По дороге в Легенду (или путешествие Незнамо Куда и Немножко Дальше)

      В путь выступали на рассвете, когда юное солнце только-только поднималось из-за горизонта. Сверкающие искры росы розовели и падали, стряхиваемые с травы сапогами Братства.       Провожающие их эльфы бесшумно растворялись в утреннем тумане.       Боромир дулся.       Нет, по его суровому бородатому лицу и нахмуренным бровям этого было не прочесть, но.       За пять лет общения – почти семейного, что уж там, – Рон успел его неплохо узнать.       И сейчас старший сын Наместника Гондора, его наследник, гордость и радость, отважный воин и искусный следопыт изволил дуться, словно маленький ребёнок, которому запретили конфеты.       А всё потому, что есть у Боромира такая привычка – любое большое дело начинать со звуком боевого рога. Привычка, которая Рона, к слову, изрядно бесит – потому, что, во-первых, ну нафига так демаскироваться? А во-вторых он жил в одном доме с Дредом и Форджем, и для него любой громкий звук – опасность. Но Боромир мальчик взрослый, сорок лет он как-то жил до Рона и не Рону теперь учить его воевать.       Поэтому Рон, кстати, про этот рог вообще не вспомнил – потому, что уже просто смирился.       Гермиона ни про какие рога-традиции знать не знала. Она просто накрыла чарами тишины весь отряд, и всё.       И вот Боромир привычно подносит рог к губам… а оттуда, вместо громкого и гордого звука, вырываются какие-то сипы издыхающего чахоточника.       И теперь Боромир дулся.       С Кольцом поиграть не дали, в рог не подудел и даже путь отрядный явно собираются проложить не через Гондор – не поход в общем, а сплошное разочарование.       Видимо Гермиона права, и все мужчины действительно – как дети.       ***       Несмотря на отсутствие демаскирующего («Воодушевляющего!») дудения, настроение отряда было весьма приподнятым.       И основная заслуга в этом была Мерри и Пипина, которые не только умудрялись бежать вровень с Боромиром, лишь слегка отставая от легконогого эльфа, но и трындели при этом, не затыкаясь ни на минуту.       Во-первых, они беспрестанно жаловались. Они ныли и стонали, что им плохо, голодно («Ни второго завтрака, ни ланча, ни дневного чая, Мерри, я же так совсем похудею, а потом и вовсе истаю!), тяжко («Мы, хоббиты, не созданы для таких походов, мы основательные и вдумчивые…» «Вот особенно ты, Пипин, самый вдумчивый!») начисто игнорируя как тот факт, что конкретно их двоих никто никуда не звал, так и то, что выносливого гнома, например, они в беге обставили точно. И это бы должно раздражать – но делали они это до того комично, что даже суровый Гэндальф с трудом удерживался от улыбки.       Во-вторых, они всё время что-то рассказывали. Какие-то тётушки, дядюшки, кузены, бабки, сёстры, соседи мелькали в бесконечном хороводе историй одновременно поучительных и ни о чём. Слушать это было не то, чтобы особо интересно, но приятно.       А в-третьих, между первым и вторым, Пипин умудрялся задавать целую кучу вопросов. Его просто вдоль и поперёк рвало от любопытства: как же, целых три мага! Как же не спросить-то у них про всё и сразу?       Вот только Гэндальфа Мерри и Пипин явно побаивались – не-то из-за каких-то прежних косяков, не-то из-за грозного вида, а не-то из-за тяжёлого посоха, прямо-таки созданного для вразумления дурней – а Гермиона бежала в голове отряда со своим эльфом, и догонять её было бы проблематично.       А вот Рон мало того, что бежал рядом с Боромиром – а, соответственно, и с хоббитами – так ещё и делал это с таким видом, будто никуда не опаздывал. Так, на пробежку вышел.       Было это его коронным умением, в своё время честно слизанным с младшего Малфоя. Вот только Хорёк так и не смог за всю жизнь достичь высот Рона.       Потому как Рон умел совершенно непринуждённо делать вид, будто любое его дело или безделье – это большое одолжение окружающим, которое делается нехотя, и за которое окружающие ему должны по гроб. Особенно он любил драпать с таким видом.       На Пипина это, впрочем, не особо-то действовало – ему было слишком любопытно.       – А Вы видели драконов?       – Пару раз.       – А маги умеют летать?       – Я умею.       – А почему мы не летим?       – Плохо умею.       – А Вы видели троллей?       – Одного.       – А Вы с ним дрались?       – Я его даже победил.       – А правда, что есть цветок, исполняющий желания?       – Без понятия.       – А на что похож Минас-Тирит?       – На муравейник.       – А правда, что маги могут кого угодно превратить в жабу?       – Хочешь на себе попробовать?       Пипин сглотнул.       – Нет, я… спасибо, но нет, – и замолчал.       Надолго его, впрочем, не хватило.       – А Вы давно знаете Гэндальфа?       – Три дня.       – А я думал, – влез Мерри, – что все маги друг друга знают.       – Верно, – пропыхтел рядом Гэндальф, – Но наш друг Рональд, так же, как и Гермиона, не отсюда. А сейчас немедленно прекратили болтать, а то в жаб всех превращу я! Тебя первым, Пипин!       ***       Разумеется, про интересную тему никто не забыл, но и на привале продолжить расспросы не получилось.       Во-первых, потому что Гэндальф.       Который и так-то с начала похода счастливым не выглядел, а теперь ещё и гном к нему пристал, как репей к собаке. Воздух вокруг Серого Мага прямо трещал от усилий, которые Гэндальф прикладывал, пытаясь не пульнуть ни в кого молнией.       А во-вторых, сами маги.       Едва устроившись на привал, они сели чуть боком друг к другу, взялись за руки и закрыли глаза.       И выглядели они при этом так, что даже Пипину стало как-то неловко.       К счастью, заскучавших хоббитов вовремя заметил Боромир. И, руководствуясь богатым командирским опытом, поспешил найти им занятие. Хоббиты – все четыре, несмотря на заморочки с Кольцом, – Боромиру нравились и тащить двоих из них дальше в виде жаб было бы очень обидно. Потому что насчет Гэндальфа было не известно, а вот Рон уже однажды так делал. И ведь, стервец этакий, утверждал, что умеет только в жабу, а как обратно – понятия не имеет. Недоучил. Маленький ещё. И утверждал до тех пор, пока не пришел Фарамир и не попросил за неуместно пошутившего стражника. Вот тогда всё снялось мгновенно и само собой.       А хоббитов надо было занять – и срочно.       – Три! Четыре! Два! Хорошо!.. – меч, как пошутил однажды Рон, был универсальной игрушкой для детей любого возраста, от пяти лет до сорока.       Хоббиты в игру включились с радостью, только подтверждая это.       – Смотри, Мерри, у меня неплохо получается!       – Теперь моя очередь!       – Четыре! Пять! Три! Молодец!       – Если кому-то интересно моё мнение – то это не поход, – Гимли, как и все гномы, отличался повышенным упорством. И, видимо, бессмертием. – Мы делаем большой крюк! Мы могли бы пройти через копи Мории! Мой кузен Балин оказал бы нам королевский приём!       – Нет, Гимли, – Гэндальф пыхнул трубкой, – Я рискнул бы идти через Морию только не будь у нас другого пути.       –Вали его, Мерри!       – Держи!       – Ты меня за руку схватил!       – Господа, хватит, – Арагорн, из солидарности попытавшийся вмешаться, тут же сам оказался на земле.       – Знай Хоббитанию!       Сэм, не участвовавший ни в возне малолеток и Громадин (и что, что старше Мерри он был всего на три года, а три года у хоббитов за срок не считаются?), ни в споре с Гэндальфом (а вот здесь он явно был слишком мал и незначителен, чтобы вообще высказываться), ни в том, что делали госпожа Гермиона и господин Рональд (чтобы они там, на самом деле, ни делали), был больше озабочен господином Фродо. И окружающей обстановкой.       – Что это?       Чёрное облако, целенаправленно и слишком быстро летящее против ветра – облаком явно не было.       Леголас, обладатель самого острого зрения в отряде, прищурился.       – Кребайны из Дунланда! Прячемся!       – Сэм, – мгновенно подхватился Арагорн, – Фродо! Живее!       Боромир уже упихивал под камни Мерри и Пипина.       И только молодые маги суеты не замечали.       – Гермиона! – подскочил Леголас, – Рон! Прячемся!       На него даже не посмотрели. Маги только освободили по одной руке и махнули куда-то в сторону опасности. Эльф только и успел почувствовать пронёсшуюся над головой волну магии – и рефлекторно обернулся следом за ней. А потом не поверил своему идеальному эльфийскому зрению.       Потому что относительно ровный строй «облака» смешался.       Часть птиц попадала на землю и стала, подобно курам, что-то клевать. Ещё часть принялась выписывать петли и восьмёрки, не всегда успевая безопасно выходить из фигур, а иногда и врезаясь друг в друга. Часть стала драться между собой, а иные и вовсе упали, как мёртвые.       Это продолжалось не больше минуты, а потом они все – даже те, что казались мёртвыми – снова собрались стаей развернулись и, так и не добравшись до стоянки Братства, полетели куда-то к югу.       На стоянку опустилась тишина.       Молодые маги наконец расцепились с крайне недовольными лицами.       – Сорвалось, – вздохнул Рон и почесал затылок. – А вы все чего притихли?       Боромир высказался за всех:       – Ну вы даёте, оба!..       Короткий пересказ последних минут подтвердил, что таки да, дают.       Причём ни Рон, ни Гермиона даже не запомнили, что что-то делали – так оказались погружены в…       – А что вы делали вообще? – опомнился Гэндальф. Потому что магию-то он уловил, но как-то фоном.       Рон и Гермиона переглянулись. Рон качнул головой:       – Долго объяснять. И мне кажется, что сейчас не время попусту болтать. Надо убираться отсюда, причем не в ту сторону, в которую летели эти птички. Мы угостили их Конфундусом, дурильной порчей, но как долго она продержится – непонятно.       – Ясно, – Гэндальф мрачно пыхнул не убранной трубкой, – По дороге расскажете, что делали. Придётся идти через Карадрас!       – Мерри, а зачем мы опять бежим? Тяжело же. Неужели нельзя просто идти?       – Не знаю, Пипин. Но ты всегда можешь спросить у Гэндальфа.       Гэндальф бежал впереди всех, злобный как десяток орков.       – Э, пожалуй, нет, перебьюсь.       – Вот и я думаю, что на лягушачьих лапках будет ещё тяжелее.       ***       Где-то севернее…       – Буль-буль-буль! – только необходимость держать рот закрытым, чтобы не наглотаться воды, уберегла Долгое озеро от участи стать Мёртвым озером. А также его берега, лежащий на них Эсгарот и километра четыре прилегающих территорий.       Потому, что у Эйри могут срываться самые сложные заклятья, могут сбоить самые простенькие чары – но вот сглазы его никогда не подводят.       В основном, видимо, потому, что работают вопреки законам Магии и Логики – зато строго по закону Подлости.       Даже сил они требовали не много – только подходящего эмоционального состояния.       Состояние сейчас у Эйри было как раз такое – неописуемое. Цензурно так точно.       Неудивительно – особенно с учетом его горячей «любви» к подводному плаванью – что оказаться по пояс в донном иле какого-то кретинского озера ему не понравилось.       Рывок, другой, но ногу у колена в чём-то заклинило. Ещё рывок, ещё – с тем же результатом. Ещё, ещё, ещё! Вспышка злости – и вспышка магии.       И перемещение в этой вспышке.       Вместе со здоровенной, в половину самого Эйри, костью. А точнее – здоровенным черепом.       И килограммами ила, наросшими на этот череп за явно не один год.       И десятком кубометров воды – и повезло ещё, что не со всей водой вообще.       И прямо в чей-то костёр.       Перекошенные вонючие чёрные морды, сидевшие вокруг, сначала не иллюзорно офигели, а потом как-то нездорово оживились.       Из их визгливых воплей Эйри с трудом сумел вычленить только «мясо», «обед» и «сладенький».       И это стало последней каплей.       Ещё одна вспышка ярости – вспышка магии, отчётливо некротической – и рожи валятся ровными кругами от эпицентра, как доминошки.       И начинают мгновенно разлагаться.       И если раньше запах был просто мерзким, то теперь он стал тошнотворным.       – Вот интересно – сегодня у всех Львов по гороскопу неудачный день, или это только я такой симпатичный?