Кот, сапоги и наследство

       Проснулся Кунцит опять неестественным путем. Из сада доносилась громкая, жуткая музыка — какой-то современный танцевальный шлягер. Все ясно — братец Нефрит вытащил адскую машинку под названием граммофон. Правда, почему с утра? Обычно он закатывал кутежи и разврат на ночь глядя… Можно было бы телепортироваться вниз и аннигилировать источник шума (граммофон, а не Нефрита, увы), но для этого надо встать и оторваться от теплого валика, растянувшегося вдоль бока. В мечтах, как сбросит орудие звуковой пытки с башни на камни, Кунцит задремал дальше. Окончательно он проснулся, когда нос ему перекрыл и передавил горло мохнатый удушливый ком с ароматизатором фиалки, идентичным натуральному. За окном уже вернулась тишина. Селенит резко сел, комок так же резко упал ему на колени, но намека не понял и не исчез под кроватью, а потянулся сладко всем телом, от ушей до хвоста, зевнул, прищурился. — С добрым утром, лорд Кунцит. Как спалось? Тот уже хотел съязвить, что до сего момента просто замечательно, но замер с открытым ртом. А ведь и действительно прекрасно спалось. Тепло как-то, уютно, что ли. Вон, в окно уже солнце вовсю лезет. — Раньше разбудить не мог?! — рявкнул Кунцит в итоге, скинул кота на пол и бросился собираться. — Осталось два дня. Результатов ноль. — Спокойствие, только спокойствие, — заволновался Мурзик. — Еще внешние принцессы есть, четыре штуки. Правда, по слухам, принцессы Нептуна и Урана предпочитают мужской компании женскую, причем конкретно друг дружки. А воин Плутона не сменялась уже много веков. Нет, она в своем вневременье хорошо сохранилась, только ведь она баба опытная, запудрить ей мозги будет тяжело. А воин Сатурна, наоборот, гибнет и перевоплощается регулярно. Интересно, сколько ей лет сейчас? Четырнадцать хоть есть, или какой там у вас легальный возраст для брака? Тут он спохватился, что сам себе роет могилу, и, чтоб его не употребили на завтрак, напомнил, что пора бежать вниз ловить Жадеитову пиццу. Сообщники спустились в холл, но лишь для того, чтобы из-за портьеры украдкой проследить, как непонятно откуда взявшаяся служанка несет ароматные коробки в сторону покоев младшего лорда. «Вот видишь, — прошептал кот, когда девушка скрылась в глубинах коридоров, — как полезно быть вежливым с окружающими. Глядишь, и они тебе помогут». На открытый грабеж они не решились — все-таки не те отношения между братьями, обиженный младший может и в суд заявить. А на пустой желудок искать невесту — как-то не то. Особенно когда остались сплошь тяжелые случаи. На кухне еды не прибавилось. Порыскали в саду, но там росли исключительно сорняки и декоративные кусты. Набрели на флигель среднего брата, уже пустой и тихий, телепортировались внутрь, произвели обыск. Нашли бутылку самогона и забраковали за токсичность, нашли оптовые запасы женских шмоток и погрустнели еще больше. По крайней мере Мурзик — конкуренцию он в своем плане как-то не предусмотрел. Но Кунцит отмахнулся, одним кратким нецензурным словом выразив отношение и количеству, и к качеству женщин Нефрита, и к его шансам. А потом вдруг поднял кота за шкирку, щелкнул по брюху оценивающе. — Котов варят или пекут? — Эй-эй, — перепугался Мурзик всерьез, прижал уши и хвост и срочно состроил самую умильную рожицу. — Я еще не все варианты озвучил даже насчет завтрака, не говоря уж о невестах. Я еще пригожу-усь! Кунцит поморщился от слишком громких звуков и почти аккуратно опустил кота на пол. — Шучу, — заявил он все с тем же непроницаемым выражением лица. — Стимулирую твои мозги. Но ты постарайся. — М-мя… — Мурзик не сразу смог встать в полный рост — лапы дрожали. — С-спасибо за не-о-ценимую помощь. Идея номер раз: где у вас в замке хранятся деньги? — Мимо, — наступил ему на энтузиазм Кунцит. — Депозитарии опечатаны. С сигнализацией. Доступ только наследнику. — Ладно, — не сдавался кот, — как я понимаю, не стоит предлагать тебе самому сотворить пару алмазиков. Если б это было возможно, вся Земля была бы уже давно покрыта толстым слоем бриллиантов селенитского производства. — Неокупаемые энергозатраты, — кивнул Кунцит. — Разрушать легче. — Ладно, ладно… Где-то я видел сейчас… — кот юркнул обратно в дебри бардака в жилище Нефрита и спустя пять минут вынырнул, сжимая в зубах бархотку с нефритовой камеей, и выплюнул добычу к сапогам сообщника. — Других ценностей я тут не нашел. Предлагаю загнать на рынке хотя бы это. Выручки нам должно хватить на пару дней. — Как? — Что «как»? — не понял кот. — Ну загнать — это значит продать, всучить другим в обмен на… А-а… Он представил себе картину Кунцита за прилавком или, еще хуже, посреди рынка, перед расстеленной на земле газетой с бижутерией, физиономию эту каменную представил и промораживающий взгляд. И хлопнул себя лапой по морде. Так ведь лапы с голоду протянуть недолго. Потом посмотрел на свою лапку внимательнее, перевел взгляд на Кунцита, вздохнул тяжело и протяжно, как сдувающийся воздушный шарик. — Уговорил, — проскрипел он наконец. — Попробую продать сам. Но мне нужно… — Кот-продавец? — скептически дернул бровью селенит. — У кота вряд ли купят, — согласился Мурзик. — Только видишь ли, дорогой лорд Кунцит… Так и быть, открою тебе еще одну большую кошачью тайну. Мы все умеем превращаться в некоторых других животных, включая людей. Но не хотим — вы, гуманоиды, ужасно некрасиво и бестолково устроены и вообще вы низшие существа, и примерять вашу шкуру — ниже нашего достоинства. А еще котам для превращения кое-что нужно. Скажи, там в шкафу у тебя есть сапоги размером поменьше? Кунцит открыл только рот, потом закрыл и наклонился снова сцапать кота за шкирку. Мгновение холода и тьмы — и они уже стояли в комнате наверху башни. Еще мгновение — и прямо в воздухе раздвинулись дверцы невидимого комода с батареей почти одинаковых серых сапог, отличавшихся только размерами. Мурзик вытащил зубами себе три пары из середины и занялся примеркой. С еле заметным удивлением селенит следил, как кот поочередно ронял обувку на бок, плюхался рядом и совал задние лапы в голенища, потом вынимал обратно, отпинывал сапоги прочь и приступал к следующей паре. На третьей попытке зверек вдруг встопорщился, Кунцит почувствовал неодолимое желание посмотреть в сторону, а когда пересилил заклятье отвода глаз и обернулся, то на полу перед ним уже сидел паренек лет шестнадцати в одних сапогах, щуплый, костлявый, с жидкими рыжими волосенками до лопаток. — Как-то так, — произнес он голосом Мурзика, посмотрел на свои колени, на Кунцита, а потом легко вскочил на ноги, по пути сграбастал с пола краденую бархотку и направился на выход. — Хоть одно хорошо — теперь я могу сам открывать двери! Но не успел он дотянуться до ручки, как в спину ему прилетело категоричное «Стой». — А чего-у? — не понял он. — Подумай, — поскупился на объяснение Кунцит. Мурзик заметил привычный скептический взгляд сообщника и забеспокоился. Провел ладонями по щекам, оглянулся на свой копчик. — Хвоста нет, усов нет. Что не та… — потом он догадался повнимательнее приглядеться к самому Кунциту и хлопнул себя по лбу. — А-а, дошло. Я же говорю, гуманоиды — ужасно невразумительные создания. С одеждой зачем-то возитесь, хотя куда проще отрастить шерсть. Ладно, там у тебя, наверно, и пижамы подростковые остались. Ты же поделишься, да? И он протопал к стене, зашарил руками в воздухе в поиске дверей гардероба. — Стой. Очередной окрик заморозил Мурзика в причудливой позе. Он даже голову повернуть побоялся, только мявкнул недоуменно. — Встань прямо, — ничего не пояснил Кунцит, но голос его уже смягчился. Он обошел напарника по кругу, разглядывая с макушки до подошвы сапог. Шагнул почти вплотную, протянул руку к рыжим волосам… С белой перчатки сорвалась упитанная искра и клюнула кота в макушку. Тот подпрыгнул, как от электрического разряда (хотя почему «как»?), встопорщился… Вернее, что осталось из шерсти, то есть, волосы, встало почти дыбом. Кунцит хмыкнул одобрительно. — Никаких аутеров, — заявил он вдруг, но потом снизошел до пояснений. — Ты и будешь невестой. Одеть, причесать — никто не отличит. Что соврать, сам придумаешь. И он схватил кото-человека за запястье и потащил на выход из комнаты и по коридорам вниз, в глубины замка. По дороге он притормаживал у каждой шторы или драпировки, ставил Мурзика рядом с тканью, окидывал критическим оком. Потом кривился и волок сообщника дальше. Удовлетворенно хмыкнул он уже почти в сердце замка, в бильярдной перед большим обеденным залом, рядом с занавесками из фисташкового атласа. Мурзик не стал удивляться, когда в воздухе сверкнул очередной лиловый бумеранг-молния, и штора упала в руки Кунциту. Тот накинул отрез на плечи бывшему коту, сделал пару пассов — и Мурзик обнаружил, что ткань с него уже не спадает и облегает плотнее, и вообще она уже не штора, а очень даже платье. Тем временем Кунцит оглядел результат, сравнил с незримым эталоном, поморщился, откромсал со второй шторы еще два лоскута, затем скатал их в комки и сунул за ворот платья. Шарики тоже держались отменно. Мурзик посмотрел, как они качаются, поднял недоумевающий взгляд на селенита. На немой вопрос последовал столь же немой ответ — Кунцит потянул его дальше в обеденный зал и там кивнул на картины на стенах. На трех портретах косились друг на дружку три жены лорда Адаманта. — А-а… — заулыбался Мурзик. — Понял, понял. Всегда удивлялся, почему человеческие женщины стараются одновременно и прятать, и выпячивать свои молочные железы. И вообще, ты говорил, что творить вещи энергозатратно, а сам вон как расстарался, — протянул он, рассматривая свое отражение в оконном стекле. Отражение определенно походило на картинку из светских хроник или рекламы в газетах. — Это не сотворение. Перегруппировка материи, без трансмутаций. Намного легче, — отмахнулся Кунцит, выдрал из руки напарника забытую уже бархотку и застегнул на тонкой шее над глубоким вырезом. Снова сделал шаг назад полюбоваться результатом непосильных трудов. — Тебе идет, — подвел он итоги осмотра не то чтоб с улыбкой, но определенно с благосклонностью во взоре. — Спасибо, конечно, — насупился Мурзик, — но я же собирался это украшение продавать, чтоб нам обоим подкрепиться. И что теперь делать?.. Хотя погоди, сейчас придумаю. Что-то слышал я такое, то ли прачка сплетню пересказывала, то ли кухарка читала вслух бульварный роман, прежде чем растопить им печь… --- Спустя пару часов они уже сидели снова в комнате в башне (Кунцит на своем кресле, Мурзик рядом на полу) и уплетали теплые, свежие пирожки из большого кулька. На следующий день должно было хватить. Лимонада, правда, взяли маловато, но вода есть и в водопроводе. Или, если кое-кто, не будем тыкать пальцем, одолеет великую лень, то телепортнуться в квартал попроще и купить еще пару бутылок содовой, деньги-то остались. Удивительно все-таки, сколько разных монет и банкнот можно вытрясти из кучки шпаны в припортовом районе с помощью локального усиления гравитации, ледяного взгляда и молнии-бумеранга. А сами виноваты — кто их просил приставать к одинокой красивой девушке? Подумаешь, подошла прямо к ним и спросила, теребя полудрагоценный камень на шее, где тут ломбард. Пусть только попробуют пожаловаться стражам порядка — она живо перескажет все, что выслушала от них… — Стой, — очередной возглас застал Мурзика во время смачного укуса в середину пирожка. Он замер, промычал что-то вопросительное. Все вроде хорошо складывается, какая еще идея нагрянула в причудливые мозги селенита? — Ужасно, — Кунцит аж нахмурился. Мурзик снова перепугался и спешно, одним куском, попытался заглотить несчастный пирожок. Человеческое горло не позволило провернуть такой трюк, и он закашлялся. Кунцит помрачнел еще больше. — Твои манеры, — уточнил он, когда Мурзик вернул себе способность дышать, говорить и слушать, и в подтверждение ткнул пальцем в свежее жирное пятно на атласном подоле платья «невесты». — Ну да, я ж среди прислуги вашей рос, где мне этикеты ваши знать, — перевел дух кот. — А слуги про господ только анекдоты и ужасы рассказывают, а не правила хороших манер. И он потянулся было вылизать пальцы от масла, но тут же получил незримый подзатыльник и пинок в сторону ванной и обнаружил, что человеческое бытие имеет еще один недостаток: для умывания надо использовать противную, мокрую воду, а не собственный язык. Из уборной сообщники переместились в большой обеденный зал. Кунцит сосредоточился, повел ладонью над краем длинного стола, и на белой скатерти возникли из ниоткуда обеденный комплект из стопки тарелок и батареи столового серебра и снедь в неописуемом ассортименте от салатов до поросенка, от фруктов и разносолов до дичи. — Что ж ты, — завизжал в восторге Мурзик и потянулся к фазану в яблоках, — сразу не… Его пальцы прошли сквозь медно-рыжие перья. — Голограмма, — улыбнулся одним уголком рта Кунцит, но тут же поник. — Запоминай, повторять не буду. Сначала садишься, потом ешь. Стул не трогай, кавалер должен… Ему предстоял настоящий подвиг, куда там Гераклу: доходчиво пересказать и показать все правила этикета. Да, и еще вывести то жирное пятно с платья «невесты», а то от одного его вида зубы болели. Мурзик ныл, ворчал, упрекал человеков в ненужном усложнении жизни и нелогичности, осыпал учителя градом «зачем?» и «а без этого никак?» после каждого нового правила, но запоминал и повторял прилежно. А потом даже сам стал задавать вопросы, вспоминая обрывки кухонных разговоров о «красивой» жизни. Кунцит скрежетал зубами, но признавал, что для того, чтобы сойти за благородную даму, нужно, например, знать хоть пару придворных танцев. Но это легче, это не обязательно словами объяснять, можно направить рукой за талию, показать, куда и как ставить ногу, как повернуть запястье. Только еще бы музыку… Вспомнив про утренние завывания из сада, Кунцит исчез на полминуты и вернулся с нефритовским граммофоном. Вот так, и на сейчас пособие есть, и завтра утром будет спокойнее. Посреди менуэта кот муркнул: — Ну во-от, а говорил, что не участвуешь в светских развлечениях. А танцевать и знаешь как, и умеешь. Кунцит дернул уголком губ. — Не участвую. Видел, как другие танцуют. Запомнил. — А-а, — Мурзик вздохнул, но тут же снова вскинул лицо со шкодливой улыбкой. — А побыстрее, повеселее что-нибудь есть в обязательной программе? Этот ваш менуэт уж больно занудный, я засну сейчас… Не кисни, лучше полчаса потренироваться сейчас, чем сесть в лужу послезавтра. Кунцит молча ушел к ящику пластинок за чем-нибудь подходящим. А ведь мог бы уже сидеть в кресле перед окном и смотреть на вечно прекрасный закат… Признаться, Мурзик в платье тоже недурно выглядел. В обрамлении нежно-зеленого атласа его кожа казалась жемчужной, и двигался он так легко и плавно, и подол юбки в бодрой гальярде летел и вилял не хуже хвоста. Из-под края с рюшами то и дело мелькали то носок, то каблучки сапог — уже сменивших фасон и перекрашенных щелчком кое-чьих пальцев в болотный цвет, чтобы не смущать кое-чей притязательный вкус. На последнем развороте гальярды Кунцит уже собирался объявить конец учебного дня, но Мурзик потащил его на второй круг, и на третий. Можно было бы стряхнуть надоеду и телепортироваться в башню, но каждый раз взгляд задерживался то на точеном профиле напарника, то на ямке между ключиц, то на плавном жесте руки… Эстет в Кунците хранил довольное молчание, но лентяй все-таки подал голос в знак протеста: — Пустая трата энергии. Мурзик фыркнул и мотнул головой, отчего еще пара медных локонов выбилась из узла на затылке. Между бровей пролегли две тонкие складки, но через десяток тактов разгладились обратно. — Я понял! — объявил кот торжественно, но тут же рассмеялся. — Правильно мне казалось, что неправ ты со своей экономией энергии. Никакая потеря не бывает напрасной, лорд Кунцит! Думаешь, я сейчас впустую трачу силы на танцы? Ничего подобного! В обмен я получаю у-до-воль-стви-е! Радость! Знаешь это слово? Это такая штука, от которой жить хочется. Нет, не так — от этого время заполняется всеми красками и звуками, как колбасная кишка фаршем, и жизнь становится плотной, яркой, настоящей. Такой, что можно ее ощутить. Энергию ты еще наберешь где и как угодно — поспишь, поешь, а упущенное время уже не вернуть. Оно даже у селенитов не бесконечное. Да, можно радоваться молча, тихо, но когда я выражаю чувства, они словно включаются на полную мощность. Это если они хорошие. А плохие, наоборот, смягчаются. Ну вот скажи вслух: я рад, что сегодня мы провели прекрасный вечер… — Р-романтик, — буркнул Кунцит себе под нос. И он еще считал своего кота сугубо практичным животным… И все же на новом круге он добросовестно попытался различить внутри эту самую радость. Некое новое ощущение он нашел — вроде вкуса конфеты после пресного риса. Как оно, чувство это, называлось, он не знал, но на всякий случай пришпилил ярлык «радость». Когда на энном круге кот зевнул, блеснув аккуратными белыми зубами, Кунцит сделал ему замечание за грубое нарушение этикета и воспользовался случаем, чтобы телепортироваться наверх, не выпуская талию Мурзика. Но перед этим зыркнул на граммофон, и тот рассыпался в пыль. Раздражение в адрес среднего брата поутихло. Надо же, рецепт Мурзика работает! В комнате он швырнул сообщника на кровать и велел снимать сапоги. Все-таки завтра предстояли еще дела, перемещения, разговоры, телодвижения. Надо набраться сил. Прогонять кота с ног он уже не стал. Пусть греет, тепло лишним не бывает. *** — Я танцева-ать хочу-у, я танцева-ать хочу-у до самого утра-а! — распевала Молли строчки шлягера, который на балу ставили по заявке последние раз шесть. По заявке некоего мистера Пимпкинса, когда тот узнал, что леди Галатее очень нравится эта песня. И в невзрачном, затюканном мистере Пимпкинсе вдруг просыпалась решительность, напор, отвага и смекалка в битве за очередь к столу заказов. Правда, оттуда он уже не успевал вернуться к леди Галатее — ее уводил танцевать кто-нибудь другой. Причем не всегда сам лорд Нефрит — того под конец бала можно было чаще встретить у стола с напитками. Лишь глубоко за полночь жених спохватился, выдрал леди Галатею из толпы поклонников и уволок за первый же угол, откуда можно было незаметно телепортироваться домой. Впрочем, там Молли не успокоилась. Ее тоже успели угостить пуншем, шампанским, ликером и десятком коктейлей, и теперь она с удивительной силой и энергией утянула Нефрита из флигеля в сад. Граммофон, под который они с утра в саду учились танцевать, куда-то делся, но девушку это ничуть не расстроило: она стала напевать себе под нос — вполне сносно, причем. Нефрит вообще утром с удивлением обнаружил, что с чувством ритма у нее тоже полный порядок, потому-то курсы танцев прошли быстро и легко. — Ну хватит уже, — ворчал он, но дал себя вертеть и кружить по дорожкам среди вялых гортензий. — Завтра у нас ответственный день, нас ждет Лас-Пегас… — Нет, нет, не хочется мне спать, я не засну, кружится голова! — отвечала другой строчкой песни Молли, потом перешла на импровизацию, — И не с утра же — к обеду, скажем, а я хочу плясать сейча-ас! Глаза ее блестели, словно вокруг смыкался не лунно-тенистый сад, а залитый мириадами неоновых и свечных огней зал Благородного Собрания. Нефрит инстинктивно одарил ее пятизвездочной улыбкой. Подумать только, он с ней при свидетелях провел подряд одиннадцать танцев! Что станет с его репутацией плейбоя и донжуана? И ведь самому не надоело, что самое удивительное! Молли играла просто виртуозно, на пробу перебирала разные образы, и с ним на каждом туре словно другая девушка кружилась: то принцесса, то стерва, то чопорная дама, то роковая женщина… И потому, когда из толпы вынырнул с глупой улыбкой вчерашний очарованный Фредди Пимпкинс и неумело солгал, что случайно на них наткнулся, Нефрит с радостью бросил невесту на другого кавалера — пусть она сравнит это недоразумение в очках с настоящим джентльменом. — Это игорные дома работают с обеда или даже ужина, — пояснил он, с трудом переводя дух, — а храмы — с рассвета. Впрочем, мы пойдем после полудня: чтобы там уже небольшая очередь собралась, и священнослужители торопились обвенчать всех желающих и уйти на обед. Но ты не забывай, тебе еще одеться надо покрасивее, и экипаж может угодить в пробку. — Какие еще храмы? — рассеянно спросила Молли. Она уже отчаялась разогнать сомлевшего поддатого джентльмена до темпа кадрили и теперь стащила с него камзол и кружилась с камзолом в руках. Новый партнер был безотказен, очень любезен и мил. — Ну ка-ак же, — зевнул Нефрит почти в такт. — В условиях завещания сказано — привести жену. А факт женитьбы подтверждается обычно не только на словах, но и бумажкой. Вот бумажку — совершенно легальную — мы завтра и будем получать в Лас-Пегасе за скромную плату. Это единственное место, где для бракосочетания не требуется запись за месяц до. Заодно потренируемся в игре с настоящим должностным лицом… Э, ты чего замерла? — Да ничего, — Молли замедлила шаг и теперь разглядывала одежку в руках, словно не понимая, откуда та взялась. — Просто как-то… врать перед алтарем какого-нибудь бога… Не знаю, но неудобно, что ли… Нехорошо. Она поежилась. — Ну что ты, глупая, — Нефрит подошел, выдрал у нее из рук свое имущество и накинул ей на плечи. — Верующая, что ли? Ни разу не замечал, чтобы ты проявляла религиозные чувства, если не считать твоих милых выражений вроде «срань господня» да «черт побери». И потом, мы же не врем, а играем вполне честно. Леди Галатея выходит замуж за честного, благородного лорда Нефрита. Молли Бейкер остается в девицах, повеса Нефрит — в активном поиске. — Да не, не то чтоб верующая, — Молли плюхнулась на освобожденную скамью и закуталась в камзол поплотнее. От ткани пахло какими-то пряностями. — Родители нас в детстве таскали в храм морских богов. Только это было скучно — стой смирно, не вертись, не улыбайся, молчи, стой, уважай, проси. И ведь без толку — как ни молись, а рыба все равно то есть, то пропадает. — Во-во, — Нефрит опустился рядом с ней на землю. — Открою тебе большую тайну, всем известную: девяносто девять из ста жрецов сами лишь играют в серьезных людей, наделенных властью, и потому конкуренции не любят и требуют, чтобы и остальные соблюдали правила их игры. Так что у них свои игры, у нас с тобой свои — все путем. — А боги? — произнесла Молли робко, словно ожидая грома с небес. — А им не пофиг? — искренне изумился Нефрит. — Это ведь жрецы и придумали, что боги кого-то там карают или награждают за то, попал ты монетой в ящик для пожертвований или нет. Сама ж говорила, от ваших молитв улов не зависит. Но Молли молчала, и Нефрит решил развернуть мысль и развел руками. — Ну сама посуди: если божество или иной дух добрый, он и так в курсе, что люди слабые и глупые существа, так что простит. А если он злой, то это уже не бог, а демон, и им занимаются экзорцисты, и лицензию на работу в Лас-Пегасе его служители точно не получат. Молли наконец-то изволила хихикнуть. — А на крайний случай, — Нефрит, сидя на земле, изобразил галантный поклон, отчего Молли совсем прыснула со смеху, — достану папашино удостоверение государственного экзорциста и им разгоню всех недовольных эфирных существ. Алхимия для него была увлечением на досуге, а служба — выносить с полпинка разных оккультных зверюшек. Нет, серьезно, божественные и демонические сущности — фигня. Вон, мой старший брат страшнее любых демонов. Никто не знает, что творится в его котелке. Вдруг, если увидит тебя до конкурса, то решит убрать тебя, чтоб наследство никому не досталось? Сам-то он точно никого не подцепит, поленится. Ну, а младший братец безвреден. Не, не боись, я тебя защищаю и прячу. — Фига себе «прячу»! — Молли испуганно заозиралась. — А чего мы тогда в саду с граммофоном шумим на весь холм? — Это для отвода глаз, — подмигнул ей Нефрит. — Я всегда врубаю музыку на полную громкость и вожу баб, так что наоборот, если бы я сидел тише мыши, братья могли бы заподозрить неладное. Ну, а сейчас марш спать! — Нетушки! Еще по танцу за каждый сюрприз, о котором я узнаю случайно в последний момент! *** Зайдя к Жадеиту с завтраком поутру, Тетис первым делом оценила, как далеко он продвинулся в стопке литературы по этикету. Где-то в середине монументальной груды должен был лежать учебник по придворным танцам, и девушка очень рассчитывала, что сегодня Жадеит до него доберется, проникнется и попросит показать что-нибудь наглядно. Тем более что из сада доносились вопли граммофона Нефрита, можно под них показать, что к чему. Танцы — не раскладка столовых приборов, по плоской картинке понять сложное движение в пространстве трудно. Современное пособие с голографическими динамическими иллюстрациями она вчера предусмотрительно затолкала за ряды кулинарных книг, пока Жадеит не видел. Нет, тут нужна практическая демонстрация. И Тетис сможет потанцевать с юным лордом! Побыть рядом, дотронуться. И он будет держать ее за руку или за талию, он будет смотреть на нее дольше двух секунд, он будет слушать ее и, быть может, даже спрашивать. А вдруг он поймет, что она миленькая не только в условно-эстетическом смысле? Вдруг ему понравится держать за руку живую девушку, а не то силиконовое чудовище? Зря она, что ли, сегодня вместо черного платья горничной с белым передником надела свой лучший (потому что единственный) выходной сарафан? Тетис скосилась на конкурентку. Та все еще носила скрепленную булавками драпировку из скатерти. Нет, все-таки надо намекнуть Жадеиту про одежду. Раньше она боялась обидеть его напоминанием о чем-то настолько очевидном. Но, видимо, ему вопрос одежды очевиден не был. Ученые, что с них взять. Стопка пособий, кстати, оказалась разобрана до конца, большая часть книг перекочевала под стол, а другие, нафаршированные закладками, громоздились на столе. Сам Жадеит выглядел не лучше. Тоже помятый, с мешками под глазами, взъерошенный. Зато таким довольным она не видела его с тех пор, как в прошлом году работающая от сквозняков аэротурбинка дала первые кванты энергии… — Посмотри, что я нашел! — тут же бросился он делиться достижениями и помахал тонкой брошюрой. Увы, не той, на которую уповала Тетис. — Тут говорится, что дамы в трауре могут отказаться от танцев и даже от участия в трапезах. А вот тут пишут, что к траурным случаям относится и смерть родственников мужа. С кончины моего отца еще не прошло пятидесяти дней. Тетис захотелось подойти к стене и побиться лбом об нее. В самом деле — за всей суетой она почти забыла, что молодой лорд только потерял отца, а она тут вешается ему на шею! А Жадеит тем временем продолжал пояснения: — Вот я и решил упростить конструкцию за счет отказа от этих функций. И пищеприемник предусматривать не надо — она у меня на цезиевых батареях. Потом поставлю почти вечные аккумуляторы из анобтаниума, они мне пока не по карману. И место в корпусе пригодится под дополнительные блоки памяти и вентиляцию. И танцы с правилами сервировки потребовали бы слишком точной настройки моторики, дополнительных приводов и драйверов. Зато теперь я смогу больше вычислительной мощности отвести под синтез речи! И словарь забить побольше, и связать семантические единицы с данными аналоговых вводов… Тетис мысленно прекратила биться головой о стену в замешательстве. Нет, милый, добрый Жадеит не может быть таким черствым и расчетливым. Наверно, ей послышалось, или он что-то другое имел в виду…. — Но и вам, наверно, грустно и не до танцев, — произнесла она тихо, на Жадеит все-таки расслышал. Поднял на нее удивленные синие глаза, похлопал ресницами, потом просиял, словно понял что-то. — А, ну да, люди обычно грустят в таких случаях, скорбь и все такое. Но тебе не кажется, что это несколько эгоистично — расстраиваться, когда у тебя отбирают нечто дорогое и важное? Может, оно в другом месте сейчас нужнее? Конечно, сначала ты чувствуешь печаль и потерю, — он чуть посмурнел. — Когда мама умерла, я был маленький еще и плакал. Тогда отец сказал, что мама просто отправилась в следующую жизнь. И так как она любила нас, она бы огорчилась, когда, оглянувшись перед последним порогом, увидела нас в слезах. Науке до сих пор ничего не известно про жизнь после смерти, так что эта гипотеза ненулевая. Вряд ли ему плохо сейчас — может, он там уже встретил маму… Потому я считаю, что об умерших лучше вспоминать с улыбкой, а чтобы почтить их память — сделать что-нибудь полезное в их честь. Я обязательно укажу лорда Адаманта в посвящении к диссертации по искусственному интеллекту. Тетис кивнула, заморгала часто и отвернулась. Все равно ничего бы не смогла ответить сквозь ком в горле. Оставалось лишь забрать грязную посуду и уйти. Но тут ее ухватили за локоть. — Погоди, — почти жалобно попросил Жадеит. — У меня тут вопрос. В статье говорилось, сколько дней по каким поводам носить траур, а что такое траур в контексте одежды — не объяснили. Ты не подскажешь? В итоге полдня Тетис нашивала черные кружева на свое служебное платье. Без передника с оборками и манжет оно смотрелось строго и почти благородно. А потом помогала одевать соперницу. Граммофон за окном давно замолк, надежды на романтичную обстановку накрылись медной трубой. «Благодарю», — ответила кукла по незаметному жесту Жадеита голосом самой Тетис, пусть и с легким дребезжанием. Жадеит сообщил, что еще поработает над контекстным словарем, и кукла будет сама различать, в каких ситуациях что говорить. — А как ее зовут? — поинтересовалась Тетис. Может, хоть станет крестной матерью этого чудовища… — О, хороший вопрос, — встрепенулся Жадеит, потом из-за кульмана вытащил толстый фолиант в бахроме заложенных чертежей. — За основу я брал труды доктора Коппелиуса. Значит, э-э… Коппелия? Как, по-человечески хоть звучит? — Да, очень красиво, — не могла не согласиться Тетис. Ее праздничного наряда он так и не заметил.