, а затем — использовал силы, чтобы немного приостановить кровь Люциана.
Он притащил обоих в свою квартиру и начал призывать Вельзевула к ответу. Молох представлял, насколько глубокой становится нора, но его было не остановить. Некому. Люциан был под контролем обезболивающих. Генерал смотрел на это и смеялся. Недалеко стояло ведёрко со льдом, где лежала отрезанная конечность. Конечно! Теперь он в безопасности.
Молох выбивал из Вельзевула дух, срывая свою злость. Советник ничего ему не отвечал, уважая его право на месть. Главнокомандующий не мог убить его, но изуродовать и изувечить — запросто. Люцифера это, конечно же, приведёт в ярость. Но и сам Молох не в меньшей ярости. Радость от встречи превратилась в кровавую бойню. Всё как он любит, если не считать одной мелочи — его любимый супруг сидел не в своём уме и делал то, что ему приказали, ведь как-то нужно было заставить его оставаться в сознании.
Зубы у Вельзевула понемногу отрастали, когда Молох прерывался, чтобы отдышаться.
— Даже в облике человека ты всё так же неистов, — вежливо констатировал советник. — У тебя большой потенциал, но вместо этого ты ведёшь себя, как ребёнок. Я не заставлял твоего любовника калечить себя.
Молох понимал, что если бы не упоминал о кольце в письме, этого бы не произошло. Но это Вельзевула не касалось. Он смачно врезал демону и почувствовал лишь самую малую толику облегчения.
— Он сделал так, потому что он идиот, — прорычал Молох. — Глупый, влюблённый идиот! — и сопроводил реплику ударом. — Которого ты преследовал. Никто не просил вас втягивать в это дело Люциана. Это наши с Люцифером разборки. Моргенштерн здесь ни при чём.
— Ошибаешься, — качнул головой Вельзевул, щурясь, чтобы и дальше различать перед собой Молоха. — Если Люциан будет с нами, то будешь и ты.
— Это ваш план, да? — с презрением кинул главнокомандующий. — Шантажировать меня? Как это по-честному.
— Ты любишь кровь, — пожал плечами Вельзевул. — И несёшь кровь и страдания. Просто пожинай плоды.
— Не зли меня, — тихо произнёс Молох.
По металлу в голосе советник понял, что если скажет ещё что-нибудь, то дела станут немного серьёзнее.
— Люцифер очень хочет склонить тебя к правильному решению, — аккуратно сказал Вельзевул. — Не мы начали эту войну. Войны же не существует без потерь.
— Это не потеря, — кивнул на Люциана Молох. — Это большая ошибка. Ваша большая ошибка. За которую вы ответите, хотите или нет.
— Ты преувеличиваешь, — закатил глаза Вельзевул. — Как только он попадёт в Ад, всё наладится. И даже если он умрёт, то тоже попадёт в Ад. Масштабы не так велики.
— Не так велики? — с ненавистью рассмеялся Молох. — Не так велики, говоришь? — он приблизился к Вельзевулу очень близко и зашептал. — Хочешь, я скажу Слайзу принести циркулярную пилу, и ты расскажешь мне, насколько велики масштабы, Вель. Ты же не трус?
По телу Вельзевула пробежала дрожь, и он нахмурился. Он принял это как провокацию.
— И разозлишь Люцифера?
Молох помассировал виски.
— Это твой единственный аргумент, Вель? Козыри на Люцифере кончаются? — он встряхнул демона за лацканы пиджака. — На что ты способен БЕЗ него?!
Вельзевул усмехнулся и с уверенностью посмотрел Молоху в глаза.
— Лучше сказать, на что я способен с ним.
Главнокомандующий поднялся, взял с кухонной столешницы неподалёку пачку сигарет и закурил. Набрал номер, сказал несколько слов. Через двадцать минут позвонили в дверь.
— Вельзевул, — с наигранной лаской в голосе произнёс Молох. — Кажется, тебе принесли подарок.
Главнокомандующий занёс в комнату бензопилу и положил на пол. Медленно начал снимать плащ, пиджак, рубашку. Разделся до брюк и затянулся сигаретой.
— Позволь поинтересоваться: это то, о чём я думаю? Ты уверен в своём решении? — слегка дрожащим голосом произнёс Вельзевул, начав дёргаться на стуле.
Молох ухмыльнулся, держа сигарету в зубах.
— Я никогда не был так уверен, Вель. А теперь не дёргайся, потому что я хочу, чтобы вся твоя кровь была на мне.
Как только раздался рёв бензопилы, Люциан ненадолго вышел из забытья. Генерал увидел, как вошёл Слайз с магнитофоном и включил кассету с оперной арией где-то на середине. Моргенштерн только потом понял зачем.
Он вздрогнул, когда начал раздаваться мерзкий звук разрывающейся плоти. Кровь брызнула фонтаном по всей комнате. В чай попали бордовые шипящие капли. Вельзевул разразился безумным и пронзительным криком боли, ведь он не мог заглушить её с ограниченными способностями. Молох с молчаливым наслаждением отпиливал ему ногу в районе колена. Совершенно бешеный в лице Вельзевул корчился и вопил в агонии, слыша, как дробятся его собственные кости. Боль обуздала всё его тело, и от неё нельзя было скрыться. Плоть раскрывалась как уродливый бордовый цветок, как бутон розы, сделанный из мяса. Вельзевул был закован в оболочку слабую и беззащитную. Молох с удовольствием этим воспользовался.
Молох выплюнул потухшую от брызг крови сигарету и усмехнулся.
Отрезанная нога лежала на полу, из неё ключом била кровь. Конечность ещё дёргалась.
— Что дальше, Вель? Выберешь сам или мне тебе помочь?
Люциан помнил только этот вопрос. Далее его мягко взял под руку Слайз и вывел из комнаты, чтобы пришить конечность обратно. Секретарь не раз думал, как Молоху повезло, что всё можно свалить именно на него. Правда, чудес демон творить не умел. Прошло слишком много времени с тех пор, как была отрезана рука, поэтому пришить её не представлялось возможным. Процессы гниения оказались быстрее и победили в этой гонке. Слайз просто уложил Моргенштерна спать, пододвинув капельницу поближе к кровати.
За стеной пело восхитительное сопрано, и вопли Вельзевула попадали в унисон. Слайз прошёл мимо, чтобы отнести кружку, где только что был травяной отвар с мёдом. Также секретарь думал, где ему взять и сжечь потом столько окровавленных тряпок. И куда потом бежать от гнева Денницы. Но, как говорил Вельзевул, «стоит попасть в Ад — и всё наладится». Молох решил лично это на нём проверить.