***
— Побочный эффект, да? Так я и поверил тебе, — сердито сопел Люциан, стоя в лифте. Форма на нём висела, так как стала размера на три меньше. Больше восемнадцати генералу дать было невозможно. Молодой и ещё не изнурённый жизнью, он стоял напротив зеркала и панически размышлял, насколько долгим будет эффект. — Почему на тебя тогда Инферно не подействовало?! — вспылил генерал, начав активно жестикулировать. — А? Какого чёрта? Молох стоял по-кошачьи довольный. Сколько масла было в его глазах, сколько удовлетворения в улыбке. Так улыбаются люди, дела которых идут строго по плану. — Может потому, что мы с этим болотом почти ровесники, — хмыкнув, предположил главнокомандующий. — К тому же радуйся: ты бы мог вообще оттуда не вернуться. — Подозреваю, что не будь рядом тебя, так бы оно и случилось. Уж слишком ты счастливый, — произнёс Люциан, щурясь. — Как-то это подозрительно. — Я чист, — наигранно, со спрятанной усмешкой произнёс Молох, поднимая руки. Всё шло как нельзя лучше. — Извращенец, — кинул Моргенштерн. — Ты знал, что всё так и будет. Вельзевул лишь стал дополнительным поводом. — Даже если это и так, хотя у тебя нет прямых доказательств, согласись, что это… не самый плохой вариант. Вместо того, чтобы завести себе молоденького любовника, я привнёс немного своей лепты в общую картину, — хмыкнул Молох, наблюдая, как нарастает число преодолённых лифтом этажей. — Так я для тебя старый? — Люциан встал в позу, не сумев сдержать улыбки. — Сколько тебе лет, говоришь? — Тысяча, максимум — пятьсот, — хмыкнул Молох и прижал генерала к зеркалу, так что ему в поясницу врезался поручень. — Советую тебе схватиться за эту железяку, потому что так тебе будет гораздо удобнее. — В каком смысле? — нахмурился Люциан, и прошло всего несколько секунд, когда лифт резко остановился между этажами, а Молох подсадил его на поручень — и пришлось взяться за прохладную трубу руками. Он рвано вздохнул, когда почувствовал скользнувшую под рубашку руку и горячие губы — на шее. Ненадолго вернувшаяся молодость сделала Люциана более чувствительным и мягким, что приукрасило досуг главнокомандующего. Молох с удовольствием отметил, что к выражению лица генерала вернулся тот налёт неопытности и наивности. Тело стало всё тем же отзывчивым и покорным. Пара умелых поглаживаний, и по телу Моргенштерна уже пробегает дрожь. — Всем плевать на сломанный лифт, да? — на выдохе поинтересовался Люциан, чувствуя, как становится более оголённым под умелыми руками Молоха. Пуговицы расстёгиваются одна за другой. Ещё пара секунд — и дальше их отделяют лишь ремень и ширинка. — Пока в нём я — да, — тихо и глубоко произнёс Молох, влажно целуя ключицы и шею генерала. Люциан вцепился в поручень сильнее, прижатый массивным горячим телом, и задрал голову. Становилось жарко, и стекло за спиной стремительно запотевало. Молох жадно касался губами груди Люциана и плеч, спуская униформу до запястий. Посасывал кожу, пока генерал не начинал скулить, тем самым прося отпустить из-за нарастающей боли. — Ты сейчас такой беспомощный, — промурчал Молох, щурясь и любуясь разгорячённым генералом. — Уверен: твой внутренний садист ликует, — усмехнулся Люциан, обхватывая ногами пояс главнокомандующего и с силой притягивая его к себе. — Я стал моложе, но не глупее. — Я бы всё равно с удовольствием кончил на каждое твоё чувствительное место, — прошептал Молох, с жадностью стаскивая с генерала обувь и брюки. Моргенштерн протестовал, поскольку некуда будет деться, если сломанным лифтом всё же кто-нибудь обеспокоится. Но Молох заткнул его жёстким поцелуем: языком он уверенно вторгся в рот желанного мальчишки и стал неистово кусаться. Люциан ничего не смог противопоставить такому напору, кроме тихих выдохов, которые получились то ли от усталости рук, то ли от боли во рту. Моргенштерн ослабил хватку ногами, а потом вовсе перестал ими стискивать Молоха, когда почувствовал пальцы между ягодиц. Генерал стоял, прижавшись к зеркалу, и дрожал, сводя колени. Как никогда сильно он вцепился в поручень и задрал голову, немного выпятив грудь. Главнокомандующий ловил выдохи и загонял влажные от слюны пальцы глубже, сильнее, губами лаская съежившиеся соски. Люциан был готов рухнуть на пол на подкашивающихся ногах, но жёсткий голос Молоха отрезвил его. — Стоять, — приказным тоном произнёс главнокомандующий, и распалённый Люциан закивал, напрягаясь всем телом и стараясь взять себя в руки. К своему стыду он повернулся к зеркалу и увидел, как неприлично выглядит. — Только не говори мне, что ты и лифт подбирал, — закусывая губы, прошипел Моргенштерн, после чего резко выдохнул: пальцы вошли глубоко и врезались в простату. Чуть не рухнул на пол. — Нет, но это приятная неожиданность, — свободной рукой Молох слегка приподнял голову генерала за подбородок и провёл языком по его щеке. — Маленькая шлюшка, готовая отдаться мне прямо в лифте. — Вообще-то… — Моргенштерн не успел возмутиться, что первым начал Молох, потому что тот снова его предусмотрительно заткнул поцелуем с языком. По телу Люциана вновь прошла дрожь, и он почувствовал тяжесть ниже пояса. Смотреть на себя возбуждённого в зеркале было и невыносимо, и ужасно интригующе. Моргенштерн чувствовал в этом что-то специфическое и ненормальное, но считал, что в деле извращений Молох всё равно его давно переплюнул. Люциан громко закричал, когда Молох проник в него одним уверенным движением и донеслось хлюпанье. Главком заставил генерала коленями упираться в зеркало и поручень, а руки — закинуть себе за шею. Так Моргенштерн в полной мере мог оценить то, чем так нравилось любоваться Молоху. На вид развратным, разгорячённым юношей, желающим с упоением отдаться властному взрослому мужчине. Люциан отводил глаза, как мог, с придыханием отзываясь на каждый толчок и только сильнее сжимая шею Молоха. Генерал часто дышал и двигал бёдрами. Отражение смущало, возбуждало и заставляло негодовать. — Ты мне… в отцы… годишься… — на выдохе прошептал Моргенштерн, затылком вжимаясь в твёрдое плечо главнокомандующего. — Тогда назови меня папочкой, — и ехидно, и требовательно ответил Молох. — Давай, принцесса. — Иди ты нахер, — поморщился Моргенштерн, и грубый толчок заставил его сдавленно застонать. — Боюсь огорчить, но туда пришёл не я, — усмехнулся главнокомандующий. — Ну же, это несложно. Или я починю лифт и отымею тебя уже где-нибудь на этаже… Ты же не хочешь этого, правда? Я бы на твоём месте точно бы не захотел. — Чёртов… мастер… убеждений, — часто дыша, выпалил Люциан, пытаясь свести колени. — П-па… П-па… — Продолжай, — чтобы генерал не смог свести колени, Молох помог ему поменять положение и просто встать. — Давай, принцесса, — и звонко шлёпнул Люциана по бедру, отчего тот вздрогнул и горячо выдохнул на зеркало. Люциан рассматривал в зеркале свой мутный взгляд, взлохмаченные волосы, раскрасневшееся лицо, покусанные губы, покрытую засосами шею… И могучую фигуру Молоха позади, алчно пожирающего его взглядом. Хищного и неудержимого. Тоже взлохмаченного и немного вспотевшего, с развратной ухмылкой на губах. — Папочка, — выпалил Моргенштерн и прижался к зеркалу. Негромко произнесённая фраза подарила Молоху второе дыхание, в котором и не было нужды. Всё чаще он насаживал тесного и горячего молодого генерала, чувствуя, как тот сжимается, напрягается и пытается как-то увильнуть. Чувствовать дрожь в теле Люциана. Вслушиваться в частое дыхание. Уже вне себя от удовольствия, Моргенштерн жался щекой к стеклу, слегка приоткрыв рот, и позволял сперме течь по бёдрам. Каждый толчок Молоха отзывался в нём страстным, чувственным стоном. Молох стискивал зубы и переставал себя контролировать. Он привлёк генерала поближе, заставил выпрямиться, продолжая иметь его. Когти против воли оставили на щеке Люциана глубокие царапины, болезненные и тут же начавшие щипать. Моргенштерн поморщился, сдержался, чтобы не вскрикнуть, и с нажимом переместил руку Молоха с лица на свой член. Молох понял, чего хочется генералу, и истолковал это для себя как поощрение. Он поласкал влажный член Люциана и после — облизал ладонь, попробовав упоительный для себя коктейль. Вскоре главком решил принять наиболее удобную для обоих позу. Мужчина опустился на пол вместе с юношей и согнул ноги в коленях, чтобы тому было удобно опираться. Именно так теперь предстояло Люциану объезжать ненасытного партнёра, но он всё равно не сделал в точности так, как того хотел Молох. Генерал откинулся немного назад, упершись руками в пол, и раздвинул ноги, став насаживаться на твёрдый, крепкий член. Опьянённый удовольствием Молох понял, что Моргенштерн пытался закрыть ему обзор, а потому немного наклонял голову. Люциан выглядел упоительно. Одурманенный страстью главнокомандующий хотел довести его до крика. Он мастурбировал мальчишке, чтобы тот быстрее и быстрее двигал бёдрами. Чтобы пошлые хлюпающие звуки становились чаще. Чтобы этот наглец в беспамятстве кончил себе на лицо. Люциан действительно не контролировал себя. Он громко кричал о том, как ему хорошо, задрав голову. Молох лежал в нирване, испытывая длительный оргазм от зрелища и от звуков. Душистый и юный Моргенштерн с гладкой кожей, ладным, немного вспотевшим телом, сжавшимся сосками, серебрящейся спермой на кончике налившегося кровью члена и пружинящими от толчков яичками. Принадлежащий только ему. Генерал испытывал похожее чувство. Он и раньше подозревал, что его возбуждает и разница в возрасте в том числе. Древний кровожадный демон, для которого десертом на пиру жизни стал именно он. Сильный, опытный мужчина с непокладистым и колючим характером, решительным и жёстким. Властный настолько, насколько это выносимо. Да, неуправляемый психопат. Но его хочется объезжать раз за разом. Потому что, когда всё это закончится, он позаботится о том, чтобы всё было в порядке. Назовёт своим мальчиком. Люциан, обессиленный и обнажённый, почти обмяк на коленях Молоха, когда попробовал поменять позу. У него жутко устали бёдра и колени. Тогда настал черёд главнокомандующего отыгрываться. Он ненадолго отстранился под негромкий облегчённый вздох Люциана, чтобы подхватить его под коленями и продолжить им упиваться уже по-другому. Молох прижал генерала к стенке и с громким хлюпаньем проник в него снова. Люциан вцепился в плечи главнокомандующего и зажмурился, задрожал, умудрившись когтями разодрать мужчине пиджак. Молох с удвоенной алчностью имел юношу, проходясь по не раз целованной шее, поскольку знал, что теперь Люциан — одна сплошная эрогенная зона. Наэлектризованный и заласканный, генерал был вне себя — покорный и горячий. Каждый секс — как последний. — Папочка! — громко выпалил Моргенштерн, и Молох стал вгрызаться в его губы, распухшие и расчувствовавшиеся. Влажный от спермы член Люциана скользил по его животу, и это доставляло дополнительное удовольствие. Его мальчик желает его — так почему бы тому не предоставить желаемое? Не заполнить хорошенько спермой, не отыметь до тех пор, пока ноги не начнут отказываться сводиться? Пока Люциан так развратно кричит и то грязно ругается, то шепчет какие-то ласковые слова, Молох готов дать ему это. Замучить до такой степени, что ещё несколько часов Люциан будет сам не свой. Словоохотливый, расслабленный, счастливый, любимый. Любовь заполнит генерала до краев и одурманит не хуже алкоголя. Залюбленный и заласканный, с блестящими глазами и обаятельной улыбкой, он способен покорить любого. Молох каждый раз с удовольствием попадается на этот крючок.Оказия 5: Лифт
2 мая 2016 г. в 23:20
Люциан стоял перед небольшим резервуаром, похожим на бассейн, с густой чёрной жидкостью, наводившей на него лёгкий ужас. Он редко сталкивался с Инферно в чистом виде, и это его больше радовало. Абсолютно непроглядная чернота, жидкая и липкая. Кажется, что если опустишь голову, то навсегда погрузишься в небытие. Трудно признать, но Моргенштерн почти никогда не сталкивался со смертью. Тем более — с воскресением из субстанции Хаоса, Инферно.
Генерал вёл жизнь осмысленную и осторожную. Конечно, в своё время ему очень не повезло в Средневековье, затем — в Возрождение. Всё происходило быстро и необъяснимо. Но это — Верхний мир, зона людей. В демонической же среде настоящей смерти Люциану так и не досталось. Чтобы, подобно фениксу, восставать из пепла — нет, и неясно, плохо ли это.
Демоны научились управлять Инферно, пусть и не полностью, и сгущать энергию в необходимых местах. В одно из таких мест Молох привёл Люциана, чтобы как можно скорее вернуть тому руку. Чем дольше главнокомандующий смотрел на генерала, тем порой паршивее ему становилось. Такая самоотдача приятна, конечно, но всё же…
— Хватит медлить, — поторопил его Молох.
Вмешался привратник, который следил за источником Инферно.
— Не торопитесь, мой господин. Здесь должна быть полная гармония и настрой на лечение, — подобострастно произнёс он, сложив ладони, и его мантия зашуршала. — Дайте Инферно почувствовать вас и призвать к себе.
— Ерунда какая-то, — покачал главнокомандующий головой и схватил Люциана за руку.
Генерал опомниться не успел, поскольку витал в своих мыслях, как вдруг Молох начал отчаянно торопить его. Дело было в том, что он опасался, что Люцифер узнал их местонахождение. Источники Инферно были дорогостоящими, поэтому хорошо охранялись. Привратник двинулся, чтобы помешать главнокомандующему, но тот посмотрел на него по-волчьи.
— Двинься — и я утоплю тебя в этом дерьме, — процедил сквозь зубы Молох.
— Но… Нельзя так говорить о… — прислужник вздохнул и похолодел. — Если вы убьёте меня, сюда придут в первую очередь. Вы в розыске.
— Спасибо за справку, — язвительно отозвался Люциан, пытаясь не потонуть в чёрной жиже. — Этого-то мы и не знали, — генерал чувствовал жжение в районе культи, и это заставляло его испытывать странные, смешанные чувства.
Всё шло хорошо, конечность восстанавливалась, пока в дверь не стали стучать. Привратник рванулся к ней, но Молох схватил его за шиворот и крепко приложил об стену. Послышался хруст, звук которого заставил Люциана взбодриться и ругнуться.
— Нам конец! Зачем ты и его прикончил?! Это делу не поможет! — зашептал генерал.
— Зато на душе легче, — хмыкнул Молох. — Сейчас сюда вломятся. Судя по возрастающему количеству самодовольства в воздухе, это Вельзевул. Я не настроен на беседы, а потому доверься мне.
— В смысле? — шокированно спросил Люциан.
— В прямом, — уверенно кивнул сам себе Молох. — Сейчас мы нырнем в эту дрянь, так что набери побольше воздуха.
— Ты с ума сошёл?! — засопротивлялся Люциан. — Это безумие!
— Безумие — требовать от меня повиновения, остальное — шалости, — торопливо пробормотал Молох, чувствуя, что время поджимает.
Дверь распахнулась, когда в комнате уже никого не было. Туда и вправду зашёл Вельзевул — со шрамами в районе суставов. Увидев привратника без сознания, он хмыкнул и начал присматриваться. Почувствовать кого-либо энергетически было невозможно: Инферно всё заглушало, а потому демон полагался на интуицию. Глупо думать, что Молох и Люциан могли поместиться в шкафу или под столом. На потолке тоже вряд ли.
Вельзевул встал на колени и опустил руки в жидкое Инферно. Пошевелил ими, не нащупывая ничего, кроме всепоглощающей пустоты. Оно жгло, заживляя его раны и удаляя мелкие шрамы с рук. Демон усмехнулся и стал умываться, мазать шею и локти. Освежившийся, он поднялся и тряхнул головой.
— Что ж, похоже, они всё-таки нашли способ удрать, — спокойно произнёс он, глядя в зеркало. — Я был уверен, что они здесь. Если только они не нырнули в этот бассейн. Не встречал ни одного дурака, что рискнул бы уйти туда с головой. Инферно — оно такое. Может и не выпустить обратно, — усмехнулся Вельзевул и пнул привратника по ноге. — Идиот…
Демон вышел, поправляя идеально белые перчатки. Инферно засыхало и впитывалось — от него не оставалось и следа.