Путь Самаэля

— Растолкуй-ка, что это сейчас было, — потребовал Самаэль, сразу же встретив удивленный взгляд Гвидиче. — Изгнание демона, разумеется. Странный вопрос. — Отнюдь. Белиал далёк от геенновской верхушки. Отчего никто из этих олухов, называющих себя экзорцистами, не сумел выселить его? Ну, кроме тебя. Ты олух, который смог. И отчего моё сопровождение должно было помешать тебе? Самаэль терпеть не мог что-то не понимать и начинал приходить в раздражение. Погрузившись в размышления, он не сразу заметил, что они с Гвидиче отошли довольно далеко от храма, где происходил обряд экзорцизма и пришли в какой-то парк. Гаспаре опустился на скамейку в тени деревьев. — Я объясню. Понимаете ли, герр Фауст, экзорцизм не есть простой набор слов и действий. Экзорцизм не колдовство, и это главное, что вы должны запомнить. С помощью одних стихов и предметов можно изгнать только самых слабых демонов, в борьбе с остальными же придётся задействовать разум и душу. Об этом часто забывают, к сожалению. Если экзорцист мыслит о своём оружии, как о волшебной вещи, что своей силой должна изгнать демона, это не будет иметь успеха. Экзорцист всем сердцем, всем существом своим обязан желать избавления человеку и надеяться на силу Бога, без которой не может быть изгнан ни один демон. Гвидиче замолчал, а Самаэль задумался. Не колдовство… И как тогда Риччи может быть экзорцистом вообще. — Экзорцист лишь исполнитель и проводник. — Это звучит абсурдно. Дурные люди не могут быть экзорцистами? — Все мы дурны, а вот насколько… То неведомо даже нам самим. Поймите, герр Фауст, это не система, не арифметика, где дважды два непременно получается четыре. Это отношения двух личностей. И для каждого человека они индивидуальны. Кому-то достаточно сказать несколько слов, и его воля будет выполнена, кто-то обязан погрузиться в обряд с головой иначе не выйдет ничего. Дух дышит, где хочет. Каждый обряд, каждое сражение с демоном это риск, ведь может ничего не получиться даже, если вложить в призыв и в борьбу всю душу. — Погоди, ты только что сказал, что механически это не действует, и вот уже противоречишь сам себе, утверждая, что сработать может по всякому. — В этом и сложность! Запомнить последовательность действий легко. Пункт один, пункт два, пункт три и никаких проблем. Даже обращение с мечом или огнестрельным оружием — простая физкультура и ничего более. Но вы никогда не можете знать наверняка, кому нынче будет дана победа. Я по опыту знаю: вероятность удачного исхода выше, если вкладывать душу и сердце, но даже на это иной раз могут сказать «нет». Самаэль опустился на скамейку рядом с Гвидиче и обескураженно уставился на него. — Ноль гарантий? Гвидиче улыбнулся, словно говоря:«Да, так и живем». — Это чистой воды безумие! Вы просто идёте на убой, не имея ничего, абсолютно не контролируя ситуацию. Это… Это… Бред. Гвидиче продолжал снисходительно улыбаться и смотреть на Самаэля, как на ребёнка, не желающего принимать какую-то простую и очевидную истину вроде того, что небо голубое. — Герр Фауст, успокойтесь. Вы в замешательстве и нервничаете, потому что сейчас не в состоянии что-либо контролировать. Но это нормально. Обстоятельства своей жизни человек может контролировать только в очень малой степени, зато ему подчинён он сам. Его личность, внутреннее состояние. А как раз за этим вы абсолютно не следите. Посмотрите, вы пытаетесь властвовать над тем, что вам не подчинено, но пускаете на самотёк то, что действительно в ваших руках. Немного не разумно, не правда ли? Самаэль некоторое время думал, стоит ли ему обидеться на то, что его действия называют неразумными, но достаточно быстро решил, что с этим стоит повременить. — Отпустите то, что не можете удержать, и не беспокойтесь понапрасну. Гвидиче выпрямился, оперся спиной о спинку скамейки и закрыл глаза, подставляя лицо свежему, легкому ветру. Самаэль некоторое время наблюдал за этой картиной, потом перевёл взгляд на деревья в парке и мгновение-другое смотрел, как воздух играет в их листьях, срывает некоторые и устилает ими пустынную парковую дорожку. Самаэль совсем не заметил, как его гнев и тревожность прошли, а на душу опустилось что-то напоминающее покой и уверенность. — Это счастье, — произнёс Гвидиче, не открывая глаза и, словно отвечая на безмолвный вопрос Самаэля. — Что? — Счастье это покой и мир в душе, вот и весь секрет. Самаэль стянул перчатку с руки и заслонил ладонью луч солнца, подбирающийся к нему. Рука демона с длинными, загнутыми, как у коршуна, когтями выглядела довольно странно и неуместно на фоне этого миролюбивого пейзажа. — И к чему это ты сказал? — Не знаю, — усмехнулся Гаспаре, — мне подумалось, что вам стоит это сообщить. На всякий случай. Если вам вдруг взбредет в голову безумная идея попытаться стать счастливым. Самаэль улыбнулся на нотки юмора, звучащие в голосе его собеседника, и снова надел перчатку, пряча хищные когти. — Каждый раз, когда ты идёшь на битву, ты можешь умереть. Причём, вероятность пятьдесят на пятьдесят. Разве тебе не страшно? Гаспаре открыл глаза и некоторое время молчал. — Страшно. Все боятся. Храбрость заключается не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы перебарывать свой страх и делать, что должен, невзирая на него. Самаэль тоже некоторое время молчал. — Это так странно. Вор, блудник, убийца, лжец могут стать экзорцистами, которые будут иметь успех. Успех, который будет даваться им свыше. Как это вообще можно принять? — Каждый из нас имеет свой собственный букет грехов, но и грехи, как добродетели, индивидуальны для каждого человека. Вы не можете оценить ни один поступок объективно. Приведу пример: серийный убийца, уничтоживший сотню человек, неожиданно принимает решение отпустить очередную жертву. Объективно, один добрый поступок не может искупить всех его злодеяний, но внимание. Серийными убийцами не рождаются, а становятся. Следовательно, в прошлом этого человека приключилось нечто, что помогло ему стать тем, кем он есть, сломало его психику. И он творил каждое убийство, подчиняясь тем мотивам из минулого. Но неожиданно решает вырваться из этой череды проклятий и изменить свою жизнь. Вообразите, какое чудовищное усилие надо сделать тому, кто привык убивать, чтобы не убить. И вот такое простое решение, как пощада приобретает другие краски. — Хорошо, можно признать, что твоё объяснение делает серийного убийцу… Немного более сложным и многогранным, но что же его теперь суду не придавать? — Нет, я не об этом. Изолировать от общества, его, само собой, необходимо. Но, принимая во внимание, абсолютно все обстоятельства, разве можно с чистой совестью назвать его мерзавцем. Я надеюсь, что вам это будет понятнее, чем людям, ведь вы демон. Самаэль немного подумал и покачал головой. — Да, я все равно утверждаю, что назвать его мерзавцем можно и казнить нужно. Гвидиче усмехнулся. — Вы сейчас идете по пути наименьшего сопротивления. — Что? Так, все, хорош. У меня от тебя уже мозг плавится. Пойдём лучше навестим Амаймона, давненько я не видал моего дорогого братца. Ты ведь позаботился о нем, как я велел? Одним из самых трудных моментов в жизни Гаспаре Гвидиче во время заключения герра Фауста была необходимость приглядывать за Амаймоном. Как и сказал герр Фауст, это было главным образом ради Ассии и её обитателей, ибо демон обладал огромной силой и постоянно управлялся с ней совсем не так, как хотелось бы Гаспаре. Первое время самому Гвидиче приходилось очень трудно общаться адским пришельцем, потому что тот постоянно норовил напасть после того, как понял, что брат к нему ближайшее время возвращаться не собирается. Первые несколько дней Амаймон ждал и просто игнорировал Гвидиче, который приходил главным образом для того, чтобы напомнить Амаймону, что он нуждается в еде и сне. Ну и пищу приносил. Затем король земли пришёл в неистовство и вообразил, будто именно Гаспаре заманил его дорогого брата в ловушку. Не долго думая, демон перешёл в режим «крушить/убивать», и между ним и экзорцистом завязалось сражение длиной в несколько недель (с перерывами). С величайшим трудом Гаспаре удалось одержать победу и заточить Амаймона в кандалы просто потому, что тот совершенно не желал слушать. Обездвиженному демону ничего не оставалось кроме, как выслушать Гаспаре, но единственный ответ, которого Гвидиче удостоился, был: — Ты лжешь. Этим коротким словосочетанием Амаймон отвечал на все объяснения Гвидиче, если вообще отвечал, а в остальное время просто сидел, тупо глядя в землю. Так экзорцист смог узреть редкое явление: скорбь демона по потерянному брату. Гвидиче даже несколько раз извинился перед Амаймоном за необходимость применять крайние меры. Амаймон не отреагировал. — Брат! На лице Амаймона была написана такая радость, что Самаэль даже смутился. Он-то даже не предполагал, что его скудный на эмоции братец так умеет. — Ну здравствуй, Амаймон. Король земли выглядел жалко и беспомощно, но Самаэль не имел претензий. С этим зеленоволосым чудиком иначе не управиться, кроме как грубой силой. Самаэль взмахнул рукой, и кандалы пали. В то же самое мгновение Амаймон взмыл в воздух и кинулся на Гвидиче, но меткий удар Самаэля отбросил демона к противоположной стене. — Немедленно успокойся, — потребовал Самаэль, и Амаймон тотчас же повиновался, — ты не тронешь этого смертного, как и никакого другого смертного без моего приказа. — Брат, разве этот смертный не держал тебя в неволе? — Никто не может лишить меня свободы, Амаймон. Что бы я не сделал, на то была моя воля и не тебе противиться ей. Ты должен был сидеть и тихо ждать моего возвращения или приказа, а что ты делал вместо этого? — Прости, брат. — То-то же. А теперь нам нужно поговорить наедине. Гвидиче, выйди. — Герр Фауст, я не могу… Самаэль взглянул на Гаспаре, и тот содрогнулся. В глазах демона полыхало пламя. Гвидиче выпрямился и упрямо уставился прямо в вертикальные зрачки. — Я не уйду. Не долго думая, Самаэль щелкнул пальцами, и Гвидиче исчез. Этот экзорцист не должен думать, что он волен противостоять второму сыну сатаны только потому, что он снизошел до того, чтобы несколько раз поговорить с ним по душам. Самаэль вздохнул. Делать этого не хочется, но, если не сделать, может быть куда хуже. — Амаймон, скажи, отец объявлялся? Король земли кивнул. — Он говорил со мной через открытые врата и был в ярости от того, что не может добраться до тебя. — Он не мог добраться? Почему? В самом деле, глупо предполагать, что сатану удержат антидемонические барьеры. Но Амаймон пожал плечам, он не знал. — Он просто говорил с тобой через врата или забирал тебя в Геенну? — Забирал. Самаэль содрогнулся. — Что он хотел? — Узнать, чего ты достиг за время прибывания в Ассии. — И что ты сказал? Если ты ляпнул эту глупость про ловушку, я убью тебя. — Сказал, что ты работаешь над тем, чтобы свергнуть Папу Римского и самому занять его место. У Самаэля отвисла челюсть. Или он сошёл с ума, или Амаймон сказал умную вещь. — И что отец? — Сказал, что это довольно разумно и отправил обратно в Ассию. Молчание длилось несколько минут. — Как тебе это вообще в голову пришло? — Что именно? — Байка про свержение Папы. Когда ты успел её придумать? Амаймон опять пожал плечами. — Не знаю. Я просто очень хотел сказать что-то такое, чтобы отец не злился на тебя. Все чудесатее и чудесатее. Внезапно, Амаймон встал с земли, подошёл к Самаэлю, упал перед ним на одно колено и, прикоснувшись губами к тыльной стороне его руки, произнёс: — Брат, я очень рад, что ты вернулся. Не покидай меня больше, брат. Сказать, что Самаэль был в шоке это ничего не сказать. Вместо того, чтобы что-то ответить, он щелчком пальцев снова вернул Гаспаре. — Ты как хочешь, Гвидиче, а Амаймон должен вернуться со мной в штаб экзорцистов. — Вы как хотите, герр Фауст, а перевозить своего карманного брата — ваша забота, — раздраженно ответил экзорцист. Самаэль засмеялся. — Ты что обидился? Как же так, ты ж у нас святой. Где твои радикальные взгляды радикального смирения? Не выдержали такого тяжкого испытания и переехали в более понимающего человека? — Как же, с вами станешь святым, — Гаспаре старательно прятал улыбку. — Ладно, друзья мои, — Самаэль обнял одной рукой за плечи Амаймона, а второй Гвидиче, — пора нам возвращаться. Кстати, Гвидиче, у тебя ведь есть деньги расплатиться с трактирщиком за содержание здесь Амаймона? — О, Мадонна…- экзорцист разочарованно хлопнул себя по лбу. Демон снова расхохотался. — Мадонна никак не поможет тебе сбежать, не заплатив. А я помогу. — Нет, герр Фауст, я обязательно вернусь и отдам положенную плату. — Не сомневаюсь. Рассекая пространство через телепортацию, Самаэль размышлял над идеей Амаймона. А свергнуть Папу это мысль…