По дороге в Легенду (или путешествие Незнамо Куда и Немножко Дальше)

      Огненная фигура, магма – кровь земли – суть и нутро. Череп и рога, хлыст – и злоба.       Рон – единственный из них во вне, Рон-слушатель, Рон-переговорщик – вздрагивает, получая удар. По сути, по дару и способностям, по мироощущению.       Не прицельный, а вскользь, как круги на воде – только огонь. Только не огонь.       Он-они смотрят – видят – и содрогаются снова.       От того, как это всё – чудовищно – неправильно. Огонь глубинный, греющий землю – полный ненависти.       От того, как это всё чудовищно-естественно. Как будто от изначального, от начала-без-начал, огонь – таким и должен быть.       Он-они отступают – шагают назад – смыкают внутреннюю не связь – натягивают её до звона…       И Гэндальф шагает.       Прочь от отряда, к огню-который-не-огонь, к горящей ненависти – и будто облачается в серое. Самой своей сутью.       В серый гранит, который оплывает, но не плавится.       В серый прах, которому уже нечем гореть.       В серые тучи, до которых огню не достать с земли.       Гэндальф шагает – и он-они видят, как мир шагает вместе с ним.       И шагает ему на встречу – потому, что огонь-который-не-огонь так же стар, как мир, так же тёмен. Так же важен.       Как будто им нельзя было схлёстываться – как будто они должны были схлестнуться – двойственность – снова и снова – и связи гудят от разного и одного –       и Гэндальф стучит посохом о мост.       Пламя Удуна.       Не как слова – а как Слово.       Как целые цепи Слов. Падающие сверху, пригибающие к земле.       Сеть и оковы, стена и приказ.       – Ты… не пройдёшь!       И Барлог собирает всё своё – всю ярость, тьму, злобу – и давит, и катит. Как волна цунами – и бьётся в гранит, как та же волна. И распадается, наткнувшись на волнорез – на серый щит Серого Мага.       Волна собирается снова – Барлог делает шаг – и сквозь тучи брызжут, прошивая гранит, бьют белые лучи.       Звёздные лучи. Они полосуют грязно-чёрно-алую силу и Барлог кричит-кричит-кричит – и собирает новую волну – но звёзды Гэндальфа горячее, яростнее и бьют бичом, заставляя отступить.       Две силы сталкиваются – беззвучно-оглушающе – и мост не выдерживает.       Огромный, неподёмный от собственной ярости Барлог падает-падает-падает в обломках камня в глубины Мории – и Гэндальф выдыхает.       Тяжело.       Он ещё успевает обернуться к отряду…       …и из пролома выныривает чёрно-алый бич.       нелепо-невозможно-не честно       – Бегите… глупцы…       ***       Это сработало рефлекторно. Эйри потянулся к силе Триума и петля из его-их силы рванула белым канатом, опаздывая – проклятый мифрил! – на два мгновения, пролетая над чужой рукой, не смыкаясь, нырнула вниз, дёрнув магов, как рыбака за удочку – и вернулась.       Без ничего, пустая.       Бесполезная.       ***       Сначала никто ничего толком не понимает.       Мост под ногами рушится, отламывается крупными кусками, всё гремит и трясётся.       Чуть не рухнувший в проём Триум успевают подхватить, и отряд бежит, почти не глядя под ноги, лишь страхуя друг друга. Эйри спотыкается, вися между Арагорном и Боромиром, подхватившими его под руки и волокущими дальше; Леголас тащит Гермиону, готовый в любой момент взять на руки, Гимли и Рон подгоняют хоббитов, не позволяя им сбавлять скорость       И думать некогда, и не до осознания, и хаос вокруг – почти спасение – но он не вечен.       Проход виден и за ним – солнце и белый день и отряд вылетает из Мории как пробка из бутылки и по инерции все продолжают бежать, стремясь оказаться подальше, а потом просто падают, где стоят, переводя дыхание.       А потом приходит осознание.       ***       Атмосфера в отряде царила гнетущая.       Да, все знали – или думали, что знали, – что поход опасен. Что их будут поджидать враги и препятствия. Но…       Но.       Но никто не был готов.       Потому что Гэндальф казался вечным – он не мог умереть. Просто не мог.       Но умер.       Острей всего это восприняли хоббиты – не удивительно, в мирном, спокойном Шире, не было потерь и горестей, и все уходили мирно. От старости, от несчастного случая – но не в бою, прикрывая спины, жертвуя собой. Они были к этому не готовы.       Остальные… все остальные так или иначе вели войну. И знали, что это такое – терять товарища. Все.       Но Гэндальф… почти ось мира – почти всегда был, почти всегда где-то рядом. Почти вечен.       Арагорн не мог позволить себе слабость. Не сейчас. Остальные Хранители…       Боромир утешал Гимли – и удерживал от того чтобы вернуться.       Мерри и Пипин лежали на земле и плакали.       Рон обнимал Сэма, позволяя спрятать лицо в своём плаще.       Леголас пристально смотрел на Гермиону, готовый утешать, если понадобиться.       Гермиона в утешениях не нуждалась – она с прищуром смотрела на выход из Мории, и, видя этот прищур, Арагорн не сомневался – она вернётся. Может не скоро, но вернётся, чтобы лично вычистить гномьи горы от корней до вершин.       Эйри, – Арагорн поискал его глазами, – чуть пошатываясь шел к Фродо.       А Фродо… куда-то брёл. Кажется, даже не замечая, куда и зачем.       У Арагорна разрывалось сердце. От своей боли, от чужой боли, от общей, одной на всех, скорби.       Но медлить было нельзя.       – Леголас! Боромир! Поднимаем всех! Надо уходить!       Боромир вскинулся, явно несогласный, и Арагорн был бы рад дать всем хоть чуть-чуть прийти в себя, но…       – К вечеру этот склон будет кишеть орками! – а они сейчас не готовы к ещё одному бою. И это понимали все – все, кто сейчас был способен думать о чём-то ещё, – Нам нужно торопиться! Мы должны добраться до лесов Лотлориэн!       Идти туда почти сутки, для скорости придётся бежать – и, возможно, это лучшее лекарство сейчас.       – Двинули!       ***       Естественно, бежать сутки подряд никто из них не мог просто физически– да и не собирался Арагорн их так гнать.       Но, несмотря на усталость, отряд держал хорошую скорость и к наступлению темноты успел отойти достаточно далеко.       Не-то, чтобы привал было устраивать достаточно безопасно – по мнению Боромира (которого, к счастью, об этом никто не спрашивал, а потому это самое мнение осталось не озвученным) сложно быть в безопасности, когда в самом отряде находятся подозрительные элементы, нуждающиеся в присмотре – но дальше бежать было уже просто глупо: уставшим, в темноте. Так можно и ноги переломать.       И так вон Эйри умудрился зацепиться за какой-то корень (единственный торчащий из земли, не иначе, как специально высунувшийся) и чуть не сломать ногу.       Нога по итогу оказалась цела – но необходимость привала была очевидна.       ***       – Я са-а-а-амый тяжело больной Поттер в ми-и-ире… – подозрительный элемент, нуждающийся в присмотре, в позе умирающего тюленя распластался у костра под тихие смешки отряда.       Рон, по опыту знавший, что в таком настроении ныть друг может бесконечно долго и на любую тему, со вздохом полез в сумку:       – Колбасы хочешь, страдалец?       – А у тебя есть?       – Ну я ж не эльф – чтоб плюшками перебиваться. У меня тут сервелат… немножко… палок восемь… окорок есть копчёный… рыбка… в Гондоре всё это очень вкусно делают.       Эйри, получивший пол палки в загребущие лапки и успевший уже понюхать, облизать и на зуб попробовать, от нужд отряда и окружающего мира временно отстранился – по причине выпадения в нирвану.       Заграбаставшая вторую половину Гермиона задумчиво рассматривала щедрого снабженца. Чем его изрядно нервировала.       – Что?       – Да вот удивляюсь, как это тебе удаётся всегда попадать туда, где вкуснее кормят?       – Родовой талант, – Рон важно поднял палец к небу.       – Ага, – ненадолго оторвался от колбасы Эйри, – «фамильная хитрожопость» называется.       Рон, в это время раздающий остальному отряду вкусности из безразмерной сумки, мудро решил дискуссию не продолжать – потому что правда, и не поспоришь, мда.       Но ничто не вечно под луной – а вкусности, к сожалению, кончаются вдвое быстрее.       Когда кончилась выданная колбаса, Эйри вернулся в реальность и остро глянул на Арагорна.       – Так куда мы движемся сейчас?       – Лотлориэн, Лориэн Цветущий. Эльфийский лес.       Взгляд Эйри слегка изменился и – да, Гермиона знала этот взгляд. Рон тоже его знал, но Рон сидел неудобно, ему было не видно.       – Что?       – Ну… Вы там были? Вместе?       – Нет. Что натворил?       – Ну…       – Эйри!       – Ну что «Эйри»?! Что «Эйри»? я прыгал на скрест ваших аур наугад, и выпрыгнул в каком-то лесу!       – И?       – И там какие-то бледномордые остроухие из всех кустов торчат, с луками на перевес.       – И?       – И ничего. Понял, что следы давние и аппарировал снова. Правда ворох стрел с собой прихватил – но это они сами виноваты! Не надо было в меня стрелять.       Гермиона тяжко вдохнула. Переделать Эйри было невозможно, с ним можно было только смириться и любить. И быть морально готовым ко всему.       – Ну, – жизнерадостно заметил Рон, – по крайней мере в Лориэне с тобой ещё не знакомы.       И аж икнул, напоровшись на ответный взгляд Гермионы.       – Именно, – подтвердила она таким тоном, что трава вокруг должна была покрыться инеем, не смотря на костёр, – я заранее предвижу, как долго и трудно мы будем доказывать упёртым ослам, что пустить к ним некроманта и гнома – хорошая идея. И это я сейчас не упоминаю о Фродо, от которого тянет тьмой так, что даже я чувствую.       Леголас только покачал головой:       – Наша миссия бесконечно важна для всего Средиземья, никто в Лотлориэне не посмеет чинить нам препятствий.       Теперь Гермиона посмотрела на него. Не зло, не одёргивающе – с легким сочувствием.       – Хорошо бы.       Эйри, пожевавший губу, и что-то явно себе прикинувший, уточнил:       – Насколько всё плохо?       Гермиона задумалась.       – Средней паршивости. Почти бессмертная жизнь без старости и увядания – и все её последствия, концентрированные и усиленные.       Эйри задумчиво покивал. То есть косность, высокомерие к «короткоживущим», и привычка пересиживать проблему, чтоб она как-нибудь сама рассосалась и несвоевременная и избирательная памятливость.       – Так, – сказал Арагорн, который эти проблемы тоже предполагал, но и решать их прямо сейчас не собирался, – это будет завтра, вот завтра и посмотрим. Спать пора.       С этим спорить никто не стал.       ***       – Это уже Лориэн?       Лес был красив и светел, чистые ручьи, высокие деревья, мягкий подлесок… но и только-то. Ничего такого совсем особенного Эйри в нём не чувствовал.       Лес как лес. Почти обидно даже.       Леголас, явно уловивший что-то такое в голосе, усмехнулся:       – Не совсем. Это нейтральная территория вблизи границы. Ты сразу поймёшь.       – А что должно принципиально измениться?       – Ну, – вмешалась Гермиона, – как минимум должны появиться пограничники. Не просто появиться, а прям показаться.       – О, судари мои и сударыня, тогда как минимум я их точно не пропущу! – подскочил Гимли, – Даже если они и попытаются скрыться! Я всё же не кто-нибудь, я гном, и меня так просто не заловишь! У меня нюх собаки, глаз орла и слух лисицы!       И тут прямо в нос ему уткнулось остриё стрелы.