Кот, сапоги и наследство

       Проснулся Кунцит перед рассветом от странных звуков — будто кто-то что-то смачно грыз. Он наскоро вспомнил события прошлого дня, потом прислушался к ощущениям. Нет, вроде грызут не его. Затем он резко сел и одновременно зажег световой шар. Мелкий рыжий кот отпрыгнул от кровати, прижал уши, заурчал утробно — но кунцитов сапог из зубов не выпустил. Зеленые глазищи неотрывно следили за хозяином комнаты, и светилось в них некое подобие разума, потому Кунцит не счел пустой тратой сил заметить вслух: — Сапог зачем, дурак? Кот пошевелил усами, с трудом, придерживая голенище лапами, выдернул зубы из жесткой кожи… и ответил четко, внятно и нагло. — Сам дурак. Больше у тебя тут питаться нечем, двери с окнами заперты, а эта обувь хотя бы несколько лет назад была частью рогатого скота. Кожа, если хочешь знать, тоже съедобный субпродукт. А вот что ты планируешь кушать, я не знаю. Второго сапога тебе не хватит. — Принесут, — буркнул Кунцит. Кот даже улыбнулся. — Не-а! Я, пока в мешке сидел, слышал нотариуса — он же распорядителем назначен — так вот, по условиям завещания, до определения наследника вы трое снимаетесь с довольства, все слуги распущены на неделю без содержания, так что яичницы с беконом в постель не дождешься. Для предрассветного часа информации было многовато. Кунцит зажмурился, снова открыл глаза: кот остался на месте и стал жевать голенище дальше. С таким упорством к вечеру он смог бы оторвать кусочек кожи со свой нос размером. — Ты с Луны? — решил прояснить для себя ситуацию Кунцит. — Сам ты с луны! Я обычный земной дворовый кот. — Я-то селенит. Чистокровный, — стоял на своем Кунцит. — Только лунные кошки умеют говорить. Зверек рассмеялся-расчихался. — А вот и нет! Абсолютно все кошки и коты обладают даром речи, просто считают ниже своего достоинства болтать с людьми. Даже с селенитами не всегда общаются. Можешь не спрашивать, почему я заговорил с тобой. Ты ко мне первый обратился, хоть и невежливо. И еще ради твоего отца. Мамка охотно беседовала с ним, и он сам заходил на кухню, куда мамка нас… перетащила туда… У моего выводка только-только глаза открылись. Он с нами поздоровался, почесал пузики, и мы произнесли свое первое «здрасьте» на человеческом… — Ясно, — Кунцит наскоро перестроил свою картину мира и вернулся к более насущным проблемам. А именно, желудок давал понять, что без хлеба насущного больше спать не даст, и второй сапог — не вариант. — Отставить есть обувь. Возьмем еду на кухне. — О, это очень благородно с твоей стороны, — одобрил его решение кот. — Покормить животное — это плюс к карме. — Благородство, — смерил Кунцит его ледяным взглядом, — чушь. Ты мое имущество, беречь вещи — естественно. В разумных пределах. Кот фыркнул и взъерошился. — Вот, значит, как? Тогда довожу до твоего сведения, что у котов нет хозяев, и плевать мы хотели на ваши законы собственности. Мы привязаны к местам, а не людям, в отличие от этих дур собак. Я никого никогда не назову х-х… — «Хозяином» необязательно, — перебил его Кунцит. Он держал руку ладонью вниз, и кота словно невидимая плита прижала к полу так, что он и пискнуть не мог. — «Лорд Кунцит», если хочешь жить. Живой кот или отбивная — мне все равно. Ясно? И он слегка приподнял руку. — Понятно, — прохрипел кот, но тут же снова был вдавлен в пол. — Неправильно. — Я все понял и осознал, лорд Кунцит. — Имя? — Кунцит отпустил свое имущество. — Мое? Да кто как зовет, лорд Кунцит, — буркнул обиженный кот. — И «эй ты, брысь отсюда», и «скотина мелкая», и «блохастик», и «кыш!»… — Будешь Мурзиком, — перебил его ворчание босой лорд и собрал сапоги для использования по назначению — Сиди здесь, сам схожу. — Ш-што, думаешь, сбегу? — зашипел свежеиспеченный Мурзик. — Не дождеш-шься! Это мой родной замок, и фиг куда я уйду! Кунцит закончил с одеванием — то есть, натянул сапоги и даже застегивать рубашку не стал — и направился к двери, не глядя на рыжий комок возмущения. Комок решил сменить тактику: опустил уши, съежился и затянул гнусаво и жалобно: — Лорд Кунцит, ну возьми меня с собой, а? Я тебе пригожусь, у меня слух и нюх идеальные, и замок я знаю получше тебя. Ты из комнаты только в библиотеку и на семейные ужины раз в месяц телепортируешься, а наш выводок мамка по всем закоулкам перетаскивала каждый день. — «Вы»! — Что «вы»? — не понял Мурзик. — Обращайся на «вы», а не «ты», — процедил Кунцит. Но недоумение в котовьих глазах осталось столь же искренним: — Почему «вы»? Ты же один. Или у тебя раздвоение личности? Кунцит даже вздохнуть поленился, не то что давать животному лекцию о грамматике и этикете. Вместо этого он посмотрел на него долго, тяжело — кот забеспокоился, не скастует ли тот сейчас что-нибудь глобальное. — Ты вчера все слышал, напоминать не надо, — заговорил, наконец, селенит. — Да-у, слышал, — Мурзик облегченно перевел дух. — И ты хочешь получить наследство? — Получу, — кивнул Кунцит. — Ты поможешь. Выиграю — будешь жить на кухне. Нет — сделаю суп с котом. Ясно? И, не дожидаясь согласия, он вышел. Но оставил дверь приоткрытой на пару секунд. Мурзик понял намек и метнулся следом. --- Кухня встретила их темнотой и холодом. — Надо же, как быстро все разбежались, — удивился кот. Не сговариваясь, они занялись обыском. Кунцита в шкафах и ларях встречала только пустота и чистота, Мурзику повезло чуть больше: в помойном ведре он нашел горсть картофельных очисток, в очаге — куриную кость и на плите — коробку соли. И самым честным образом сложил добычу на разделочный стол перед Кунцитом. Будущий наследник движением бровей дал понять, что еще не настолько голоден, и отправился на выход. Мурзик, давясь, заглотил очистки, схватил кость и рванулся следом. Протаскавшись полчаса хвостом за Кунцитом, он начал подозревать, что тот просто-напросто не знает, что искать. Со вздохом кот выбежал вперед, принюхался и на ближайшей развилке свернул налево. Оглянулся — ага, Кунцит намек понял и следует за ним. Еще через несколько поворотов и лестниц сообщники оказались у неприметной двери. — Это покои Жадеита. Чую выпечку с колбасой, — пояснил Мурзик, выплюнув на пол куриную кость, и тронул лапой дверь, мол, давай, лорд Кунцит, теперь твоя очередь потрудиться за еду. Лорд, недолго думая, отпнул кота в сторону, потом пнул дверь. Та открылась плашмя. Мурзик забыл возмутиться жестоким обращением с животными и на полусогнутых лапах прокрался внутрь за не-хозяином. Изделие из теста и колбасы — пицца — стояло на табурете рядом с рабочим столом и благоухало так, что кот и селенит заурчали хором. А под окном обнаружился холодильный ларь, полный истинных сокровищ: ветчина, жареная курица, каравай хлеба, груда яблок и бутыль сидра. Пока Мурзик гадал, как они вдвоем утащат все это, Кунцит посадил его на ларь и телепортировал к себе в комнату. Потом они долго делили провизию, и Мурзику с большим трудом удалось убедить Кунцита, что коты яблоками не питаются и даже наоборот, исправно тошнятся и впустую переводят ценный продукт. Слова «коту под хвост» произвели на Кунцита должное впечатление, и он выделил помощнику одно куриное бедрышко и комок хлебного мякиша. Подкрепившись, они приступили к стратегическому планированию светлого и сытого будущего. Где вот искать жену, да еще не абы какую, а по длинному списку параметров? Девушек благородных кровей в замке точно нет, поэтому придется выбираться в город, несмотря ни на какую лень — размышлял вслух кот. Кунцит не захотел понимать намек и возразил, что вот пусть кот и идет на разведку, ищет подходящую леди, приводит сюда… Мурзик закрыл лапой морду. — Ты вообще с девушками общался когда-нибудь? — проскрипел он из-под лапы. — Да. Со служанками, — ответил Кунцит. — Сами приходят, только на кровать вали. — У-у-у! — взвыл в отчаянии Мурзик. — Как все запу-ущено! Нет, дорогой мой лорд Кунцит, так с благородными девушками не поступают, не то они не только не согласятся выходить за тебя замуж, но и в суд еще подадут за оскорбление и домогательства. Довожу до твоего сведения, что для того, чтоб затащить дворянку под венец, требуются немалые усилия — с твоей стороны причем. Потому что, запоминай, — кот принялся расхаживать вдоль стен, подергивая хвостом в самых важных моментах, — девушки любят, чтобы прекрасные принцы ради них подвиги совершали, пели серенады под окном, дарили цветы и вообще тратили на них силы, время и деньги. С внешними данными у тебя порядок — застегнись только до конца. А вот цветы, серенады и подвиги… Предупреждаю сразу — я петь люблю, но люди тут же начинают кидать в меня горшки с цветами и… совсем не цветами. Но подойти ты в любом случае обязан первым. Так… так, план вырисовывается! Эх, неохота выходить из замка, это моя территория. Делаю исключение только под угрозой жизни, учти. Я действительно сейчас сбегаю на разведку, узнаю, где у нас в городе есть благородные девицы на выданье. Потом возвращаюсь за тобой, проходим мимо цветочного магазина, я пою, в меня летят горшки и букеты, ты собираешь цветы. Потом около дома девушки прячешься с букетом наготове и ждешь сигнала. Я захожу в дом, сад или что там будет, втираюсь в доверие к хозяйке — барышни обычно обожают котиков, сразу захлебываются соплями от умиления. А я прикидываюсь несчастным, потерянным котом, который скучает и жаждет вернуться к своему замечательному хозяину… Ты кто по титулу? Герцог? — Буду после объявления наследником. Пока маркиз, — пояснил Кунцит и уселся в кресле поудобнее лицом к коту. Видимо, заинтересовался предложенным планом. — Ага, значит, лорду Кунциту, маркизу… Чего, кстати? Как ты полностью звучишь? Да, и наследнику лорда Адаманта. Про наследство обязательно надо упомянуть. Ну и распишу тебя в ярких красках, какое ты сокровище. Потом затоскую по тебе, подойду к окну, забору или что там будет, громко замяучу — я умею громко, за три этажа и полверсты слышно. Ты входишь, спрашиваешь, не находила ли барышня твоего любимого кота… Нечего скептически поднимать бровь, девушки считают тех, кто любит животных, добрыми и надежными. Она передает меня тебе, ты благодаришь ее. А сам извлекаешь из-за широкой спины или из подпространства букет, даришь ей, благодаришь еще раз и приглашаешь в хороший, респектабельный кабак… Что, не знаешь такого? Ах да, ты не Нефрит, из замка носу не кажешь. Ладно, поспрашиваю у окрестных кошек, у какого из трактиров чаще выкидывают скорлупу устриц и омаров… Почему кабак? А куда? К тебе? Где без прислуги уже завтра покроется все слоем пыли, где кушать нечего, где ты сам всех коридоров не знаешь? Не смеши мои усы, они и так смешные. А после романтического ужина в кабаке — потом объясню, что такое «романтический» — ты предлагаешь ей руку и сердце, даришь кольцо с бриллиантом… Нет, ты ничего не сказал, зато подумал громко. Если все сделаем правильно, она скажет «да», ты ее тут же отведешь в какой-нибудь храм в Лас-Пегасе. Район не особо элитный, зато священники венчают на месте, без заявки за месяц до свадьбы. И дело в шляпе… Ну что еще? — Ты мелкий, — заметил Кунцит. — Из замка не выходил. Откуда сведения? — А, — отмахнулся хвостом Мурзик, — я днем на кухне сижу в уголке — вдруг на пол что вкусненькое упадет. А на кухне часто бывают люди и звери из внешнего мира. Чего только ни наслушаешься! Кухаркам скучно, они любят трепаться с грузчиками и посыльными. И животные туда же. Иная курица, — он облизнул уже обглоданную косточку, — перед смертью всю свою жизнь успеет пересказать. Ну как, все запомнил, лорд Кунцит? Если надо, повторю, когда… — Запомнил, — перебил его Кунцит. — Память абсолютная, зубрить не надо, как полукровкам вроде Жадеита. — Ась? — кот уже с порога оглянулся. — Я слышу от тебя экспрессивно окрашенные, лишние слова? Неужели какие-то чувства тебе не лень испытывать? — Иди, — буркнул тот, но отвернулся. — Додумался отец — жениться в третий раз на простой смертной. — Что тут такого непонятного? — не унимался Мурзик. — Первые две жены были селенитских кровей, но все кончалось как-то неудачно. По-моему, вполне естественно, что он решил попробовать другие варианты. А может, ты просто завидуешь? У маленького Джедди была нормальная, добрая человеческая мама, а не ледяная статуя из космоса… Кот стоял носом к коридору и не видел, как белым светом вспыхнули глаза Кунцита. Мяв, удар тушки о стену коридора и стук захлопнутой двери раздались одновременно. — Что ты… — прошипел себе под нос Кунцит, но тут же с глубоким вдохом вернулся в нейтральное состояние. А из-за двери донесся ответ: — Кухня, милорд, кухня! Там не только варят косточки баранов, но и перемывают кости господам высоким! --- Вечером под дверью комнаты Кунцита заскреблись и замяукали. Не вставая с места — кресла перед большим, во всю стену, окном — он щелкнул пальцами, и дверь открылась. Кот проскользнул внутрь, тощий рыжий хвост гордо задран, как флаг. — Лорд Кунцит, тебе не скучно сидеть так целыми днями? — не здороваясь, спросил он и плюхнулся на последнее солнечное пятно у стены. — Нет, — ответил тот, не поворачивая головы. — На красоту можно смотреть вечно. И правда, закатное солнце расписало облака, крыши города и горы на горизонте в феерические цвета, сменявшие друг друга каждую секунду. — Рассказывай, — напомнил зевающему коту Кунцит. — Ну, лорд Кунцит, — приступил к отчету Мурзик в перерывах между вылизыванием конечностей, — тебе очень повезло, в городе нынче съезд принцесс со всей Солнечной системы. Даже дочь главы альянса планет прибыла. С нее и начнем — о глупости принцессы Луны и ее сдвигах на почве романтики ходят легенды. Если за день не управимся, перейдем к следующим кандидаткам. Ой, лапки мои, лапки. Убегался. Когда вернем себе замок, вели сделать для меня большую корзину с подушка-а-уми. Ну все, до завтра-ау… — еле пропел он сквозь зевоту. Кунцит дождался темноты, и только когда контуры гор и шпилей слились с черным небом, отправился на боковую. Стянул сапоги, аккуратно лег поверх покрывала, замер… Не успел он закрыть глаза, как на ноги ему упало что-то тяжелое и жесткое. — Брысь! — прошипел он и подкрепил слова метким пинком кота в угол. — Не «брысь», а Мурзик! — заворчали в темноте. — Солнце ушло, если ты не заметил. На полу холодно. Простыну еще, не смогу внятно говорить, произнесу «маркиз Карабас» вместо «лорд Кунцит». Тебе что, жалко немного тепла и места? Тысячи людей обожают спать с котом, а он вредничает. Ах да, мы ж не человеки, мы гордые селениты… Чтобы не вызвать нового всплеска болтовни, Кунцит ничего не ответил. В комнате воцарились тишина и покой. *** Ближе к полудню Нефрит сделал открытие века, потом со второй попытки разлепил и второе веко. Утро, конечно, добрым не бывает, но и день встретил его погано: голова гудела, во рту сдох скунс, а в дебрях памяти скреблось смутное ощущение, что вчера случилось нечто паршивое, но не безнадежное, и сегодня надо что-то предпринять по этому поводу. Вот только пусть заткнется этот ужасный ор под окнами… — Эй, мистер Нефрит! Хорош уже дрыхнуть! Это я, Молли Бейкер! Да открывайтя уже, мне чё, до вечера тута надрываться?! Вот хорошенькое дело, сам заманил честную, порядочную девушку, наплел с три короба про наследство… А, точно. Вчера же объявляли последнюю волю папаши. Чтоб ему на том свете икалось. Дочку он хотел, видите ли, а сын теперь подставляй голову под обручальный хомут. Что, уже пора в храм ехать? С кем? Неужто он вчера успел кого-то подцепить? И на радостях упился в зюзю? Главное, чтоб не все стыренные в последний момент по поддельному чеку деньги прокутил. Ох, глянуть, что ли, на избранницу — может, вспомнит, где он ее нашел и что пообещал. Судя по речевым оборотам — далеко не во дворце. Только для этого надо снова глаза открыть, а то уже слиплись обратно. Ванна, водопровод, где вы… Почему так далеко? Целых три сажени ползти. Может, по дороге в ванную поискать антипохмелин? В комоде нет, в вазах нет, на полке нет, под кроватью не видать, в тапках тоже. Кончился, что ли? Конечно, его лучше заранее принимать, до того, как заваливаться в отключку, но сойдет и с утра. Теоретически можно еще устремить взор в небеса и выдавить заветные слова «Звезды могут всё! Лямбда Чаши, дай мне трезвость!», но во-первых, созвездие Чаши из северного полушария хрен докличешься, а во-вторых, не всякий с похмелья четко произнесет эту лямбду. Так, а избранница что, не пила вместе с ним? Ишь, вопит, весь замок перебудит же… Ах да, некого будить, всех выгнали, кроме братцев-конкурентов. Держись, Нефрит, умывайся быстрее, пока и эту женщину родичи не умыкнули. Бр-р-р, зачем вода такая холодная и мокрая? Зато прозрел и воскрес. И бегом к выходящей в сад двери флигеля. Как девица в сад пробралась? Ах да, привратников тоже отпустили. Ну здравствуй, солнце, зелень, птички, красав… Ой, мама! Что это за чудо в перьях? — Э, э, мистер Нефрит, эт вы чё за рожу скорчили? Тока посмейтя заявить, чё не помнитя меня! Я тут долблюсь в ворота, долблюсь, а все как передохли. Ну чё, я и перелезла через забор, вы ж сами велели притти к полудню! — Ладно, проходи, только сбавь громкость, голова раскалывается, — просипел Нефрит, пропуская вчерашнюю торговку цветами в свою холостяцкую берлогу во флигеле. Он с трудом узнал ее под огромной, засаленной соломенной шляпой с тремя разноцветными перьями, под которой болталось когда-то белое платье с кружевами и бездонным декольте, скрывавшим не так уж много. Впрочем, показывать там было почти нечего. Потом девица задрала нос повыше, Нефрит увидел ее лицо и аж присвистнул. — Урок первый, — продекламировал он, когда замешательство хоть немного прошло. — Так не одеваются и не красятся даже самые дешевые проститутки, — Эй, эй, — снова повысила голосок гостья, — думаетя, если у вас есть собственная хата с кучей окон и… ва-ау! Какой диван! Эт на нем нарисовано или вышито? А занавески-то, в два ряда, фу ты ну ты. А там чё за дверью? Ва-аунная! Собственная! И чё, горячая вода кажный день бежить? Вот, так никакой вашей заслуги в том нет, повезло родиться из нужного места, только и всего, вот и засуньтя свои намеки туда где чешется, я честная, порядочная девушка, а не какая-нибудь там… Я пришла, потому што вы обещали научить меня врать, а не чё-то там… — Вот именно! — рявкнул Нефрит, как только подвернулась пауза в потоке словес. От возмущения он вдруг обрел тонус и хорошее самочувствие. — Научить тебя врать, чтобы ты сошла за герцогиню даже перед детекторами лжи и помогла мне получить наследство. Так что заткнись, глупая женщина, и слушай! Урок нулевой, установочный: ложь — это не только слова. Это выражение лица, жесты, движения, это одежда, макияж и манеры. Сейчас весь твой вид, речь и даже звук голоса — «засу-уньтя-а!» — говорят, что ты уличная торговка и живешь в припортовых трущобах на двадцать медных в неделю… — Двадцать три, — буркнула Молли, но уже тихо. — Нищета, в общем, — отмахнулся Нефрит. — Но через неделю ты должна на звук, цвет и запах не отличаться от принцесс планет, иначе отправишься обратно в Нижний город месить навоз! Повторяю еще раз — ничего этакого мне от тебя не надо, но ради нашей общей цели ты будешь слушаться меня во всем, ясно? Девушка швыркнула носом и кивнула. — А-а-а, — застонал Нефрит. — Чтоб я больше этих звуков от тебя не слышал! Герцогини, когда у них течет из носу — да, у них тоже бывает насморк! — не хрюкают. Запомни: вот это… так, где он у меня? В халате? Нет… Под подушкой? В столе? А-а, в тапке!.. Вот это носовой платок, а вот это рукав. И не путай одно с другим, если хочешь стать леди. Платок берут вот так, прижимают к носу… нет, не трубят, как бешеный слон, а чуть-чуть сжимают пальцами. А потом говорят «Прошу извинить меня, мне надо выйти припудрить носик», над произношением потом поработаем, и уходят в туалет, где под шум воды из крана уже прочищают нос как следует. И пудрят тоже. Вот тебе ванная, изобрази то, что я тебе сейчас описал. Нет, кран не нажимается снизу, у него вот этот набалдашник поворачивается по часовой стрелке… ну, вот так, направо. Синий кран — холодная вода, красный — горячая. Открываешь оба… Опять «ва-ау». Этот звук я отныне тоже запрещаю. И раз уж мы в ванной, выполним еще одну важную и сложную задачу. Эх, жаль, уборщицы бабы Клавы нет, она б тебя отдраила в два счета. Боюсь, тут и наждак не поможет. Даже не знаю, справишься ли ты одна… --- Два часа спустя он в полном изнеможении возлежал на диване, потягивая сидр из запасов на каждый день. Он и представить себе не мог, сколько всего надо объяснить человеку, который до сих пор мылся только под рукомойником да раз в месяц — в лохани, грея воду на костре. В ушах до сих пор гудело от визгов и обвинений в домогательствах, а потом и в грабеже. Он совершенно искренне предложил сжечь ее платье и шляпу как потенциальные источники заразы. Замолчала Молли, только когда он показал, что может предложить взамен. К счастью, под диваном, в шкафах и комодах завалялось достаточное количество женских шмоток: панталоны Иветты, чулки Лизетты, подвязки, халат Мюзетты, жакет Жанетты, пятая сверху (она же шестая снизу) юбка Жоржетты и нагрудная повязка Мариэтты (что поделать, в бюстгальтерах Бабетты, Жюльетты и Антуанетты Молли бы скрылась с головой). А бархотка с камеей из нефрита у Нефрита завалялась в заначке примирительных подарков для тех подружек, которые вдруг находили вещи от предыдущих подружек. Наконец плеск воды стих, и после череды приглушенных и оборванных на полузвуке «ва-ау» дверь распахнулась. Нефрит уронил стакан. Без слоя грязи и румян девушка оказалась совсем юной, лет пятнадцати от силы, и свежей, как бутон розы. Да, банально, зато очень точно. И волосы у нее были рыжевато-каштановые, чуть посветлее, чем у него самого, короткие, но пышные, они слегка вились от влаги. Огромные зелено-голубые глаза смотрели на благодетеля робко-вопросительно. И главное — она молчала. Но Нефрит с этим вопросом в женских глазах сталкивался нередко и знал, что ответить: оттопырил оба больших пальца, мол, сударыня, вы обворожительны. Все-таки ему вчера вечером не показалось: она действительно была очень мила. Папашины миллиарды и прежняя беззаботная жизнь стали на один день ближе. *** Выбитой двери Жадеит не заметил — мешала высокая стопка тетрадей, справочников и чертежей в руках. Наоборот — удобно даже, не надо искать лишнюю руку, чтобы открыть дверь. Исчезновение холодильника он тоже не отразил: сбросил наработки на стол и аккуратно, чтобы не растрясти наспех набитую в мозги новую информацию, добрался до кушетки и заснул. Он давно пришел к выводу, что после нескольких часов зубрежки надо поспать, чтобы свежие знания улеглись, вплелись в старые, и тогда после пробуждения могут даже прийти новые, неординарные идеи. --- Зато юная служанка, что проскользнула в комнату на цыпочках часа два спустя, разорение заметила сразу. С ужасом оглядела она поверженную дверь, светлый квадрат на полу на месте холодильного ларя и чуть не вскрикнула при виде недвижного тела Жадеита на кушетке. Подбежала к нему, потянулась пальцами к шее… но тут Жадеит всхрапнул особенно сладко, и служанка замерла, потом вздохнула с облегчением. Все так же на цыпочках она прошла к гардеробу, достала плед, тихо, как сапер над миной, накрыла хозяйского сына и покинула комнату. Впрочем, вернулась она через час с подносом, и от запаха жареного бекона с кофе нос Жадеита задергался, после чего и весь остальной организм проснулся. — О, яишенка! — улыбнулся он сонно, и девушка чуть не выронила поднос от умиления. Но все же она собрала все свое самообладание и выгрузила завтрак на табуретку. Она знала, что Жадеит не любит, когда посуду — источник жирных и прочих пятен — ставят на его рабочий стол. Она знала, что он любит яичницу-глазунью, можно подгоревшую с одного бока, и чтоб на желтке не было белой пленки, чтоб соли много, а перца мало, и бекон потолще, а кофе — пожиже и не слишком горячий. Нет, Жадеит никогда не высказывал претензий, он вообще редко замечал, что ест, когда увлекался работой, но лицо его само выражало удовольствие или неприязнь, и по движению губ, подергиванию носа, по складкам бровей она навострилась распознавать, что ему нравится, а что нет. — А который час? — зевнул он, поднимая взгляд на часы на стене. — Ого! Сколько я времени потерял, а работы еще… Могла бы и пораньше на час подать завтрак. Или это прикажешь считать обедом? — Простите, — девушка потупилась, спрятала руки под фартук. Ладно, пусть ругает, зато он отдохнул подольше, это главное. И она тихо развернулась к двери. — Тетис! — прилетел ей в спину оклик. — Погоди-ка… — Да, лорд Жадеит? — с трудом сдерживая дрожь, она обернулась. Жаль, что черная челка обстрижена слишком коротко, не спрячешь за ней глаза. Ох, сейчас он, наверно, спросит, что она здесь забыла, ведь распорядитель вчера распустил всю прислугу замка на неделю. И что ей отвечать? Не признаваться же, что она… Она его совершенно недостойна: она обычный человек, простолюдинка из рыбацкой семьи, а он — дворянин, к тому же наполовину селенит. Да и не поверит он ей — решит, что она набивается в жены потенциальному наследнику. — Тетис, — повторил он, глотая шмат бекона, — ты красивая? Хорошо, что сама Тетис в этот момент ничего не ела, не то подавилась бы. И так чуть язык не проглотила вместе с даром речи. — Что вы сказали, лорд Жадеит? — пролепетала она. Это что, комплимент? Неужели она ему тоже небезразлична? Или… Слуги, прежде чем разъехаться по деревням, шептались, что по завещанию лорда Адаманта все имущество достанется тому из сыновей, кто обзаведется какой-то там особенной женой. Подробностей никто не знал. А вдруг… предложение?! С другой стороны, ей послышалась вопросительная интонация, но вопрос какой-то странный. — Я спрашиваю, — повторил он, булькая кофе, — ты считаешься красивой? Нет, не показалось, действительно вопрос. Надо что-то отвечать. Интересно, что он хочет услышать? Проверяет ее скромность? Или наоборот, уверенность в себе? — Ну, я, право же, не знаю, — забормотала она. — Конечно, я не первая красавица в городе и тем более во всем королевстве, но посыльный лорда казначея и наш привратник называли меня красивой… — говорила она все тише, но тут же спохватилась: — Но я их не слушала и отказывалась сходить в цирк с посыльным или в сад с привратником! Мне они совсем не нравятся! А, да, и еще лорд Адамант назвал один раз миленькой… — Да при чем тут привратники?! — отмахнулся Жадеит с раздражением. — Меня не интересуют эстетические категории данных слоев населения. (Сердце Тетис забилось чуть живее.) Но раз папенька тебя счел милой, значит, так оно и есть. Он разбирался в красоте. Тогда останься, пригодишься. Еле дыша, Тетис стояла у стены, пока Жадеит доставал бумагу, карандаши, длинный портновский шнур с делениями, другие причудливые инструменты. В передней, когда она вместе с другими слугами ожидала вызовов, она не раз слышала от более опытных горничных, что господа хозяева бывают разные и служанок используют не всегда по назначению, а иногда еще и с извращениями всякими, но чтоб такое… Как же этот предмет назывался… Штангенциркуль, кажется. А она, как назло, шею сегодня не мыла, экономила воду. И панталоны старые, с заплаткой. И у чулок подвязки разного цвета… — Подойди сюда, — велел Жадеит с немалым энтузиазмом. Вот, начинается. — Стой смирно, руки опусти, голову подними… Сто шестьдесят пять. Ага, теперь руки в стороны. Сто сорок. Теперь вперед. Дыши. Девяносто пять. Не дыши. Девяносто три. Голову поверни налево… Ага, восемнадцать… Все, можешь дышать. А вот это сними-ка, оно мне мешается. И это тоже. Я же сказал, дышать разрешается!.. Так. Ага, теперь так… Ты болеешь? Аллергия, корь, краснуха? Кажется, температура повышена. И еще пять минут назад кожа выглядела белее. Как мне в таких условиях фиксировать ее тон? — Н-нет, лорд Жадеит, я… я здорова, просто это… краснеть естественно, когда волнуешься или смущаешься. Тетис не стала упоминать еще один пример: когда готова провалиться от стыда, что посмела вообразить, будто идеал всей жизни делает тебе предложение руки и сердца. — Интересно… — Жадеит аж кончик языка высунул от усердия. — Задача усложняется, надо учесть этот эффект. Только как его передать? Лопающиеся микрокапсулы с красителем внедрить? Так ведь одноразовые. Краска-хамелеон с термореле? Или светодиодную подсветку под верхним слоем эпидермиса предусмотреть? Так, а в каких случаях девушки волнуются или смущаются? «Это лорд Жадеит, — твердила себе Тетис, чтобы не упасть в обморок. — Он всегда такой… не от мира сего, он никого не желает обидеть. Соберись, кроме тебя ему никто не поможет». — В разных, милорд. Когда выпьют вина, когда жарко, когда их ругают, когда они остаются наедине с мужчинами, когда в их присутствие кто-то рассказывает неприличные вещи… Когда им говорят что-то очень приятное дорогие им люди… — Хватит, хватит, — перебил ее Жадеит. — Думаю, этих примеров достаточно. Полное правдоподобие мне не нужно. Ну, вроде все, ты свободна. Если потребуются какие-либо иные параметры, сниму показания завтра. И да, завтра все-таки разбуди меня пораньше. Мне предстоит большая работа. И с мечтательной улыбкой до ушей он отвернулся.