Драбблы к Аутисту.

Было всего шесть часов вечера, но отвратительная погода и густая темнота, создавали ощущение поздней ночи. Снег внезапно сменился дождём и под ногами заплескалась раскисшая каша. Небольшая детская площадка была абсолютно пуста. И только пронзительный, какой-то плачущий, скрип качелей предупреждал, что во дворе, кто-то есть. Парадная находилась далеко и слабый свет, что падал из окон, позволял различить лишь хрупкий силуэт подростка, который качался на качелях. Снег валил то густыми мохнатыми хлопьями, то сменялся колючим дождём и пронзительный ветер, вертел эту мокрую гадость в злом бешенном танце. Не смотря на непогоду, мальчишка монотонно раскачивался взад-вперёд, явно не желая идти домой. Ему было очень холодно. Не по сезону, тонкие ботинки промокли и заледеневшие пальцы отказывались шевелиться. Билл съёжился и машинально засунул руки в рукава тоненькой курточки. Его ощутимо познабливало и неприятная слабость, намекала на начинающуюся простуду. Он хлюпнул носом и с тоской посмотрел на светящееся окно. Там его никто не ждал. Точнее ждали. Ждали одногруппники, собратья по детскому психиатрическому приюту. По сути дела, совершенно чужие и равнодушные люди. Он понимал, что эти мальчишки практически ни чем не отличаются от него. Такие же нездоровые брошенные дети со сложной судьбой.Но они, ждали ни как товарища по несчастью, а, как дармовую мишень для своих туповатых шуток и неумных подколов. Билл даже догадывался почему они избрали его своей игрушкой. Предметом для насмешек и издевательств. От части из желания самоутвердиться. От части из-за того, что он просто позволил, оказавшись слишком слабым и безвольным. В любом случае, возвращению в приют, был гарантирован длинный мучительный вечер, когда совершенно невозможно уединиться хотя бы до момента отбоя. Билл оттягивал возвращение до последнего, втайне надеясь, что о нём спохватяться, только к моменту сна. В этом случае, он мог расчитывать на присутствие воспитательницы и короткий промежуток защиты, когда упоительные мечты о доме, плавно перетекали в сон. Тем временем, погода окончательно испортилась. Ещё вялый, в начале вечера снегопад, превратился в настоящий буран. Пронизывающий ветер прохватывал до самых костей, и Билл был вынужден направится в сторону парадного входа. Во дворе было скользко и он шёл очень осторожно, нарочито медленно, поглядывая на окно раздевалки с нарастающей тоской. Возле крыльца он всё же поскользнулся и с глухим стоном, грохнулся в самую лужу. Коленка тут же засаднила и Билл еле удержался, что бы не разреветься от досады. Он присел на крыльцо и закатал влажную штанину. Прижал к ободранной ноге грязный носовой платок и еле сдерживая слёзы, поднял голову к небу. Снегопад сменился дождём и буквально через несколько минут, двор превратился в огромную грязную лужу. Где-то за домом, резкий ветер начал раскачивать ворота, затем заметался по детской площадке и подхватил груду почерневших прошлогодних листьев. Билл машинально оглянулся. Вокруг было пусто и мрачно. Вечерний свет окон, как бы намекал, что давно пора домой. Что вокруг ни души,и что всё живущее прячется кто куда может, лишь бы укрыться от холода и ненастья. Дождь стучит в окна, на дворе свищет ветер, и по временам все невольно прислушиваются к его дребезжащему, протяжному вою, что бы ещё сильней почувствовать уют и тепло родного дома. - Билл, твою мать, ты, что хочешь догуляться до воспаления лёгких? В застеклённом проёме "чёрного" выхода, выросла фигура старшего брата. - А ну быстро домой. Это была игра... Странная, даже немного болезненная реконструкция прошлых событий. Некая, одному ему понятная инсталляция, когда горькие и мучительные воспоминания, позволяли ещё острей и ярче почувствовать приобретённое счастье. - Неделю ходим в школу, потом три сидим дома, - Том продолжал распинаться, даже не заметив того, как нежно улыбается младший брат, - и Скотти чуть не заморозил. Совсем сдурел в такую погоду гулять. Вот примёрзнет жопа к качелям. Завтра же их сниму. Том посторонился в дверях. Билл даже зажмурился, ожидая увидеть белёсые лампы общей раздевалки, почувствовать казённый запах каши и хохочущие голоса "дорогих" одногруппников. Но за спиной Тома была их родная тёплая кухня, шипящий чайник и приглушенный ночник. - Не надо, - Билл, наконец-то подал голос, - я больше не буду. Я просто задумался. - Задумался он, — передразнил Том и сам вытряхнул младшего брата из насквозь промокшей курточки, — а ну марш в ванную. Билл открутил кран горячей воды почти до упора. Однако, он действительно задубел. Только сейчас почувствовал, как отогреваются ноги, а из носа побежала тоненькая струйка соплей. Уж больно замёрз на улице. Наверное, ночью снег ляжет окончательно. Он залез в ванну и почувствовал, как по телу разливается приятное тепло. Оказывается для счастья надо совсем немного. Похоже Том насушил сухариков из чёрного хлеба, а ещё можно сидеть в их нелепой кухне, спиной к духовке и читать книжку до поздней ночи. Приключенческий роман отложили для него в библиотеке. Интересно — не оторваться. И Том слова не скажет. Будет тихонько пыхтеть рядом над очередной задачей по экономике, иногда сдержанно ругаясь и вздыхая. Его Том. Его старший брат. В растянутой толстовке и разных носках... Минут через двадцать, Билл уже сидел в своей комнате, в толстых носках, завёрнутый в халат Тома и даже с платком на голове. - Пей чай. Или может лучше молоко вскипятить? - Фу, - Билл выразительно поморщился и послушно отхлебнул из своей чашки. Помолчал, старательно пережёвывая малиновое варенье и неожиданно спросил: - Том, как ты думаешь, что самое страшное, когда живёшь в приюте? - Ну... не знаю, - Том почему-то растерялся и посмотрел на брата с явным смущением, - я, как-то не задумывался. Наверное, ощущение одиночества. Ненужности... там..безысходности... - Почти, - Билл кивнул, - беспомощности, - подсказал он, - когда ты понимаешь, что не в состоянии повлиять на ситуацию. - Это собственно к чему? - Знаешь, почему я сегодня так долго гулял? - Подозреваю, что с какой-то хитроумной целью, - Том невольно улыбнулся. - Ну, в принципе да, - Билл задумчиво наклонил голову, изучая рисунок на простыне. Немного помолчал и смущённо пояснил, - просто хотел почувствовать, что ситуация изменилась. - Не понимаю, - честно признался Том, - поясни. - Знаешь, ровно год назад, я вот так же гулял во дворе приюта, - Билл обвёл пальцем нарисованную на простыне ромашку и вскинул на Тома глаза, - гулял и чувствовал, что смертельно не хочу возвращаться. Просто не мог через это переступить. Знаешь, это, как насилие над собой. Словно идёшь на смерть. Туда где ты никому не нужен, где тебя никто не ждёт. Где погружаешься в безнадёжность и даже не можешь дышать от усталости. От бесконечной усталости... Билл редко откровенничал с Томом. И от такого обнажающего, совершенно взрослого признания, тот смутился окончательно. - Может быть, ты чего-то хочешь, - что бы загладить неведомую вину, поинтересовался Том, - ужин там подогреть или кино вместе посмотрим? - Не надо ничего, - Билл негромко вздохнул и отставив чашку, осторожно обвил Тома руками. Посидели молча. Том так же осторожно прижал тщедушное тельце к себе, чувствуя, как под толстым материалом халата, взволнованно стучит маленькое сердечко. На улице хлестнул новый порыв ветра. Звонко ударил в окно, забрасывая стекло россыпью колючих игл. Словно в ответ мигнула настольная лампа. И Том очень живо представил, что приходилось терпеть беззащитному и впечатлительному брату в приюте. Он специально гулял дольше всех. Допоздна. Возвращался, когда сторож начинал сердито греметь ключами. На улице стужа, а он в тоненькой курточке и продрогший аж до синевы. Так укачивался на качелях, что еле держался на ногах от дурноты. Том понимал, что Билл уходил специально. Нарочно.Куда-нибудь подальше от приюта. Лишь бы остаться наедине, потому что забитый и запуганный ребёнок, только наедине со своими мечтами, чувствовал себя на свободе. Ему бы в самый раз почувствовать заботу. Погреться в ванне, поужинать, а потом забраться в свою кровать с книжкой и большой шоколадкой. А тут "соскучившиеся" одногруппники, порцию ужина утянули из-под самого носа, книжку вырвали, шоколад разделили между собой. И не потому, что Билл безвольная тряпка, просто их много, а он один. К тому же стеснительный, заторможенный... И вот все шумно носятся в игровой или рассаживаются около телевизора, а Билл запирается в дальней кабинке туалета, садиться на холодный кафель, закрывает лицо худыми пальчиками и тихо-тихо плачет, не в силах остановиться. - Давай ка я ужин подогрею? - ещё раз предложил Том. - Не надо ничего, просто посиди со мной, - Билл уткнулся в старшего брата, весь зарылся в старенькую толстовку, спрятал лицо на груди и изо всех сил, стиснул худыми руками, - ни чего не надо, - глухо повторил он, - мне сейчас так хорошо с тобой. Обними меня покрепче. Том прижал мелкого посильней, стиснул его птичьи косточки и уткнулся носом в макушку, прикрытую банданой. - Знаешь, мне обниматься нравится гораздо больше, чем целоваться, - Совсем по-детски признался Билл, - так сразу уютно становится. Тепло. Так хорошо, как-будто в гнёздышке, - он проговорил эти слова куда-то Тому в подмышку, и тихонько вздохнул, - ведь правда хорошо? - Угу, - от распирающих чувств, Том едва смог выговорить это короткое междометие. - Конечно, хорошо, мой родной. Ты давай спи, а то точно заболеешь. - Тогда покачай меня. Ладно? - Билл смущённо потыкался носом Тому в толстовку, - как тогда в больнице. Том кивнул. Уселся поудобней. Щёлкнул рычажком настольной лампы и прислушался к вою пурги за окном. Дождь снова сменился метелью и в молочном свете фонарей, закружились огромные рыхлые хлопья. - Никогда не думал, что ребёнок совсем не может без матери, - задумчиво пробормотал он покачивая сонную тушку из стороны в сторону.Билл и вправду сразу обмяк, потяжелел, мерно засопел простуженным носом. Носок сполз и из-под пледа выглянула маленькая пятка. - Без матери может, - совсем сонно ответил Билл, - а вот без брата никак...