Оказия 23: Мой мальчик
26 августа 2016 г. в 22:31
Люциан восседал на бёдрах дремлющего Молоха и задумчиво жевал подушечку большого пальца. Он чувствовал себя человеком, оседлавшим могучего титана, возжелавшего покоя. Словно древнегреческий олимпийский чемпион прилёг отдохнуть в тени оливы. Палит полуденное солнце, клонит в сон, и он, утомлённый зноем, поудобнее устроился на траве, чтобы насладиться прохладой. После — пришёл Люциан и решил присоединиться. Ему нравилось, каким сильным и одновременно беззащитным выглядит Молох, но впечатление обманчиво. На самом деле он бдителен, как и всегда.
Моргенштерн касается ладонями упругого живота и движет ими вверх, до груди, размеренно поглаживая мужчину — в тишине, не спеша. Если бы Молох был котом, он бы, возможно, замурлыкал. Он устал. Бывший главнокомандующий беспрестанно ищет способ избавить Люциана от ментальных страданий. Как ни спроси, Моргенштерн всё ещё видит осуждающие взгляды Ваала и Венцеслава, которые давно должны были почить с миром.
Люциан ходит по штабу и загадочно улыбается, поручив большинство обязанностей привыкшему ко всему Слайзу. Секретарь тоже немногословен. Встретиться взглядом с бывшим главнокомандующим он так и не может осмелиться: он увидит немой укор за ошибку, которую физически не смог предотвратить. Они оба знали, кто виноват, но спор решился бы не в пользу Слайза.
Люциан больше походит на призрака, чем на действующего военачальника.
Молох ночами на протяжении нескольких недель лежит рядом с Моргенштерном и пытается выудить из его головы воспоминания. Лежит спокойно и неподвижно, согревая жаром тела, и держит ладонь на лбу Люциана — так связь становится особенно тесной. Молох проникает в сознание бывшего генерала и пытается как-то воздействовать на него, но вместо этого видит картины прошлого, которые приводят его в холодную ярость. Люциан говорит, что тени отступают, когда он так делает. И разрешает поступать так очень часто. Улыбается, держа Молоха за сильные руки.
Чем чаще бывший главком снова и снова просматривает болезненные воспоминания генерала, тем невыносимее он делает агонию тех, чьи призраки преследуют Люциана. Он пытается взять немного боли на себя, но безрезультатно — и просто ночами шепчет Моргенштерну, что всё хорошо. В комнате никого нет. Кошмар закончился.
Теперь он всюду водит Люциана за собой — положение последнего это позволяет. Что делает Люциан Моргенштерн на этой встрече? Он главнокомандующий, и этого достаточно. На таких условиях Молох встретился с Люцифером, которого с некоторых пор именуют Сатаной. Он сильно изменился. Настолько, что изменения позволили синякам появиться на прекрасном, благородном лице Вельзевула.
— Мои претензии всё те же, — улыбался лукавый. — Ад мой по праву, и мы оба это знаем.
— Дважды ты выступил против Творца, и ничего не изменилось, — оскалился бывший главком. — Теперь ты можешь только запугивать. Доверия к тебе не будет.
— Доверие? В Аду? Им пренебрегают и на Небесах, так какого дьявола? — шутливо произнёс Сатана. — Ты не у дел, Молох. Я разговариваю с главнокомандующим.
— Извини? — поинтересовался Молох, одарив его враждебным взглядом. — Мне кажется, ты неправильно подобрал слова. Я представляю интересы главнокомандующего, и тебе следует быть повежливее, если хочешь что-то получить.
— Думаешь, сможешь удержать монополию на власть? — усмехнулся Сатана. — Думай так. Просто позаботься о том, чтобы твои розовые очки не упали слишком поздно.
— Непременно, — Молох откинулся в кресле и нащупал холодные пальцы Люциана, сидевшего рядом, — как только почувствую реальную угрозу с твоей стороны, — и его золотые глаза заблестели.
Сатана провёл когтистой рукой по козлиной бородке и прищурился. Молох почувствовал внутричерепное давление, которое переборол усилием воли. Ясно, как Сатана будет набирать сторонников.
— Мы вынуждены считаться друг с другом, — без удовольствия признал дьявол. — Ад не сможет обрести силу, если в его основе лежат распри. Мы можем уладить всё миром и оба обрести могущество.
— Всё звучит прекрасно, — признал Молох и кивнул, — жаль только, что твой мир заключается в том, что я должен тебе присягнуть. В чём проблема? Я разношу таким выскочкам, как ты, голову при первых же минутах разговора, но из-за твоего положения я вынужден тебя слушать. Благодари уже за моё внимание. Заслужи право на мою присягу, — он тоже прищурился. — И постарайся сделать это без покушений на моего супруга.
Люциан закусил губу, когда Молох назвал его супругом. Отвернулся и стиснул пальцы чуть сильнее, очень польщённый. Он прилюдно признал его своим. При самом Владыке. Более официального подтверждения быть не могло.
— Документально, — Сатана принял от Вельзевула несколько свитков и надел очки для чтения, — ты владеешь только Вторым кругом единолично. В остальных случаях твоё влияние очень ограничено. Ты зря играешь с огнём, Молох.
— В остальных случаях влияние разделено между другими князьями, покровительствующими мне. Думаешь, они признают твою власть? — Молох перебирал пальцы Люциана и думал о том, как ему хочется коснуться их губами.
У них давно не было секса, и для бывшего главкома каждое прикосновение было по-своему ценно.
— Я заставлю их меня признать, и тогда у тебя не будет другого выбора, — улыбнулся Сатана. — Извини, но бюрократия играет против тебя.
— Бюрократия, но не случай, — спокойно возразил Молох. — Быть может, ты и получил силу и немного мозгов, но это не значит, что их растеряли остальные князья тьмы. Сделай одолжение: не льсти себе. Стань для меня достойным соперником.
Сатана поднял когтистую ладонь и сжал её. Молох ощутил острое давление в голове, сильнее прежнего, и стиснул зубы в активной попытке сопротивления. Кровь закипела, жилки в висках забились. Боль готова была расколоть голову, но послышался шорох чёрной мантии Люциана — и Молох почувствовал прикосновение прохладных ладоней. Бывший генерал накрыл ими виски мужчины и губами коснулся макушки, после чего красноречиво посмотрел Сатане в глаза.
Дьявол ответил ему тем же взглядом: «ты мне не ровня, что бы ты ни сделал».
Люциан молча улыбнулся, холодно посмотрев на него, и вдохнул запах волос Молоха. Он опустился на своё место после того, как бывшему главкому полегчало.
— Политика — вещь безжалостная, — с ухмылкой подытожил Сатана. — Так получилось, что у меня больше прав на Ад. Я не буду отнимать у тебя кусок пирога. Мне просто будут нужны солдаты, когда это станет необходимо.
— На третий подъем? — насмешливо произнёс Молох, решив покурить и вскоре засмолив. — Почему бы тебе просто не уехать нахер? В Вегасе много отличных казино. Или ты уже наигрался? — он многозначительно посмотрел на потрёпанного Вельзевула с пустым взглядом.
— Сложно отказать себе в полном могуществе, — усмехнулся Сатана. — Я требую от тебя немногого. У тебя нет выбора.
Молох стиснул зубы, обуяв злобу.
— Я не согласен. Я ударю тебе в спину, когда выдастся удобный случай, — и поднялся с кресла, поманив за собой Люциана.
— Знаю. Незачем было озвучивать, — рассмеялся дьявол.
Люциан видел, с каким вызовом Молох смотрит на самого Владыку. Вообще, демону было удивительно наблюдать легенды воочию. Жаль только, что цена за такое зрелище невероятно большая. Молох пытается сделать скидку.
Иногда Моргенштерн не может уснуть и ворочается допоздна — тогда Молох поглаживает его по волосам и мурлычет что-нибудь тихое. Ему тоже не спится, когда его мальчик ворочается. Он проникает в воспоминания, немного уменьшая душевную боль Люциана, и умеряет злость. Мучения Ваала и Рауха услаждают его существо. Он ежесекундно ощущает их агонию — она отзывается глухими криками, на которые настраивается Молох, когда жаждет мести.
Бывший главком мягко касается губами виска Люциана, тесно прижимаясь к мужчине, и дышит им. Люциан такой пряный, почти коричный, и, кажется, даже немного цветочный. Молох наполняет ароматом лёгкие и выдыхает, как затягиваются дорогим табаком. Люциан способен просто на то, чтобы переплести с ним пальцы и стиснуть их. Иногда позволяет погладить себя по животу и внутренней стороне бедра. Молох прекращает, когда чувствует, что бывший генерал начинает сжиматься или дёргаться. Делает это плавно и медленно, как если бы под пальцами находился дорогой китайский шёлк.
Люциан продолжает готовить. В готовке его отдушина. Чем меланхоличнее генерал, тем вкуснее получаются блюда. Будто потеряв способность дарить любовь через секс, он обрёл ту в готовке. Молоху было сытно — и тоже меланхолично. Их связь стала настолько тесной, что бывший главком ощущал отголоски душевной боли Моргенштерна.
«Мой мальчик», — мягко шептал он бессонной жаркой ночью и поглаживал Люциана по волосам, целовал пряди и крепко прижимал к себе.
Моргенштерн чувствовал мурашки по телу и переворачивался на спину, заглядывал Молоху в глаза. Тихо улыбался ему. Тогда бывший главком слегка наклонялся и потирался о его нос своим. Люциан чувствовал горячее дыхание и тянулся к губам, пусть и не сразу. Случался скромный и лёгкий поцелуй, от которого у Молоха стучало во всём теле, у Люциана — в груди. Бывший главком растерзал бы Люциана на месте, заимел бы до онемения, но понимал, что так ситуацию можно лишь усугубить. И обуздывал дикую похоть.
Моргенштерн знал о метаниях Молоха. Не было большего признания в любви от бывшего главкома, чем отказ от наложников. Мужчина терпел. Ждал. Вожделел. Тогда Моргенштерн поворачивался и целовал Молоха подольше, понежнее. Пальцы Люциана на мгновения теплели. Молох нависал над ним и ласкал губы языком, часто и шумно дыша. Как же ему хотелось напиться Люцианом до пьяна. Самый сладкий и хмельной напиток должен играть на языке и бить в голову. Он дурманил разум и поражал сердце.
«Мой мальчик», — проникновенно шептал Молох в поцелуе.
Люциан не подозревал, что главком способен быть таким внимательным и чувственным. Он гладил его тело и в глазах искал ответ на вопрос: что с тобой? Почему вдруг такая перемена? Где тиран с кнутом в руках?
Видимо, Молох понял, что именно кнут сейчас совершенно излишний. Люциану гораздо важнее ощутить себя в тепле и безопасности. Когда Моргенштерн шептал, что тени блекнут и ожидают, что бывший главком не сможет долго развлекаться без кнута и держать себя в узде. Мужчина с удовольствием доказывал обратное. В конце концов, он давно перестал быть животным. Инстинкты Молох оставит недоумкам вроде Люцифера.
А сейчас он слишком занят Люцианом. Самым сексуальным главнокомандующим в истории Ада. До чего же Моргенштерну форма шла к лицу! Со скромной улыбкой и мягким взглядом, Люциан создавал впечатление, располагающее к себе. Задор возвращался к нему очень постепенно. Поначалу Моргенштерн просто ронял случайные шутки, обычно ему свойственные. Тогда Молох понимал, что можно начинать целовать Люциашку и почаще. Молох мог неожиданно преградить бывшему генералу дорогу, чтобы наклонить голову и наградить того влажным и чувственным поцелуем. Кнут подождёт.
Моргенштерн брал Молоха за грудки. Подкашивались ноги. Хотелось наконец отдаться ему, всё существо вопило о том, что должно быть продолжение. Но Моргенштерна сковывал страх ещё не до конца исчезнувших неприятных впечатлений и воспоминаний. Молох не спешил. Он умел ждать. Тысячелетия одиночества его этому научили.
Поцелуи получались долгие, с постепенно нарастающей страстью. Люциан неровно дышал, вожделея своего мужчину, но Молох не смел коснуться его, пока не получил бы точную гарантию — Моргенштерн готов. Бывшему генералу очень хотелось быть готовым.
Он восседал на бёдрах дремлющего Молоха и задумчиво рассматривал его безмятежное лицо. Тихо улыбался. Иногда брал руку мужчины и клал себе на грудь. Тогда Молох открывал глаза, улыбался в ответ и поглаживал Люциана.
— Всё в порядке? — тихо осведомлялся он.
— Вполне, — кивал Моргенштерн и губами касался его пальцев.
Недели спокойной жизни постепенно возвращали его в строй.