Путь Самаэля

Мефисто, конечно, не знал будет он использовать эликсиры бессмертия или нет, но он не был бы вторым сыном сатаны, если бы не решил их синтезировать. На всякий случай. Чисто на тот момент, если все-таки передумает героически умирать за Ассию, что вполне даже вероятно. Если уж говорить совсем честно, мнение Мефисто о героической кончине меняется несколько раз на дню, поэтому он решил: пусть эликсиры будут, а там посмотрим. В результате, в созданной Мефисто параллельной временной оси поселился усиленно работающий Игорь Найгауз. До его появления лаборатории простаивали, шестнадцать лет, в них не велась работа, не проводились эксперименты, но Найгауз вновь запустил машину, воскресил деятельность отдела 13. Мефисто не хотел этого, после событий Синей ночи он надеялся, что конвейер смерти не будет запущен вновь, но… Вечность в Геенне так ужасна. Так поистине адски невыносима и становится ещё невыносимее для того, кто познал другую жизнь со всеми её прелестями и удовольствиями. Мефисто не был готов все потерять. А вернее, он и сам не знает готов или нет. Два недоделанных шерлока холмса, Лайтнинг и Сугуро, увидели Найгауза, и в их пытливых умах начало роиться ещё больше вопросов. Ну и пускай, чем больше подозрений, тем лучше, в конце концов. Однако, они, верно определив назначение школы Асайлам и отдела 13, просто не могли не устроить локальный апокалипсис и чего-нибудь не разрушить. Криворукие. Сосуды для сатаны спали шестнадцать лет, прежде чем два идиота не нарушили их покой. А теперь недосыщиков ещё и спасать надо. Мефисто всегда был уверен, что месть — это мороженое. Сладкое блюдо, которое обязательно должно быть холодным для употребления. Хотели пробраться в ванную? Получите, распишитесь. Лайтнинг всегда пренебрегал правилами гигиены. — Я рассказал вам, как открыть дверь, так что вы можете вернуться, когда захотите. Расследуйте все, что хотите. Наблюдение за неуклюжими потугами этих двоих стоит тех небольших разрушений, которые они могут устроить. Но есть один ложный путь, который для Мефисто может быть опасен. Если Лайтнинг решит, что его начальник работает с иллюминатами, он может ввести в заблуждение паладина или Папу Римского, что нежелательно, именно поэтому Мефисто расскажет им правду. Часть правды. Нельзя оставлять подопытных совсем без ориентиров, иначе они, чего доброго, забредут в такие дебри, что их уже будет не вытащить. Или сделают ещё хуже — узнают всю правду до конца. Сугуро слушал рассказ Мефисто о появлении Ордена Истинного Креста и отчаянно не понимал. Версия ректора сильно расходилась с тем, что он слышал от Сандры, а следовательно, кто-то из них лжет. И конечно же, это Мефисто. Гнусный лжец, подозрительный во всех отношениях тип. Сугуро еле-еле дотерпел до конца истории, чтобы, наконец, высказаться. — Извините, ректор, но я слышал уже все тоже самое, но с некоторыми изменениями. Вы говорите, что демоны — абстрактные существа, получившие в ходе эволюции плоть и кровь, но вы ни словом не обмолвились о причине. О людских грехах, благодаря которым демоны получают такую силу, что способны даже иметь тела. Вы говорите, что некоторые демоны даровали знания, как бороться с другими демонами, но не говорите, что это было только ограничение. Только небольшой катализатор, чтобы Люцифер и его сторонники не убили всех людей и не прекратили поступление греха в мироздание. Вы рассказали о демонах-императорах, стоящих у истоков Ордена, но вы не сказали о великом обмане, которому эти императоры подвергли людей. Это то, что я заметил, но раз вы недоговорили здесь, возможно, ещё где-то наврали. Например, может быть, вы хотели создать тело не только для Люцифера? Может, вы хотели и для… — Довольно, — Мефисто ни одним знаком не показал своего удивления, — от кого ты наслушался этого бреда? Вы оба можете мне не верить, но то, что я рассказал — правда. Сугуро некоторое время размышлял, стоит ли называть источники. — Абсолютно неважно, откуда я это узнал, но этот источник вызывает больше доверия, чем вы. Мефисто сам все понял. — Ты ошибаешься, — произнёс он спокойным тоном, — и твой источник тоже. Даже, если у него не было намерения врать, он просто поддался заблуждению, которое ему внушили. Эти слова немного поколебали уверенность Сугуро. Мефисто хорошо почувствовал это смущение. Рюджи может знать правду, но пока Лайтнинг в эту правду не верит, ощутимого вреда она не принесёт. А Лайтнинг доверяет Сандре ещё меньше, чем Фелю. Никогда не стоит врать, если не собираешься добавлять в свою ложь хотя бы немного правды. Мефисто хорошо знал процентное соотношение правды к лжи, и это делало правдой в глазах людей все, что он не сказал бы. Чистое искусство. Фель рассказывал и рассказывал: о Синей ночи, появлении Окумур, об уничтоженных лабораториях и смертельном контракте всего персонала из отдела 13, о Люцифере, который продолжил разработку эликсиров самостоятельно — и это все чистейшая, незапятнанная правда. Ложь вклинилась в эту изящную канву истины, как чёрный изюм в мягкую булочку и нисколько не испортила блюда. Наоборот, только сделала его слаще, ведь нет ничего слаще лжи. Например, Найгауз. Так забавно наблюдать за попытками Лайтнинга разгадать секрет его прибывания в параллельной временной оси. Мефисто не собирается бросать ему даже иллюзию спасательного круга. Пусть помучается, подумает. Здесь лучше всего промолчать. Или Драк Драгулеску. Мефисто знает все о человеке, которого сам и привёл в отдел 13, но для дела, которое Фель поручит Лайтнингу, знать что-то о нём необязательно. Драгулеску не может быть предателем. Мёртвые предателями не становятся. — Игры закончились. Теперь проанализируй всю данную мной информацию и выясни, кто же предатель. Хорошо, детектив-кун? Лайтнинг и Сугуро ушли, колокольчики сильфы на одежде обоих бесперебойно сообщали о местонахождении детективов. — Белиал, Риген ко мне. Живо. Девчонке влетит однозначно и сильно. Экая наглость — правду без ведома начальства распространять. Риген обзавелась новой порцией телесных повреждений, грустным настроением и запретом обсуждать с кем-либо хоть сколько-нибудь важные темы. Сначала Мефисто хотел и вовсе запретить ей общаться с людьми, но от этой идеи пришлось отказаться, ведь в этом случае девчонка никогда не отклеится от него. Пусть начинает уже его ненавидеть и тесно дружить с Сугуро. Ради её же блага. Риген фатально ошиблась, если осмелилась подумать, что Мефисто изменил своё к ней отношение только из-за того, что разок дал слабину. Удивительно вообще, сколько всего женщина способна напридумывать и сделать только из-за одного незначительного события. Например, припереться к нему ночью и ждать до утра; на следующий день самостоятельно и без приказа (как будто кто-то и в самом деле доверил бы ее кривым рукам такое важное дело) готовить ему завтрак и притаскивать его с таким видом, будто это не яичница с беконом и кофе, а обездвиженная неведомым заклятьем нематериальная сущность Люцифера. Мефисто не собирался поощрять такое отношение к себе. Мефисто хотел, чтобы она боялась его до дрожи в коленках, но ничто не могло отлепить эту жвачку от его сапога. Во всяком случае, насилие в этом деле не помощник. Регулярные побои и унижения не имели успеха. Стало быть, надо прибегнуть к другим методам, Мефисто никогда не делал ставок на одно только насилие. У Сандры из-под ног вновь выбили опору. Лорд Фель, казалось, стал ещё злее, но ведь Сандра сама виновата. Она должна была догадаться, что навязчивость неприятна. Но так хотелось убедиться, что он действительно изменился, убедиться, что не ошиблась. Ошиблась. Теперь огребай по полной, за все хорошее. Но Сандра не собирается жаловаться ни Белиалу, ни Сугуро. Не надо было лезть, если никто не просил. А Сугуро нет, не появляется в классе. Так же, как и Лайтнинг-сенсей. Сандра пытается узнать, в чем дело. Не хочет, но пытается. На самом деле, сейчас ей было бы плевать, даже, если бы выяснилось, что Рюджи мёртв, но ведь она вроде как назвала себя его другом, а друзья так не поступают. Сугуро беспокоился о ней, когда она… Заболела. Она должна ответить ему тем же и ничем не показать равнодушие. От одноклассников удалось узнать, что Рюджи и Лайтнинг разыскивают членов Ордена, ушедших на покой после Синей ночи. Сандра боится лезть в это дело. Боится не побоев, а недовольства лорда Феля, ведь это недовольство так легко вызвать даже самым, на первый взгляд, незначительным делом. Сандра решает не соваться, это не её дело. Её дело — сделать все, чтобы лорд Фель больше на неё не злился. Сандра тратит все свободное время на тренировки. Мышц на костях становится больше, тело крепнет, реакция делается более стремительной, а движения более отточенными, меткими. Смертоносными. Сандру мотивирует воспоминание о поражении в битве с Лайтнингом. Она больше этого не допустит. Она станет роботом, идеальной машиной для лорда Феля. Ни один враг не устоит и даже… Люцифер. Это имя, пронзившее сознание Сандры, пробудило в ней шквал отрицательных эмоций. Удары, посыпавшиеся на боксерскую грушу, стали сильнее, яростнее, агрессивнее. Следующее имя-мотиватор — Михаил Гедуин. И это злит даже больше. Люцифер могуч, силён и недоступен, его не достать, но Гедуин здесь, совсем рядом. Слабый и беспомощный узник. До него добраться так легко, это можно провернуть даже без помощи лорда Феля. Убить. Но сначала помучить. Своими руками содрать шкуру с монстра, упиться его криками и мольбами о пощаде. Как тогда, давно, когда пощады просил не он… Сандра наносит удар с ноги. Цепь, на которой подвешена груша, обрывается, снаряд с грохотом падает вниз. Сквозь звук от удара можно расслышать лёгкие аплодисменты. — Браво, дорогуша. Но следует быть осторожнее, нето костяшки разобьешь, косточки переломаешь. Лечи тебя потом. Риген непроизвольно вытягивается по стойке «смирно», когда видит Мефисто. — Лорд Фель, я… — Вольно, рядовой Джексон, — смеётся демон. Риген улыбается. — А вы правда так похожи на какого-нибудь генерала. И простите, но мне упорно хочется сравнить вас с Гитлером. Извините за такое сравнение. Мефисто коварно и довольно ухмыляется. — Раз я фюрер, то ты, стало быть, Гиммлер? Хотя, я бы сравнил тебя скорее с Геббельсом, учитывая хлипкое телосложение и не в меру длинный язык, — при упоминании о длинном языке Риген смущается, она уже получила свое за незаконное с точки зрения Мефисто распространение правды, — хотя, смотри-ка, ты скоро перестанешь напоминать рахитчатого комара. По крайней мере, внешне. Через некоторое время, принимаясь избивать тебя, мне придётся беречь руки. Риген молча снимает боксёрские перчатки и протягивает их Мефисто. Демон смеётся. — Я бы мог устроить экзекуцию, но какой в этом смысл? Тебе ведь совершенно все равно. — Мне не все равно, — Риген улыбнулась, — я рада, что могу исполнить ваше желание. Даже, если оно заключается в том, чтобы избить меня. — И поэтому ты гоняешь себя здесь до седьмого пота? — Но вам ведь не нужны слабаки. Мефисто поразмышлял несколько мгновений, а затем решительно извлек меч. — Да, слабым звеньям рядом со мной не место. Поэтому у меня есть идея получше. Как насчёт спарринга? На лице Риген поочередно отразились недоумение, неверие, удивление и, наконец, крайняя растерянность. — Спарринг с вами? — Да. Выбери оружие. Кажется, ты хотела стать рыцарем. В твоём распоряжении все, что пожелаешь. — Я не могу. Простите. — Не можешь выбрать? О, не торопись, сосредоточься. Я могу даже остановить время ради такого дела, — голос Мефисто сочился ядом. Риген опустила голову. — Я не могу драться с вами, потому что я не могу ударить вас. Я не могу поднять на вас руку. Простите, мне даже думать об этом тошно. Это все равно, как если бы от христианина потребовали наступить на крест. В этих словах не было ничего нового или удивительного, но они ввели Мефисто в ступор. До сих пор Риген упорно напоминала ему одного человека и иногда настолько сильно, что Фель буквально видел в ней его лицо. Обычно они даже говорили схожие вещи и совершенно точно имели одно мировоззрение. Эта схожесть смягчала отношение Мефисто к Риген. Возможно, иной раз мягкость была незаметна, но это факт. Однако сейчас Риген сказала нечто такое, чего никогда не сказал бы тот другой. Тот, которого Фель помнит. И это бесит. Это уничтожает то единственное, что Мефисто в Риген нравилось. — Я приказываю тебе взять оружие и приготовиться к бою, — голосом демона можно лягушек припарировать, но Риген просто валится на колени и, как мантру, шепчет: — Не могу. И Мефисто даже не хочется её бить. Уже скучно, уже неинтересно. Больше не доставляет. Нет смысла. — Ты настолько нудная, что тебя даже бить не хочется. Ты мне надоела. Весь твой ресурс исчерпан, больше нечего брать. Риген сидит на коленях и думает, что лучше бы Мефисто, как всегда, заехал ей кулаком в челюсть или в живот. Лучше бы он оскорблял её и унижал, как обычно. Потому что эти слова ранят хуже меча и огня. Хуже выдранных ногтей и вырванных с корнем волос. Риген так боится наскучить и стать бесполезной. Хотя, она никогда не была особенно полезной, но раз лорд Фель не прогонял, значит, это зачем-нибудь ему нужно. И что теперь? Она разве уже отработанный материал?.. — Лорд Фель, разрешите мне убить Гедуина, — Риген сказала это прежде, чем успела спросить себя, зачем. И это для Мефисто было неожиданно. — Ты спрашиваешь у меня дозволения на убийство? — Я не смею решать такой важный вопрос без вашего участия. Кроме того, Гедуин — ваш пленник. — И ты сможешь это сделать? На это твоя рука поднимается? Риген поднимает голову и, не отрываясь, смотрит Мефисто прямо в глаза. — Да. — Хорошо. Тогда я позволяю тебе. Юкио продолжал работать на Орден в общем и на Мефисто в частности, но это нисколько не мешало ему все больше общаться с братом Люцифером и играть роль маленького серого кардинала при ректоре. Мефисто, казалось, совсем не замечал отчужденного и скрытного поведения младшего Окумуры, что было на руку, как ему, так и Люциферу. Но несмотря на отсутствие каких-либо подозрений со стороны Феля, Юкио заметил, что тот больше не переходит с делового общения на менее формальное и блокирует все попытки Юкио перейти эту границу. Это было странно, ведь раньше, до появления этой Сандры, чтоб ей пусто было, Мефисто делился опытом во многих вопросах, касающихся экзорцизма и не только, шутил, и иногда Юкио даже казалось, будто Фель воспринимает его подобно тому, как философы в древней Греции воспринимали своих учеников. Но с появлением Сандры все прекратилось. Как всегда. Как обычно, его сместили на вторые роли. Утешает только то, что скоро с Сандрой будет покончено. Она поддастся смертельному гневу и, будучи убита в этом душевном состоянии, попадет в преисподнюю. Гедуин радовался. Юкио стал все чаще приходить к нему в камеру и подолгу разговаривать на самые разные темы: выводы медицинских экспериментов Гедуина, боль, выгоды насилия и выгоды гуманизма. Гедуин учил, что неважно, какая эмоция, явление или поступок имеется в виду, главное уметь использовать все это на благо Люциферу. А использовать можно не только насилие, но и гуманизм, не только агрессию, но и душевное равновесие. Не только злые, но и добрые импульсы. — Главное не поступки, а мотивы этих поступков. Помните, что когда-то Авраам собирался убить своего сына Исаака лишь потому, что так повелел его Бог. Авраам согласился на это из любви к своему Богу. Согласился лишиться самого дорогого, что имел, и отягчить свою совесть таким страшным преступлением, потому что у него было нечто большее, чем сын. Помните, Окумура-сан, что Люцифер-сама должен быть вашим «бóльшим», ради которого может совершиться все, что угодно. Юкио слушал и не отвечал, но его сердце отзывалось на эту проповедь. Он сделает это, пожертвует, чем угодно. Юкио сделает все ради Люцифера, потому что Люцифер заставляет его чувствовать себя особенным. Единственным и неповторимым. Только Люцифер истинно ценит его. Только Люцифер любит, и Юкио не разочарует его. Гедуин чувствовал себя невероятно счастливым, потому что все идёт именно так, как хочет Люцифер-сама. Это так прекрасно, хотя Гедуин хорошо осознает, что осуществление этого плана приближает его кончину. Да, в конце ему предстоит принести жертву. Самую страшную жертву, на которую он только способен, но Гедуин пойдёт на это с радостью. Ради Люцифера-сама. Когда-то давно Михаил попросил своего бога посвящать его во все планы даже, если они будут сопряжены с чем-то совершенно для Михаила неприятным. Люцифер обещал и сдержал обещание даже до сего дня. Гедуин благодарен за это и сделает все, что потребуется.