Восхождение Эмриса

Содержание: На семикурсниках испытывают заклятие Империуса, а по школе гуляют слухи, которые могут означать только одно...

______________________________________________________________________

— Сегодня мы заканчиваем со вступительными уроками, посвящёнными Старой Магии, и начинаем изучать современное волшебство таким, каким мы его знаем. Кто-нибудь может кратко рассказать о том, что мы выучили о Старой Магии? — спросила профессор Синистра, сидя на полу и скрестив по-турецки ноги, но тем не менее держа ровную осанку, как и ученики, расположившиеся перед ней. На Теории Магии всегда была очень уютная и простая атмосфера: из всей школы только восемь человек посещали её. К тому же по этому предмету не было никаких экзаменов или тестов — обсуждения, наглядные демонстрации и эссе были основными методами усвоения материала. — Ариэль, прошу, — произнесла профессор Синистра, указывая на ученицу пальцем с ногтем, выкрашенным в чёрный цвет. — Последний раз Старая Магия использовалась в двенадцатом веке, во время правления королевы Гвиневры Пендрагон, которая после смерти своего мужа, короля Артура, отменила вето на волшебство, которое до этого было наложено Утером Пендрагоном. Также она сделала волшебника Мерлина придворным магом, — без запинки продекламировала девушка. Мерлин снова впал в ступор от того, как странно было слушать описание собственной жизни на уроке в школе. — Друиды использовали Старую Магию, которая была доминирующей формой творения волшебства до того, как современная магия стала наиболее практикуемой среди предков четырёх основателей. Друиды использовали волшебство из окружающего мира, — потому их многочисленные поселения находились в лесах, — занимались медитациями в природных пещерах, полях или рядом с крупными водоёмами, тем самым упрощая поиск и поглощение магии элементов, — закончила Ариэль, словно читая материал из книжки. — Спасибо, Ариэль. Теперь, Морган. Каким друиды видели мир? — спросила Синистра с улыбкой. — Друиды видели мир с точки зрения балансов, — объяснил Мерлин. — Из-за того, что волшебство, которым они пользовались, исходило из окружающего мира, им приходилось сохранять равновесие в нём. Таким образом их магия оставалась могущественной и чистой. Равновесия, за которыми следили друиды, начинались от равновесия добра и зла и заканчивались, на первый взгляд, ничтожными вещами: достаточным использованием приправ в пище или правильной балансировкой меча, — произнёс Мерлин. — А ещё, они имели врождённые способности к приготовлению зелий, — с лёгкой улыбкой пробормотал Роб; все остальные заулыбались. — Совершенно верно, Роб, — сказала Синистра. — Морган очень тесно связан со своими друидскими корнями — вероятно, из-за способности Повелителя Драконов, которую он продемонстрировал на первом испытании. Мерлин был необычайно благодарен профессору Синистре за то, что она никогда не цеплялась к нему из-за этих его особых способностей, а наоборот, разглядела его предрасположенность к Старой Магии и помогала ему с этим разобраться. — Чувство баланса, которое ты унаследовал от друидов, Морган, означает, что ты можешь великолепно варить зелья, почти не задумываясь над тем, что ты делаешь, — добавила Синистра. — Но это также значит, что во время практики современной магии — например, трансфигурации — у тебя возникают большие сложности с преобразованием одушевлённых существ в неодушевлённые, и наоборот. Всё это из-за дисбаланса, который ты чувствуешь, творя подобное волшебство, и о котором остальные даже не задумываются, — сказала профессор. Мерлин согласно кивнул. — Сколько человек из вас до этого момента задумывались о том, как странно уметь превращать неодушевлённый предмет — предположим, чайник — в одушевлённое существо — к примеру, черепаху? Иметь способность создавать жизнь из ничего, превращать что-то рукотворное в сложный живой организм? — спросила Синистра, оглядывая затихший класс. Мерлин усмехнулся, увидев выражение лица Роба, когда тот осознал, насколько в действительности сложно Мерлину понять трансфигурацию. — К счастью для тебя, Морган, мы будем изучать то, как работает современное волшебство, и докажем, что оно нечто большее, чем пустая болтовня на мёртвом языке и махание палочкой, — сказала она с улыбкой — а Мерлин рассмеялся. Профессор Синистра определённо стала его любимым преподавателем. — Так что же такое это современное волшебство — и с чем его едят? Над этим вы подумаете в своём футовом эссе, сдать которое необходимо через три недели. И прошу, постарайтесь писать буквы мельче полутора дюймов, мисс Алакус, — ехидно закончила Синистра. Гриффиндорка залилась краской и принялась разглядывать свои колени. Через десять минут урок закончился, и Мерлин с Робом отправились вниз — встретиться с остальными перед уроком ЗОТИ. Мерлину нравились эти уроки, хотя их и вёл Грозный Глаз Грюм. Их новый профессор был аврором, известным почти каждому в волшебном мире; Мерлин даже видел несколько статей о нём те несколько раз, когда покупал Ежедневный Пророк. Однажды и только однажды он заказал выпуск Придиры — единственно для того, чтобы почитать в нём шутки и анекдоты. За пару дней до начала семестра он видел статью, в которой говорилось, что Грюм заявил о том, что кто-то проник в его дом, что впоследствии оказалось ошибкой. Когда представители Министерства выехали на место (Артур Уизли тоже участвовал в операции), выяснилось, что это были всего-навсего вышедшие из-под контроля и им же самим заколдованные метёлки для пыли. Но несмотря на то, что пресса выставляла Грозного Глаза сумасшедшим параноиком, Мерлин его таким не считал. Профессор вёл себя необычайно профессионально, если не считать того, сколько раз за урок он обычно кричал «Не теряйте бдительности!» — Вы слышали, о чём весь день шепчутся младшекурсники? — спросил Седрик, когда Мерлин и Роб поравнялись с ним в коридоре. — Нет, я сегодня особо не прислушивался к чужим разговорам, — ответил Мерлин. Это было правдой: он провёл всё своё свободное время, размышляя о том, что, чёрт подери, имело в виду золотое яйцо, когда говорило, что заберёт кого-то любимого. Мерлин решил, что, вероятнее всего, этим кем-то будет Седрик: все в школе видели, как быстро он стал его лучшим другом. Хотя всё же существовала вероятность, что могут забрать и кого-то другого из его хаффлпаффских друзей. Он знал, что если бы Седрик участвовал в турнире, как и должен был, то забрали бы Чо Чанг. Ни для кого не было секретом, что она ему очень нравилась. С другой стороны, была крошечная вероятность того, что заберут Артура, потому что, несмотря на то, что они и не стали такими уж закадычными друзьями, Мерлин понимал, что и Хогвартс, и, конечно же, профессор Дамблдор всегда знали то, чего не могли — или не должны были — знать. — Говорят, что Грюм учит Непростительным Заклинаниям и что он даже использовал Империус на четверокурсниках и пятикурсниках! — прошептал Седрик. Мерлин нахмурился. Может быть, он и не был тесно вовлечён в быт волшебного сообщества в последние несколько лет, но он был вполне уверен, что это незаконно. — А ему такое позволительно? — озабоченно поинтересовалась Кора. — Обычно только семикурсникам рассказывают о Непростительных Заклинаниях, а подобные демонстрации вообще чрезвычайно редки: такого не было как минимум несколько десятилетий. Но учить младшекурсников? — перебил Роб. Хотя Мерлин и был этим поражён, всё же, принимая во внимание ужасающие картины увиденного им будущего, обучение младшекурсников — а в особенности Гарри — противостоянию Заклинаниям было не плохой идеей. Всегда остаётся вероятность того, что он не сможет уничтожить угрозу — угрозу возвращения Волдеморта — и что мир начнёт разрушаться из-за дисбаланса. Вот тогда знания о том, как выживать в подобных условиях, будут необходимы. — Может, он считает, что что-то грядёт? — предположил Мерлин. — Например, что? Он просто псих и параноик, — усмехнулась Кора. В этот самый момент дверь в их класс сама собой распахнулась — и ученики начали проходить внутрь. Первые вошедшие принялись пятиться назад, когда увидели, что все столы и стулья отодвинуты к стенам комнаты, а центр помещения свободен. Грюм стоял, тяжело опираясь на свой посох, прямо посреди пустого пространства. — Уверен, вы все уже знаете последние слухи, — начал Грюм, когда все вошли в класс, перешёптываясь и сбиваясь в тесные кучки. — О том, что Непростительные Заклинания больше не являются темой, осваиваемой только семикурсниками, — все ученики, начиная с четвёртого курса, теперь их изучают. И эти слухи правдивы, — произнёс он с недоброй улыбкой. — Кто назовёт мне три Непростительных Заклинания? Диггори? — задал вопрос Грюм, указывая узловатым пальцем на префекта. — Заклятие Империуса... Заклятие Круциатуса и Смертельное Заклятие, — ответил Седрик — почему-то неуверенно. Мерлин вздрогнул, вспомнив о том, что творили эти заклятия с теми, кого он знал во время Первой Войны Волшебников. Тогда он не мог вмешиваться: ему не было там места. Поэтому он заставлял себя наблюдать со стороны и посылать нуждающимся загадочные советы, когда его знакомые начали погибать, обращаться на сторону зла или даже их запытывали до сумасшествия. Ему так сильно хотелось убить Беллатрису Лестрейндж за всё, что она сотворила, — но он решил оставить это удовольствие кому-то, кто заслуживает этого больше, — возможно, Августе Лонгботтом, которая в свои годы оставалась такой же яростной, как и в молодости, и которой не составит труда уничтожить женщину, пытавшую её сына и невестку. — Верно, мистер Диггори, пять баллов. Далее, во время правления Вы-Знаете-Кого Заклятие Империуса часто использовалось для вербовки людей на его сторону, — начал Грюм. — Однако, когда Вы-Знаете-Кто исчез, было очень сложно выяснить, кто действительно подвергся воздействию заклятия, а кто действовал по собственной воле. Мерлин готов был поклясться, что во время этой речи, произносимой перед четверокурсниками, заколдованный глаз смотрел прямо на Драко Малфоя — к очевидному удовольствию Гарри и Рона. — Я получил разрешение от Дамблдора на демонстрацию заклятия Империус на этом уроке — и вы должны будете противостоять ему. Противостояние Империусу полностью заключается в силе души и воли — неважно, насколько хорошо вы сложены физически; если вы не достаточно способны — ваша воля будет подавлена, — сказал Грюм. Мерлин мог только представлять, как его глаз вертелся, смотря в промежуток, образовавшийся между Драко, Крэббом и Гойлом. — Вставайте в ряд — можно начинать, — произнёс Грюм. Хаффлпаффцы и рейвенкловцы неуверенно выстроились в ряд — но напряжённая атмосфера комнаты была вмиг прервана, когда Габриэль Тейт, бывший префект, начал скакать по классу и издавать звуки как обезьяна. За ним последовала рейвенкловка, которая начала петь довольно впечатляющую высокую партию из какой-то оперы, а потом другой рейвенкловец принялся делать сальто. Павел был следующим: он запел гимн России голосом, гораздо ниже своего собственного, и начал ковыряться в носу. Коре удалось несколько секунд с упорным упрямством сопротивляться заклятию — однако и она вскоре упала на пол и начала изображать, как будто пытается уплыть от акулы, избежать «нападения». Роб чуть не сломал себе ногу, когда залез на гору столов, расположенных в углу, и принялся разглагольствовать о равенстве Ниффлеров, а Верн, своим поведением напоминая гиперактивного пса, сбросил его на пол. Двое рейвенкловцев признались друг к другу в любви, находясь, словно мимы, по разные стороны невидимой стены (и, честно говоря, это была душераздирающая сцена: они оба выглядели так, будто действительно невероятно страдали от того, что не могут прикоснуться друг к другу). А потом настала очередь Седрика. Седрик стоял совершенно не шевелясь. Несколько секунд казалось, что заклятие попросту не сработало, — но вдруг он начал кружиться на месте, задорно танцуя хулу. Девушкам такое шоу понравилось. Теперь Мерлин оказался первым в ряду и смело посмотрел Грюму в глаза. — Чемпион Хогвартса, а? Давай посмотрим, так ли ты хорош, — произнёс Грюм, направив на Мерлина палочку. Он застыл. Что-то тёплое и приятное начало обволакивать всё его тело, заползать под рёбра. Он чувствовал себя завёрнутым в мягкое тёплое одеяло — ощущение счастья стало наполнять каждую клеточку его тела. Его сознание вернулось к тем дням, когда он был счастлив, — вместе с Артуром трудился на благо Камелота; вспоминал яркие улыбки, которыми они обменивались, когда битва была выиграна, а они оставались живы. Но затем Мерлин почувствовал, как его палец начал дёргаться без его ведома, — его словно опустили в чан с холодной водой. Счастье и тепло вмиг испарились, как только заклятие попыталось завладеть его телом; двигать им по чужой воле; заставить его делать то, чего он не хочет. Подчинить его, использовать, делать всё что угодно, чтобы заставить почувствовать себя беспомощным, марионеткой. Как поступала Моргана. Как тогда, когда она завладевала его рассудком или телом, чтобы подставить Артура, его лучшего друга, его короля, его любимого. Но Мерлин ни за что не собирался снова терять над собой контроль. «Пляши, — прошептал голос в его голове. — Станцуй для меня. Танцуй, пока не станешь свободным. Станцуй для меня.» «Никогда», — ответил Мерлин. И как рвут тонкую бумагу, он разорвал окутавшее его заклятие и упал на колени с криком. Сердце стучало в ушах так, будто он пробежал марафон. Вокруг была тишина — и он почти физически чувствовал, как светятся тёплым золотом его прикрытые глаза. Затем класс взорвался криком и аплодисментами. Кто-то упал рядом с ним и заключил в крепкие объятия. Сковывающий холод начал уходить из конечностей — и Мерлин выдавил улыбку. — А вы полны сюрпризов, не так ли, мистер Эмери? — произнёс Грюм, когда Мерлин наконец собрался с силами и поднялся на ноги. Кора хмыкнула из-за его плеча. Он понял, что это она обнимала его. Он проигнорировал странный взгляд, которым одарил его Грюм — тот был ещё тем параноиком, — и улыбнулся, когда все принялись хлопать его по спине и давать пять. Затем урок продолжился и демонстрации — вместе с ним. Мерлин не был уверен, повысил ли Грюм планку сопротивляемости после его удачного выступления, или остальные ученики просто не имели достаточной силы воли, чтобы бороться с неожиданными приятными ощущениями, которые дарил Империус, — однако больше никто не смог отразить заклятие, о чём Роб и Кора не уставали напоминать каждый раз, когда кто-то сдавался. — Вашим домашним заданием будет подготовка к следующему уроку, на котором мы повторим упражнение. Эмери, на два слова, — сказал Грюм, когда послышался звонок на перемену. Мерлин помахал друзьям, которые направлялись в Большой Зал, на обед, и повернулся к Грозному Глазу Грюму, когда дверь в класс тяжело захлопнулась за последним учеником. Мужчина пристально рассматривал его обоими глазами — вероятно, что-то подозревая. Весь его вид был нервирующим. — Я думал, что должен был слышать о ком-то, кто обладал бы такими невероятными и редкими талантами, как ваши, или хотя бы знать что-то о вашей семье. Способности Повелителя Драконов чрезвычайно редки — считалось, эта способность умерла вместе с великим волшебником, Мерлином, — начал Грюм. Мерлин попытался успокоить заходящееся стуком сердце. Он не знал, что может видеть его глаз: возможно, он — рентгеновский. — Моя семья вела затворнический образ жизни, — начал Мерлин, — к тому времени, когда я был подростком, я лишь пару раз бывал в городе — они совершенно не доверяли ни окружающему миру, ни другим волшебникам. У нас было всё своё: родовое поместье и небольшая ферма — рядом с озером, в захолустье. Я был на домашнем обучении до этого года. — Что произошло? — спросил Грюм. Его голос ничуть не изменился, так что Мерлин не понимал, купился ли аврор на его историю, — но Мерлин достаточно лгал в своей жизни, чтобы теперь никто не мог понять, врёт он или нет. — Все умерли, — ответил Мерлин. — Мои бабушка с дедушкой, тётя, дядя и двоюродные братья с сёстрами погибли в Первой Войне Волшебников, я едва их знал. Из-за этой потери родители стали ещё более скрытными. Мой отец умер пять лет назад, а мать — десять месяцев назад; оба — от болезни. Они отказались лечиться в Больнице св. Мунго: слишком боялись покидать дом. Такая жизнь не была интересной или весёлой — но они научили меня всему, что знали сами. У меня была прабабушка, которая иногда приезжала к нам и учила меня сражаться на дуэли, однако я не знаю, где она живёт и жива ли она вообще, — пожал плечами Мерлин. — Наверное, я бы так никогда и не узнал, как отличаюсь ото всех, если бы не приехал сюда. Я никогда не думал, что я — особенный. Грюм рассматривал его на протяжении нескольких секунд; заколдованный глаз смотрел будто в самую душу. Должно быть, так же ощущался и испытывающий взгляд Дамблдора. Наконец, что-то ворча, Грюм кивнул и, кажется, повёлся на его тщательно-продуманную-ложь (он провёл много времени, придумывая всю эту историю). — Это многое объясняет, — произнёс Грюм. — Всё же вы — очень интересный молодой человек, Эмери; и я с нетерпением ожидаю, как вы справитесь со вторым испытанием. — Благодарю, профессор. Я могу идти? — спросил Мерлин. Грюм утвердительно кивнул, и Мерлин едва сдержал себя, чтобы не вылететь из класса. Его едва не раскрыли. Он поспешил вниз — по заполненной учениками лестнице, — в Большой Зал, где все хаффлпаффцы с озадаченным видом читали что-то, написанное на маленьких кусочках пергамента. — Нам выдали новое расписание? — спросил Мерлин, заглянув в лист, находящийся у Седрика в руках. — Это записка от профессора Стебель. Она просит нас встретиться с ней в одном из классов трансфигурации после уроков — её получили только четверокурсники и другие старшие курсы, — сказал Седрик, показывая пергамент Мерлину. Оглянувшись по сторонам, Мерлин увидел, что и остальные факультеты, включая гриффиндорское трио, получили похожие записки. — Погоди, — произнёс Мерлин и подошёл к соседнему — гриффиндорскому — столу. Он присел рядом с Роном. Четверокурсники шептались, склонившись над пергаментами, где было написано очень похожее сообщение от профессора МакГонагалл. — Знаете, что это? — спросил Мерлин. — Без понятия, — ответил ему Рон. — Их выдали только четверокурсникам и тем курсам, что старше. — У нас так же. Похоже, что все факультеты получили аналогичные записки, — сказал Мерлин, показав на столы Рейвенкло и Слизерина. — Наверняка это как-то связано с Турниром Трёх Волшебников, — предположила Гермиона. — Не может быть совпадением, что в этом замешаны только ученики старше четвёртого курса. — На учениках старше четвёртого курса ещё и Империус практикуют, — заметил Мерлин, а Гарри повернулся к нему. — Грюм и с вами это делал? — спросил он. — Как прошло? — Я единственный, кто не поддался заклятию. Кора смогла сопротивляться несколько секунд, а Седрик устроил великолепное танцевальное шоу, — ответил Мерлин; Гарри, Рон и Гермиона рассмеялись. — У вас? — Ужасно, — произнёс Рон. — Даже Гарри с трудом справился с заданием. — Молодчина, Гарри, — похвалил мальчика Мерлин. — Ладно, ещё увидимся. Пойду, пожалуй, спрошу, знает ли кто-нибудь из рейвенкловцев или слизеринцев, что это за записки, — сказал Мерлин. — Ты дружишь со слизеринцами? — широко распахнув глаза, спросил Рон. — Да, они не все плохие ребята, — ответил Мерлин и помахал Майе, которую заметил на другом конце зала. Она мотнула головой в очевидно призывном жесте — Мерлин поднялся, чтобы обойти гриффиндорский стол, когда увидел Артура, сидящего в компании друзей, в которой не доставало рыжеволосой Лидии. — Вам тоже их дали? — спросил Мерлин, опираясь одной рукой на стол. — Я почти абсолютно уверен, что это насчёт Святочного Бала, — пробормотал Артур. Мерлин не мог понять, рад тот такой новости или нет. — Святочный Бал? — переспросил Мерлин. — Наверняка ты слышал о нём, — воскликнула Мако, а Мерлин, нахмурив брови, покачал головой. — Это мой первый год в школе, а до этого я жил в лесу без контактов со внешним миром, забыла? — произнёс Мерлин, на что Ринко улыбнулась. — Это бал, который традиционно проводится во время Турнира Трёх Волшебников. Обычно только шестикурсникам и семикурсникам разрешено его посетить, но, учитывая, что Гарри — чемпион, пришлось пригласить всех, вплоть до четвёртого курса, — объяснила Ринко. — В Ежедневном Пророке даже есть разворот, где можно заказать праздничные мантии, — добавил Перси, протягивая газету Мерлину, который взял её с впечатлённым выражением лица. — Отлично, — сказал Мерлин. — Я никогда раньше не бывал на балах. Это было чистой правдой: он умудрился прожить весь восемнадцатый и девятнадцатый век без приглашений на балы, что можно было назвать чудом. Из-за этого он провёл несколько десятилетий в глубокой обиде на всех и вся, однако сейчас решил, что бал будет неплохой идеей — особенно бал волшебников. — Не думаю, что хоть кто-то был, если только ты не чистокровный слизеринец: они единственные, кто до сих пор проводит балы, — произнесла Сара. — Кажется, Майя говорила, что однажды была на балу, — спроси у неё. Мерлин поблагодарил девушку и посмотрел на Артура, который, кажется, о чём-то задумался. — Всё нормально? — спросил Мерлин — и Артур поднял на него глаза. — Просто думаю, нужны ли нам будут партнёры, — ответил он слегка испуганно; Мерлин лишь рассмеялся. — Не думаю, что у тебя будут с этим проблемы, дружище, — произнёс Мерлин, похлопывая того по плечу, и поспешил к столу Рейвенкло, чтобы поговорить с Ариэль до того, как он решит сморозить какую-нибудь глупость: например, пригласит Артура пойти с ним. — То же, что и у всех? — спросил Мерлин; девушка кивнула. — Уроки танцев с Флитвиком... будет на что посмотреть. — Уроки танцев? — переспросила Ариэль. — О-о-о, Святочный Бал, конечно. Я даже и не подумала об этом! Думаешь, это насчёт него? — Да, — ответил Мерлин. — Я поговорил с гриффиндорцами — и похоже, что сегодня в Ежедневном Пророке огромное объявление, касающееся заказа праздничных мантий. Наверное, уже пора начать просматривать их каталог. Ариэль закатила глаза и дружески пихнула его в бок. Затем Мерлин подошёл к столу Слизерина и присел между Майей и Саймоном. — Значит, Святочный Бал, а? — начал Мерлин. Майя застонала и стукнулась головой об стол; Саймон в это время едва сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос. — Жду не дождусь увидеть, как ты танцуешь, — ехидно протянул Мерлин. — Заткнись, Морган, — пробубнила Майя в стол. — Повежливее, Майя, иначе тебя не допустят на бал. А ты ведь хочешь увидеть Кору в платье? — хитро продолжил Мерлин, Майя же нашла глазами свою девушку. — А ты умеешь уговаривать, — подытожила она. — С другой стороны, Кора может больше не захотеть видеть, как ты танцуешь, после того, как ты отдавишь ей все ноги, — произнёс Саймон с улыбкой. Майя потянулась через Мерлина, чтобы стукнуть того по руке. — Если у нас у всех будут уроки танцев со своими деканами, — начал Мерлин. — Я думал, что Флитвик будет смешон — но Снейп?.. — Он разразился смехом, а у Майи даже слёзы потекли. Саймон выглядел так, словно картина, которую он представил у себя в голове, напугала его до смерти. — О боже мой, — выдохнул он. — Повеселитесь там! — бросил им Мерлин, поднимаясь и возвращаясь за свой стол. Только когда уселся, он осознал, что знакомой светлой головы нигде не видно. — Я поговорил с другими факультетами: нам всем пришли похожие записки от деканов, и, скорее всего, это будет урок танцев для подготовки к предстоящему Святочному Балу, — объяснил Мерлин. Все его друзья, включая даже Кору, застонали. — Ладно вам, будет весело! — Мы беспокоимся не о танцах, — сказал Роб. — Говори за себя, — пробормотала Кора. — Партнёры, — взволнованно проговорил Роб. — У Коры-то есть девушка, но что насчёт нас? У нас и близко никого нет. — Поддерживаю слова Коры — говори за себя, дружище. Я приглашу Чо, — сказал Седрик, помахав рукой в сторону стола Рейвенкло, за которым сидела черноволосая девушка. Она покраснела и помахала в ответ. — Невероятно, — произнёс Мерлин. — А где Павел? — Сказал, что ему нужно что-то взять в спальне и ушёл минут пятнадцать назад, — ответил Верн, доедая кусочек хлеба. — Что-то он долго. Он же не мог заплутать, так ведь? — спросил Мерлин, припоминая способность Павла заблудиться в трёх соснах. — Придётся сходить за ним и убедиться, что нет. У нас следующее Зельеварение — хоть он и идиот, лучше ему не испытывать терпение Снейпа, — проговорила Кора, допивая свой тыквенный сок. Впятером они поднялись из-за стола и направились в сторону гостиной Хаффлпаффа. Они были уже на полпути, когда Седрик отодвинул гобелен, чтобы пройти коротким путём, — и все вмиг замерли. В проходе стояли Павел и Лидия, тесно переплетаясь руками и ногами, и целовались. — Так его, дорогая, — хитро произнёс Верн. Они отпрыгнули друг от друга, как от огня. Кора не смогла сдержать смех, смотря на ошарашенное лицо Павла. Лидия же принялась приглаживать волосы и поправлять размазавшуюся помаду; хоть она и выглядела совершенно не заинтересованной в происходящем, её глаза всё ещё ярко светились, а со щёк не спадал румянец. — Эм... это не то, о чём вы подумали? — начал было Павел — но Лидия легко шлёпнула его по плечу. — Это именно то, о чём вы подумали, — исправила она. — И я ожидаю, что эта тайная интрижка станет нормальными отношениями в течение следующего часа. Павел обеспокоенно посмотрел на неё — и её отстранённая улыбка превратилась в нежную, когда она опустила ладонь на его лицо. — Я не стыжусь тебя, Павел! Твои друзья, кажется, не против, так в чём дело? — с добротой спросила Лидия. Мерлин почувствовал, что присутствует при очень личной беседе. — Я... ни в чём, — ответил Павел. — Хочешь быть моей девушкой? Официально? — спросил он с надеждой. — Ты такой дурачок, — вздохнула Лидия, оставляя быстрый поцелуй на его губах (которые теперь полностью были перепачканы в помаде). — Да, Кайдановский, я хочу быть твоей девушкой. Лицо Павла тут же просветлело, Лидия закатила глаза. Вдвоём они вышли из прохода — и Лидия упорхнула в Большой Зал, напоследок подмигнув Павлу, выглядящему до неприличия довольным. — Отвратительно, — пробормотала Кора, с трудом пряча улыбку. — Мы опоздаем на Зельеварение, если не поторопимся! — предупредил Роб, сверяясь с часами. — И, Павел, сотри уже эту помаду: этот оттенок тебе не идёт. Павел принялся тереть рот тыльной стороной ладони, тем самым только ухудшая ситуацию. Мерлин лишь рассмеялся, покачав головой. Дружной компанией они отправились в подземелья.