Путь Самаэля

Лоренцо Риччи спал, уткнувшись лицом в подушку, что было весьма кстати, учитывая громоподобный храп, который все равно был слышен даже в коридоре. Однако, неприятные звуки, как оказалось, совершенно не мешали молодому парню, нашедшему убежище в постели бывшего иезуита. Самаэль остановился возле изголовья этого мальчика и некоторое время смотрел на его достаточно невинное лицо. На какое-то мгновение в голове проскользнуло:«На этом месте мог оказаться я». Эта мысль заставила вздрогнуть от брезгливости и поскорее вернуться к цели своего ночного визита. Самаэль сел на пол, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Его нематериальная сущность легко покинула тело, но пробраться в разум спящего Риччи не смогла. Демон пытался снова и снова, но всякий раз натыкался на непонятную преграду. — Добрый вечер, meus ventus*. Или, вернее было бы сказать, доброй ночи. Риччи сел в постели, потянулся и открыл глаза. Самаэль стремительно вернулся в своё тело и встал с пола. — А ты, оказывается, умнее, чем я думал, — немного разочарованно протянул он. — Ты ещё не раз в этом убедишься, meus ventus. Так для чего ты пришёл? Неужели соскучился по мне? Последняя фраза была произнесена немного кокетливо, и Самаэль не смог сдержать гримасу отвращения. Это не ускользнуло от внимания Риччи. — Что, не нравлюсь я тебе? Противен? А кто тебе не противен, meus ventus? Может, Гвидиче? — Заткнись. Чем дольше ты говоришь, тем больше меня тошнит. — А то я не вижу, как ты смотришь на него, как бегаешь за ним, чтобы не дай Бог пылинка на него не села. Парень, спокойно спавший под храп, проснулся от звучания простого разговора и теперь растерянно переводил взгляд с Риччи на Самаэля и обратно. — А ну брысь, — рявкнул бывший иезуит и пинком столкнул его на пол, — выметайся сейчас же! Парень не стал спорить и кинулся собирать разбросанную по комнате одежду. Самаэль усмехнулся. — Риччи, Риччи… Каждый видит в другом в первую очередь то, что сам носит в себе. Ты стремишься засунуть свой мужской орган во все, что движется, и во всех кругом, включая меня, замечаешь только эти мотивы. А, между тем, от мужчины в тебе только этот орган и остался. Взгляни на себя, Риччи, ты похож на демона ничуть не меньше, а то и больше меня. Во всяком случае, я ещё помню, что значат слова «дружба» и «благодарность». Риччи недовольно фыркнул. — Раньше ты не увлекался морализаторством. — Я и сейчас не собираюсь читать тебе нотации. Пришел-то я не за этим. — Знаю я, зачем ты пришёл. Не стану скрывать — это я убил Климента. Ты ведь это хотел выведать из моего разума? — Это я и так знаю. Но для чего? Неужели все ещё точишь на него зуб из-за Общества Иисуса? — К черту Общество Иисуса. Верну его, когда захочу, и ни один Папа мне в этом не помеха. Риччи аж покраснел от гнева и натуги и нервно мял в руках одеяло. — Климент — слабак, бесполезное ничтожество! — Кто бы говорил, — закатил глаза Самаэль. — Заткнись, демон! — по-бабьи взвизгнул бывший иезуит, — ты подмял под себя Климента, сел ему на шею и ножки свесил. А Климент, дурак, и не замечал этого. Или даже не против такого расклада был. Но граф Браски не так прост, как почивший понтифик. Тебе не удастся помешать его восхождению на престол, и он сильная личность. Он не станет тебе подчиняться, и так твоя власть медленно сойдёт на нет. Самаэль медленно наклонился к полулежащему Риччи, в демонических глазах блестнули недобрые огоньки. Бывший иезуит вздрогнул и натянул одеяло до подбородка. Впервые за последние несколько часов он вспомнил, что перед ним второй сын сатаны. Самаэль покачал головой, разочарованно прищелкивая языком. — Нет, я все-таки ошибся. Ты куда глупее, чем я думал. — П… Почему? — Бросить вызов второму сыну сатаны может либо могущественный гений, либо обреченный имбицил. И в отношении первого у меня кру-у-упные сомнения. Риччи нервно сглотнул. — Ну как ещё назвать человека, который сначала устанавливает на свой разум магический барьер, а затем выкладывает, как на духу, все, что его враг хотел выяснить через проникновение в его разум? Демон тихо засмеялся, а затем выпрямился и вышел из покоев Риччи. — Я не все тебе рассказал! У меня ещё осталось много тайн! — крикнул бывший иезуит, но Самаэль не обратил на эти слова ровным счётом никакого внимания. Гвидиче стремительно набирал силу. Самаэль только поражался скорости, с которой члены Ордена Истинного Креста переходили на сторону опального изгнанного маргинала, нищего монаха, который, тем не менее, оказался великим чудотворцем. Гвидиче утверждал, что это явление объясняется просто — очень многие в Ордене тоже искали Истину, а Истина всегда открывается тому, кто её ищет. Но Самаэль был уверен, что последователи у Гвидиче появились, исключительно благодаря его чудесам. — Чудо, тайна и авторитет — три важнейшие составляющие любого лидера. И ты дал им это. Поэтому они и идут за тобой. — В определённой степени вы правы. Человек слаб, и способности, которыми так внезапно наделил меня Господь, играют огромную роль. Но поверьте, даже чудеса не имеют силы, если человек не желает принимать их. Можно найти множество оправданий, особенно в наше просвещенное время, которые объясняли бы даже исцеления. Можно решить, что это театр, фальшивка. Что это все инсценировано. Некоторые действительно думают именно так, но со мной все же многие соглашаются. А значит, главная причина не в чудесах. Самаэль слушал Гвидиче и иногда даже не пытался спорить. Надо сказать, что Самаэль все меньше вступал с Гвидиче в конфронтации и не только потому, что бывший экзорцист стал проводником какой-то совершенно неведомой для Самаэля силы, но и потому что Истина была на стороне Гвидиче. А с Истиной не поспоришь. Во всяком случае, теперь у Самаэля не было такого желания. Второй сын сатаны старался не пропускать ни одной речи новоявленного святого, но находился в каком-то сферическом вакууме: не принимал его слов, но и не отвергал их. Скорее, Самаэль выступал в качестве самопровозглашённого телохранителя, ведь у Гвидиче всегда было много врагов. А в свете последних событий их стало ещё больше. Самаэль смотрел на Гвидиче и все чаще видел совсем не его. Бывший экзорцист будил давно забытые, усердно задавленные воспоминания о далёких и таких противоречивых временах. Прежде сатана долгие тысячи лет владел человеческими жизнями. Демоны были в почете и могли посещать Ассию, когда вздумается, без всяких ограничений. Даже их королю это не было слишком трудно, хоть такие посещения и заканчивались для мира людей массовыми разрушениями. Люди в те древние годы были совершенно принижены и задавлены. Все, что они могли делать, для избавления от демонического и в частности сатанинского гнева — это служение обитателям преисподней, многочисленные добровольные жертвы, чтобы не было принудительных жертв, гораздо более многочисленных. Самаэль не любил этот жалкий, порабощенный, вызывающий лишь брезгливость и презрение мир. Он считал, что демоны уже все там оккупировали и не оставили ничего нового или уникального. Как же он ошибался. И ошибка заключалась не только в том, что Самаэль проигнорировал развитие человеческого разума и культуры, с помощью которых люди никогда не переставали искать Истину, но и в том, что Истина сама нашла людей. Спустилась к ним на Землю и ниже. Самаэль помнит день воплощения, так называемого Рождества. В хлеву родился, казалось бы, самый обычный ребёнок, представлявший из Себя, куда больше, чем просто дитя. Самаэль увидел Его спустя день после рождения и узнал. И все понял. Но не рассказал об этом сатане, хотя даже сам себе не смог растолковать, отчего принял именно такое решение. Ведь появление этого ребёнка означало начало конца. Исключительно из-за этого детеныша Самаэль стал посещать Ассию чаще. Наблюдение за Его ростом и развитием, превращением из мальчика в подростка, а из подростка в мужчину как-то завораживало и заставляло взглянуть на людей несколько другими глазами. Именно это заронило в демоническую душу первые сомнения в омерзительности людей. Ведь не мог же Бог разделить Свою божественность с чем-то недостойным. Тридцать три года, в течение которых Бог носил плоть, были самым странными и удивительными для Самаэля. Конечно демон никогда не подходил к Нему слишком близко и не вступал с Ним в разговоры, но даже простой взгляд издалека наполнял душу чем-то забытым, далеким. Какой-то щемящей тоской напополам с восторгом. Какой-то болью, которою не хотелось избегать. Что-то, заставляющее чувствовать себя живым и особенным, самым важным на свете и вместе с тем далеко не единственным в своём роде. Невероятное, волшебное чувство, которое нельзя передать словами. А потом было распятие. За этой процедурой наблюдали те, кто любил Его и те, кто ненавидел Его. Первые рыдали, бились в истерике, вторые радовались, улюлюкали и издевались. И только Самаэль оставался абсолютно спокойным. Самаэль и сам Он. И Самаэль смотрел на Него, а Он смотрел на небо. «ИлИ, илИ! Ламá савахфанИ?»** Самаэль всегда, всю свою долгую вечность будет помнить о том, что произошло после Его смерти и погребения. Потому что подобных сотрясений Геенна прежде не знала. Именно тогда стало ясно — вольная волюшка для демонов в общем и для сатаны в частности закончилась. Он спустился в ад и разрушил его. И сатана хотел позорно бежать, но не смог, ибо выход в Ассию ему теперь был заказан. Он разрушил Геенну до самого основания и вывел всех людей, все бесчисленное множество душ. Всех, кто хотел пойти с Ним. Самаэль смотрел на бесконечную вереницу узников, покидающих свою тюрьму, все так же безучастно, как созерцал распятие. И с того дня единственная причина, по которой Самаэль иногда покидал Геенну, было посещение шабашей. До того рокового момента, когда сатане захотелось послать его в Ассию с поручением. Самаэль бережно хранил в памяти время, когда он имел возможность наблюдать за Его проповедями, но теперь, глядя на Гвидиче и слушая его, перед глазами упорно вставали именно эти образы. Кардинал Браски всё-таки стал Папой Римским, Эспозито только развел руками, а Самаэль понятия не имел, как относиться к этому событию. Очевидной опасности от Браски не исходило, но и особых выгод его интронизация не давала. Похоже, только время способно показать, на что именно способен новый Папа. На том и порешили. — На данный момент мы знаем, что у нашего понтифика есть один плюс. И это неплохо, учитывая, что его папство длится второй день, — сказал Самаэль, направляясь вместе с Эспозито в библиотеку Ватикана. — И что же это за плюс? — поинтересовался кардинал. — Его тронное имя — Пий VI. Достаточно разумное решение для человека с именем Джананджело. Эспозито прыснул от смеха.