Восхождение Эмриса

К концу следующей недели ссора между Мерлином и Артуром затронула даже отношения двух факультетов: никто из гриффиндорцев не говорил с хаффлпаффцами, опасаясь гнева Артура, — однако это не распространялось на Лидию и Павла, ведь ничто не могло разлучить их. Седрик объяснил ситуацию их компании друзей: не всю правду, а только то, что у Мерлина с Артуром случилась «любовная ссора» и что Артур решил, что его обманули. После этого разговора Кора постоянно бросала презрительные взгляды на гриффиндорского префекта, что только ухудшало ситуацию. Мерлин стал редко отвечать на уроках, стараясь не попадаться на глаза гриффиндорцам. Единственным глотком свежего воздуха была Теория Магии, на которую ходил лишь один гриффиндорец, который к тому же не слишком близко общался с Артуром. — Мистер Эмери! — окликнула его профессор Синистра. Мерлин вздрогнул, оторвав задумчивый взгляд от окна, и покраснел. — Извините, профессор, я задумался, — вздохнул он. Женщина ответила ему сочувственным, но обеспокоенным взглядом. — Вся школа знает о вашей размолвке с мистером Пендрагоном, и я надеюсь, что вы не будете отвлекаться из-за неё на моём уроке, — произнесла она, подняв бровь. — Что вы можете рассказать о закате Старой Магии и расцвете современной? Весь класс обратил заинтересованные взгляды на Мерлина, потому что иногда он рассказывал такое, ссылаясь на знания своей «отшельнической» семьи, о чём было неизвестно даже профессору. — Старая Магия играла значительную роль в жизни магов и маглов со времён короля Артура и королевы Гвиневры и до строительства Хогвартса его основателями, — начал Мерлин. — Любое колдовство было запрещено королём Утером Пендрагоном, но было снова разрешено королевой Гвиневрой, взошедшей на престол после смерти мужа... — Мерлину пришлось сделать паузу и сглотнуть, смачивая вдруг пересохшее горло. — Несмотря на это, Старая Магия так никогда и не достигла своего пика из-за страха, который стал инстинктивным за время правления Утера Пендрагона. Волшебство мало-помалу стало умирать. Единственными его хранителями были друиды, которые стали смешиваться с простым людом и начали забывать свои древние традиции. Примерно в 1400-1600-ых годах настало Тёмное Время для магии, когда она не практиковалась нигде за пределами школ волшебников — таких, как Хогвартс. Совет Магов, который набрал силу в те времена, затем сформировал Министерство Магии. К тому моменту, по прошествии двух веков Тёмного Времени, волшебство совершенно изменилось и обрело кардинально новую форму. Повсеместно распространилось изготовление и использование волшебных палочек — единственного атрибута Старой Магии, дошедшего до наших дней. Беспалочковое, или невербальное, волшебство, довольно частое во времена Старой Магии, теперь было доступно только самым способным и одарённым волшебникам. Например, профессору Дамблдору. Заклинания стали самым распространённым способом концентрации и направления магии наряду с использованием волшебных палочек. В результате все доступные нам сегодня заклятия были созданы путём объединённой работы заклинания и палочки, — закончил свой монолог Мерлин. Даже профессор Синистра выглядела впечатлённой, а Роб не переставал повторять шёпотом, как он рад, что Мерлин его напарник по эссе. — Я бы и сама не смогла рассказать лучше, Морган, — похвалила профессор Синистра с улыбкой. — Откуда он это всё знает? — еле слышно спросила Петра Алакус у своей соседки, которая лишь пожала плечами в ответ. — В общем, никто достоверно не знает, что случилось с волшебством в период Тёмных Времён. Известно только об изменении самого источника магии, что привело к практически полному её упадку. Некоторые теории говорят о том, что магия сама изменила себя, дабы избежать своего окончательного исчезновения, становясь менее привязанной к земле и природе и больше черпая силу из «душ» наших палочек и нас самих. Случайные всплески волшебства были крайне редкими во времена Старой Магии, так как она тщательно изучалась и контролировалась. Это подводит нас к теории о том, что волшебство разумно и не является просто ещё одним природным ресурсом, — добавила профессор Синистра. Мерлин удивлённо моргнул. Он был настолько сильно отдалён от волшебного сообщества в последние годы, что это был первый раз, когда он слышал эту теорию, и она его поразила. До этого он не осознавал, что другие не могут чувствовать волшебство, как он сам, — как шестое чувство — такое же простое в использовании, будь то зрение или слух. — Профессор, — вставил Мерлин, — но это не объясняет, почему мне так сложно даётся трансфигурация. — Он вспомнил, как когда-то в пещере он просто прижал ладони друг к другу и создал бабочку, превратив окружавшую его энергию в жизнь. — Я думала над этим, — ответила профессор Синистра. — Я считаю, что, вероятно, твои способности Повелителя Драконов крепко связывают тебя с твоими друидскими корнями и со Старой Магией. Хотя ты и можешь использовать современное волшебство, ты всё равно берёшь энергию из окружающего мира, а не из самого себя, поэтому это нарушение баланса влияет на тебя. Превращение неодушевлённого объекта в одушевлённый сильно смещает баланс, и потому для тебя это невозможно. Однако мне кажется, что если ты сконцентрируешься на энергии волшебства и наполнишь ею неодушевлённый предмет, то тебе удастся создать жизнь, — закончила она. Мерлину подумалось, что она могла быть совершенно права. В неодушевлённом предмете нет энергии, но, если напитать его ей в достаточной мере, создание чего-то одушевлённого будет совсем несложным. — Спасибо вам, профессор, — поблагодарил он. От решения этой проблемы ему стало гораздо легче, и он впервые за долгое время улыбнулся. Однако улыбка мгновенно слетела у него с лица, когда он вошёл в гостиную и увидел объявление о походе в Хогсмид на пасхальных каникулах. Для их компании стало традицией собираться вместе с гриффиндорцами и слизеринцами и дружной гурьбой отправляться в Три Метлы. Обычно они выпивали по сливочному пиву, а кто-нибудь приносил шоколад из Сладкого Королевства. Бывало, Павел пробирался в Кабанью Голову и каким-то образом уговаривал хозяина продать ему огневиски, которое они потом тщательно прятали от учителей. Но любимой частью таких вылазок для Мерлина было сидеть в тёплой, уютной таверне в окружении своих друзей, касаясь плечом Артура. — Что ж, это будет неловко, — пробормотала Кора, подбородком указав на объявление. — Надеюсь, этот кретин не собирается портить нам там настроение. — Кора, — вздохнул Мерлин, — это не его вина. Это я всё испортил. — Ага, только это не делает его меньшим кретином за то, что он не дал тебе возможность объясниться. Седрик сказал мне, что ты рыдал из-за этого, а я никогда не видела, чтобы хоть слезинка упала у тебя из глаз, не считая тех моментов, когда ты так сильно смеёшься, что начинаешь плакать, словно маленький истеричный мальчик, — протянула Кора, задорно пихнув его в бок. Её пушистая копна кудряшек была собрана в два хвостика, шарф Майи свисал у неё с плеч, а в кармане мантии что-то подозрительно шуршало. Мерлин лишь вздохнул, чувствуя, как его настроение снова упало. Он с размаха плюхнулся на один из диванчиков перед камином и забросил ноги на кофейный столик, весь заваленный пергаментами, взрывающимися карточками для игры в «Snap»' и печеньем. Внезапно у него на коленях появился котёнок. — Думала, это развеселит тебя, — произнесла Кора откуда-то сзади, с улыбкой глядя на крохотный, сбитый с толку комочек. — Я сделала его сегодня на Трансфигурации и подумала, что ты можешь оставить его себе. Его зовут Суши. Суши посмотрел на него своими большими голубыми глазами, начал мягко переступать лапками у него на коленях, а потом издал самый тоненький, какой Мерлин когда-либо слышал, звук «мяу». И, словно по мановению волшебной палочки, Верн был тут как тут, воркуя над котёнком и почёсывая его за ушком. — Кто самый хорошенький маленький котёночек? Это ты, Суши, это ты! — шептал Верн — этот огромный, мускулистый, рослый парень — тоненьким голосочком. Мерлин не смог сдержаться и рассмеялся. — Вот так и надо, — произнёс Седрик с широкой улыбкой, войдя в гостиную и присаживаясь рядом с Мерлином на диванчик. Роб уселся на диван напротив них, и Павел присоединился к нему, пряча лицо за книгой и тихонько чихая. — У него аллергия на кошек, — объяснил Роб после особенно громкого чиха Павла. — Это потому, что его организму не нравятся миленькие кисы, — ласково проговорил Верн, почёсывая своим огромным пальцем у Суши под подбородком. Котёнок же прикрыл глаза и счастливо урчал. Мерлин легонько погладил котёнка по спине. Его шёрстка была до невозможности мягкой, с окрасом, напоминавшим роспись чайных заварников. Малыш всё мурлыкал и мурлыкал; звёзды ярко засияли на тёмном небе — и все его друзья весело болтали, нарушая ночную тишину. Мерлин и припомнить не мог, когда у него были такие друзья. Той ночью Мерлину приснилось первое его с Артуром занятие в Дуэльном Клубе. Все ученики старше четвёртого курса собрались вокруг них — в их глазах горела жажда знаний. Мерлин и Артур поклонились друг другу, готовясь к демонстрации. Артур принял боевую позицию с ухмылкой на лице. Эта ухмылка не была шутливой, как когда они кланялись или отводили палочки в сторону при приветствии. Это была ухмылка, с которой смотрят на что-то, что ненавидят, как будто Мерлин был куском грязи, прилипшим на ботинок. В мгновение ока Мерлину не захотелось вступать с ним в схватку. — Я не буду сражаться с тобой, Артур! — объявил Мерлин, бросив палочку на пол. Усмешка Артура стала ещё презрительнее. — Конечно, ты не будешь. Ты трус, — ответил он, и всё внутри Мерлина сжалось. — Ты всегда был и навсегда останешься трусом. Тебе нравится думать, что ты сильный и смелый, но это не так. — Мне жаль, — произнёс Мерлин, проглатывая слёзы. Артур бросил в него заклинание — что-то жужжащее, отвратительного кроваво-красного оттенка, — которое он отразил рефлекторно, а не потому, что хотел. Мерлин не знал, что это было за заклинание, однако чувствовал, что это нечто жуткое. Артур начал наступать, вытянув вперёд палочку, а Мерлин попятился назад. — Десять лет, Мерлин, а ты так и не рассказал мне свою тайну, потому что ты жалкий трус. Ты рассказал мне только тогда, когда знал, что я не смогу тебе ничем ответить, потому что я умирал. А ты знал, что это случится, так ведь? Ты бросил меня, когда я больше всего в тебе нуждался, и сейчас ты делаешь то же самое, — выплюнул Артур, оправив ещё одно заклятие в Мерлина. Не отдавая себе отчёта, он снова отразил его, затем перевёл взгляд на окружавших их учеников в поисках помощи. Но они смотрели на них мёртвыми глазами с безучастными выражениями лиц. Даже Седрик и Кора не пошевелились, чтобы помочь. — В этот раз тебе нет смысла оправдываться, что ты не трус, Мерлин, — продолжал Артур. Он метал заклятия всё быстрее и быстрее, и хотя барьер, установленный Мерлином, работал, он всё равно отступал. — Ты мне не поверишь, — начал умолять Мерлин, — я потеряю тебя. Артур сделал ещё один шаг вперёд, его взгляд полыхал. Мерлин почувствовал, что упирается спиной в каменную стену. Ему было некуда бежать, а Артур всё наступал, пока между ними не осталось несколько дюймов и Мерлин не смог увидеть злость, полыхавшую у него в глазах. — Ты уже потерял меня, — прошипел Артур. Теперь он был слишком близко, чтобы Мерлин смог отразить заклятие. И мир погрузился во тьму. Мерлин проснулся с криком, судорожно глотая воздух. Его глаза светились; по комнате во все стороны от него прошла волна магии. Его соседи повскакивали с кроватей, сонные и не понимающие, что произошло. Все глаза были обращены на него. Он мог представить, как сейчас выглядит: мокрые волосы прилипли к побледневшему лицу; грудь тяжело вздымается, как будто он задыхается. — Извините, — выдохнул он, с трудом выдавливая слова. Суши, спавший свернувшись клубочком у него в ногах, тихо мяукнул и залез Мерлину на грудь; он ощущался совершенно невесомым. — Всё нормально, Морган, — невнятно произнёс Седрик, ещё до конца не проснувшись. — Нам сегодня всё равно нужно было встать пораньше. Часы на стене показывали начало седьмого, но многие ученики отправлялись домой на пасхальные каникулы; и некоторые друзья Мерлина — тоже. Мерлину потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, но парни не торопили его, а Павел в кои-то веки встал вовремя. Они оделись в магловскую одежду или в простые мантии и отправились в Большой Зал на завтрак. За всё это время Мерлин не проронил ни слова. Пустой зал начал быстро наполняться весёлыми студентами, обсуждавшими то, как они поедут домой. Ученики Дурмстранга и Шамбартона оставались в Хогвартсе. Мерлин продолжал молчать, пока его друзья болтали и шутили. Он надеялся, что их веселье заразит и его, однако он не мог выкинуть из головы образ из сна: Артура, смотревшего на него, как на грязь. «Ты уже потерял меня». Уголком глаза он наблюдал за столом Гриффиндора, где сидел Артур. Он был так же весел и улыбался, как и всегда. Если бы Мерлин не знал его на протяжении десяти лет, то не заметил бы, как угасает его улыбка каждый раз, когда друзья не смотрят на него. Сейчас Мерлин не мог его видеть — не тогда, когда ужасный образ Артура был ещё свеж в его памяти. После завтрака он практически убежал в хаффлпаффскую гостиную и спрятался в спальне. Он думал о том, чтобы собрать вещи и вернуться в свой домик у озера, но понимал, что больше нет смысла пялиться на гладь пустого озера, из которого никогда не вернётся Артур Пендрагон. Теперь он мог грустить о своём вновь потерянном лучшем друге и здесь. Он сел на кровать и погладил Суши. Он долго сидел так, устремив взгляд в окно, возвышавшееся между кроватями Седрика и Роба. Солнце с трудом пробивалось сквозь густые облака. День обещал быть пасмурным, тем не менее облака не были достаточно тёмными и тяжёлыми, чтобы пошёл дождь. Вскоре Седрик, Павел, Роб и Верн поднялись в спальню, чтобы собрать вещи, попутно болтая о том, чем они собираются заниматься в последние три дня перед тем, как начнётся подготовка к ЖАБА. Несколько раз Седрик пытался подключить Мерлина к разговору, но тот отвечал односложно, и его перестали дёргать. Он знал, что своим видом портит всем настроение, и был уверен, что скоро хандра пройдёт, однако его горло всё ещё сжималось каждый раз, когда он вспоминал слова Артура. Слова, которых он больше всего боялся услышать от него. Он пытался убедить себя в том, что это — всего лишь сон, но его попытки были тщетны. По крайней мере, маленький пушистый комочек у него на коленях счастливо спал. Ради своих друзей Мерлин натянул улыбку, когда все вместе они спустились к воротам замка, где уже ждали кареты, готовые отвезти учеников к Хогвартс Экспрессу. Седрик так крепко обнял его, что Мерлин испугался, что тот его раздавит. Павел и Лидия стояли рука об руку, с нетерпением ожидая тот момент, когда они смогут провести время — целых две недели! — у Лидии дома. Мерлин очень удивился, когда Кора, громко чмокнув Майю, сказала ей, что будет оправлять ей сов каждый день, но не сможет поехать к ней в гости (а она определённо жила в каком-нибудь огромном, древнем слизеринском поместье). — Ты не едешь? — удивлённо спросил Мерлин, когда Кора вернулась к нему. — Не-а, у меня ещё остались тут дела, — неопределённо ответила девушка. — Например, побыть свахой для двух идиотов. Мерлин не нашёлся, что сказать, поэтому просто притянул её в объятия, зарывшись лицом в кудряшки. Она так же крепко обняла его в ответ.