BGN

- Хен, скажи, что ты умеешь ставить палатки без волшебства, - с надеждой просит Чонгук, с трудом вытряхивая из рюкзака знакомую Юнги сумку с палаткой, - мне показалось или сбоку даже какие-то металлические палки примотаны? Юнги смотрит на то, как из рюкзака помимо палатки вываливается внушительный короб с едой, плед и аптечка, которую Гук смущенно заталкивает обратно, и в голове возникает только один вопрос. - Кто пятое измерение в рюкзаке наколдовал? - Мама, - просто отвечает Чон, сдувая мокрую челку со лба, - а что? - А аптечка зачем? – продолжает спрашивать Мин, уголки губ у которого ползут вверх. – Знал, что в лес пойдешь? - Нет, она всегда тут лежит, - спокойно поясняет младший и наконец поднимает взгляд на парня, - а что ты все спрашиваешь? - Да просто диву даюсь, какой же ты ребенок, - улыбается Юнги и наклоняется, чтобы начать распаковывать палатку, - а кимчи домашнее нигде там не завалялось? - Не завалялось, - ворчит Гук, пытаясь ботинками расчистить место для палатки, - и я не ребенок. Юнги угукает, все еще посмеиваясь, и продолжает высвобождать брезент из чехла. Как давно он не видел эту палатку, как давно он не держал ее в руках, как давно не распутывал все эти узелки. Наверное, в последний раз палатка была в руках отца… - Хен, тебе помочь? – слышится голос Гука, и Мин возвращается к реальности, крепче сжимая в руках брезент, чтобы не было заметно как дрожат руки. – Хочешь я попробую ее поставить? - А ты умеешь? – криво усмехается Юнги, пряча за усмешкой грусть и застарелую боль. – Представляешь, а магглы так и живут, все делая руками. - Ужас какой, - машет руками гриффиндорец, - ладно, раз ты разбираешься с палаткой, то я пойду…эээ… принесу нам дров. - Зачем нам дрова? – спрашивает Мин спину парня, бодрым шагом направляющегося в лес. – Интересно, а чем он эти самые дрова рубить будет? К моменту, когда Юнги заканчивает ставить палатку, из чащи леса выходит уставший, но довольный Чонгук с охапкой хвороста в руках. - Так бы и сказал, что за хворостом пойдешь, - говорит слизеринец, косясь на небольшую кучу веток, которые парень сваливает рядом со входом в палатку, - и вообще нахрена тебе костер? - Ты что? – округляет глаза младший. – А как же жарить зефирки? А смотреть на костер, сидя рядом и накрывшись одним пледом? Юнги старательно прячет улыбку, сдерживает рвущийся изнутри смех, и отчего-то радуется, что в душе Чон Чонгук все-таки милый ребенок, не лишенный романтики, пусть и такой шаблонной. Под одним пледом? Чонгук сам расчищает место для костра, сам ищет камни, чтобы выложить круг, сам старательно раскладывает веточки и весьма потешно обыскивает все вокруг в поисках того, что подложить, чтобы дать костру разгореться. - В палатке поищи, там, под журнальным столиком, должны были валяться старые выпуски «Ежедневного пророка», - советует Юнги, устав наблюдать за метаниями младшего, - и может диванчик вытащить оттуда? Десятью минутами спустя Мин Юнги клянет себя на чем свет стоит, кряхтя и отдуваясь, пока они вдвоем выносят из палатки маленький двухместный диван. Маленький, но поразительно тяжелый. - Хен, ну почему ты еще несовершеннолетний? – бубнит Гук, ставя наконец злополучную мебель на землю и тут же валится сверху на диванчик, увлекая туда уставшего и даже не сопротивляющегося Юнги. – Так бы ты два раза палочкой взмахнул, и мы бы так не страдали. - Не охренел ли ты часом? – едко спрашивает Мин, пихая парня в бок. – Кто вообще решил пойти в гребанный поход вдвоем да еще и зимой? И это я еще виноват, что не могу колдовать? Уж прости, надо будет маме высказать, почему это она не родила меня на месяц раньше в угоду одному требовательному противному гриффиндорскому малолетнему нахалу. Чонгук миролюбиво хихикает, крепче прижимая к себе ворчащего хена. Для Гука в новинку видеть его таким расслабленным, не тем напыщенным и высокомерным слизеринцем как обычно тот выглядит в школе и вообще на людях. Здесь и сейчас Мин Юнги кажется простым смертным, вполне себе эмоциональным парнем, который сейчас затихает в объятиях младшего, позволяет крепче прижать к себе и сам робко ведет пальцами по его руке. Юнги смотрит в огонь, позволяя Чонгуку держать себя в объятиях, расслабляется и раскрывает шире глаза, когда слышит тихое пение над ухом. Пение Чонгука. Чистый красивый голос младшего у самого уха Мина действует на парня как парализующее средство – Юнги даже дышит через раз, вслушиваясь в полузабытую песню на корейском, которую слышал в последний раз в глубоком детстве. К середине песни Гук забывает слова и дальше только мычит, но мычит верно, выдерживает мелодию и через некоторое время замолкает, шумно вздыхая. - Ты спишь, хен? – вполголоса спрашивает Чон, чуть ерзая, чтобы удобнее уложить старшего к себе на колени. – Устал, наверное, спи. Юнги спешно закрывает глаза и заставляет себя дышать ровнее. С закрытыми глазами под треск костра и тихое сопение Чонгука, который пользуется моментом и легонько обводит пальцами черты его лица, запускает руки в волосы Мина и мягко перебирает пряди, Мин Юнги почти засыпает, чувствуя внутри себя что-то большое, теплое и нежное, чему названия для Юнги еще нет , но, по всей видимости, скоро будет. Чонгук в восторге перебирает каждую прядь волос Юнги, отводит одну непослушную ото лба, проводит пальцем по еле заметной морщинке, оглаживает брови, с шаловливой улыбкой прикасается к ушам и, прикусив от напряжения губу, трогает сережку в ухе, мнет пальцами мочку и с улыбкой прислушивается к внезапно потяжелевшему дыханию старшего. Ага, значит эрогенная зона, внутренне ликует Чон Чонгук, планируя еще что-нибудь выяснить, пока есть шанс, но только он планирует перейти к шее, как его останавливает голос Юнги. - Сколько можно меня трогать? – сонно спрашивает парень и открывает глаза. – И у меня теперь ухо горит, бестолочь. - Ты спи-спи, - улыбается Чон, пропуская «бестолочь» мимо ушей, - хочешь, еще тебе спою? - А зефирки твои кто жарить будет? – с кряхтением поднимается Мин, все же решая, что должен подарить младшему полноценный поход, сделать вместе с ним все, что следует делать в походах. Может даже страшилок порассказывать, вот только в мире магии половина страшилок – неотделяемая часть мира, а про самый главный страх – Волан-де-Морта – можно и забыть уже. – Кстати, ты проголодался? Стоит только заговорить о еде, как Чонгук перемахивает через спинку дивана, едва при этом не задев голову старшего подошвой своего зимнего теплого башмака, чтобы взять корзину с едой и начать тащить ее к огню. - Я думал мы поедим в палатке, - хмурится Мин, - как нормальные люди за столом, знаешь ли. Гук тут же меняет направление, затаскивая корзину обратно в палатку и волоча ее на небольшую кухню. По пути он пару раз спотыкается обо что-то на полу, но света нет и как его можно включить парень не знает. В Хогвартсе он бы просто махнул палочкой, но тут так нельзя. - Хен, - зовет Чонгук, оглядываясь на вход в палатку, на секунду заглядываясь на всполохи света от костра на тонких брезентовых стенах, - где тут у вас свет? Глаз выколоть можно, не видно ни черта. - Свет обычно включается волшебством, - вздыхает Мин, заходя внутрь, - но подожди, где-то тут валялась лампа, и фонарики были тоже где-то. Кажется. Юнги по памяти идет направо в сторону спальни, памятуя о том, что на комоде рядом с кроватью стояла лампа, а в верхнем ящике когда-то давно отец хранил маггловские фонарики. Лампа находится сразу, а вот фонарики приходится поискать, но Мин их все же находит, трясет ими и включает. Тускловато, но светят. - Ух ты, - шумно восхищается Гук, глядя на старенькую керосиновую лампу в руках у парня, - а чего она воняет-то так? Юнги и не думает отвечать на такой тупой вопрос, почему-то полагая, что про керосиновые лампы-то малец должен знать. Вместо ответа он осторожно водружает источник света на стол и помогает младшему достать еду из корзины. Он хмыкает, когда достает из корзины маленькую бутылку огневиски – видимо, Джули боялась, что они замерзнут к чертям, вот и положила спиртное. - Это нам? – игриво спрашивает Чонгук, порываясь выхватить бутылочку из рук Мина, но цепкая хватка старшего заставляет его только царапнуть ногтями по стеклу тары. – Ну хен… - Что мне тут с тобой пьяным делать? – фыркает Юнги, засовывая бутылку в карман куртки. – Обойдешься. Смотри, тут шесть бутылок сливочного пива и еще две с тыквенным соком. Если тебе и этого не хватит, то за стенами палатки снега, насколько взгляда хватит. - Тебе же говорили, что ты зануда, да? – бурчит Чонгук, надувая губы, но забывает про обиду сразу же как видит упакованные сэндвичи с грудинкой размером с листы бумаги формата А4. – Обожаю Джули… - Они еще и с кимчи внутри, если я не ошибаюсь, - Юнги скидывает куртку, крутит регулятор температуры, свисающий с крыши палатки, и на на скорую руку сервирует стол, пока Чон с азартом вскрывает упаковочную пленку с еды. Слизеринец с легкой улыбкой наблюдает за тем, как уплетает еду Гук, успевающий болтать обо всем подряд, и незаметно подталкивает любимые блюда парня к нему поближе. В эдаком полумраке сидеть друг напротив друга, когда вокруг тишина и только отдаленный шум костра, кажется Юнги невероятно интимным. Он ловит отблески света от лампы в глазах Чонгука, любуется тем, что тот сейчас выглядит невероятно живым и теплым, милым и до дрожи близким. А еще ему давно не было так хорошо. - Чонгуки, - зовет Мин, оставляя в сторону бутылку со сливочным пивом, - знаешь что? Старший подается всем корпусом вперед, опираясь на локти, и смотрит в широко раскрытые от удивления глаза младшего. - Что? – шепчет гриффиндорец, смахивая со рта крошки и также подаваясь вперед. Он чувствует себя как ребенок, которому вот сейчас расскажут что-то очень сокровенное или страшное, но от этого ему только интереснее. - Спасибо, - тепло улыбается Юнги и подтянувшись, нежно касается своими губами губ Чонгука, закрыв глаза и отдавшись целиком ощущениям. - Всегда пожалуйста, - хрипло отвечает Гук после поцелуя, - не знаю за что, но пожалуйста, хен. - И что это за хрень? – с подозрением принюхивается к слегка обгоревшему липкому комку Юнги. – Я это есть не буду. А вдруг мы отравимся? - Миллионы людей по всему миру уже столько лет жарят зефирки на костре, едят и ничего, выживали, а вот на Мин Юнги удача закончится, и он умрет в жутких мучениях от ядовитого поджаренного зефира, - скептически отзывается Чонгук, коптивший парню такую сласть последние минут пять, - ешь уже, хен. - Ты знаешь азы оказания первой помощи, да? – Юнги приближает прутик с нанизанной зефиркой ко рту и вздыхает так, будто нырять в пруд собрался. - Искусственное дыхание я тебе могу и без зефирки сделать, - хмыкает Чонгук, вытаскивая из костра еще одну такую же подтаявшую сладость. – Тебе даже просить не придется. Мин легонько пинает младшего в зад носком ботинка и тут же кряхтит, когда Чон плюхается к нему на колени с довольной улыбкой. Юнги аккуратно откусывает маленький кусок липкой белой массы и задумчиво жует. Вроде не так плохо, но все равно гадость. - Нет, не мое это, - слизеринец ищет взглядом бутылку с водой запить все это дело и отбрасывает прутик с оставшейся сладкой гадостью за диван, - мне не понравилось. Чонгук, успевший съесть свою порцию, поворачивает голову в сторону парню и тоже отбрасывает палку за диван. - А вот так? – Гук обхватывает лицо Юнги руками в саже и целует липкими пахнущими ванилью губами, целует глубоко так, что Мин невольно чувствует сладость и спустя пару секунд сам ищет ее, тщательно исследуя языком рот младшего, собирает остатки и утробно урчит, прижимая к себе парня ближе. Чонгук пахнет костром и ванилью, и если раньше от этого сочетания Юнги бы скривился, то сейчас только голова идет кругом и хочется больше. - Я знал, что так тебе понравится больше, - сипит Чонгук, перебрасывая ногу через сидящего слизеринца и усаживаясь к нему лицом, - позволь мне… - Позволить что? – одними губами шепчет Юнги, смотря в потемневшие от желания глаза Чона. - Все, - так же одними губами отвечает парень, заводя руки за шею старшего и втягивая его в еще один головокружительный поцелуй, - хочу все.