***
— Ну, так что за игра? — Гарри вяло ковырял вилкой салат. — Рассказывай, я выдержу. Стыдно было жутко. Душ вернул ему воспоминания о вечере, правда ровно до четвёртого бокала. И он с ужасом вспоминал, что обнимал Софи и говорил ей что-то вроде комплиментов о гостеприимстве и вкусном консервированном горошке. Странное сочетание, но вчера оно имело для него сакральный смысл. Очевидно. — Ну, ты заявил Лиаму — после того, как он попытался оттащить тебя от Софи, — что ты Бэтмен. А он просто Супермен, что-то вроде того, что Соф сама так сказала. И ты вызвал его на дуэль. — Что?.. — Ты сказал, что «уделаешь его, как мальчика» в это американское дерьмо с широкими лузами, — Луи так радостно улыбался, и Гарри надеялся что у него всё же треснет щека. — Ну, ему ничего не оставалось, кроме как согласиться. — О, Боже… — Это, правда, было после того, как ты меня вытащил танцевать и орал дурным голосом песню Минаж… Угадай дальше сам, какую. — Но… — Гарри почувствовал, как кровь отлила от лица. Господи. Он слышал только одну песню Никки, и не… — Не может быть… — Ооо, очень может. Я, конечно, польщён, но… — Луи рассмеялся: — Да шучу, шучу, выдыхай. — Бля, ну! — Ты бы себя видел, — мужчина отдышался. — Я не смог удержаться, ты смешной такой. Я тебя отвёл домой до танцев. Ты очень хотел танцевать, но я решил, что… — Что я достаточно опозорился, — мрачно закончил Гарри. — Ну, ты всех повеселил. Всё могло бы быть гораздо скучнее. — Да уж, я представляю, поржали хоть. — Поржали, — легко согласился он. — Но, вообще, всё хорошо. Кроме того, что уже четыре, а у нас в пять игра. Доедай, допивай, одевайся и вперёд, Бэтмен. У тебя борьба с заклятым другом или кем там. Гарри только кивнул и подтянул бутерброд. Извиниться нужно, по-любому. Не убегать же от Лиама и Софи всю жизнь. Уж лучше сделать это сегодня. — Спасибо, — он допил кофе и, сполоснув под водой, протянул Луи кружку. — Мне он даже почти понравился. — Это подарок, — Луи покачал головой и хитро улыбнулся: — Ну что за хипстер без тамблера от Старбакс? — И что мне теперь с этим делать? — Гарри поджал губы, чтобы не рассмеяться — на Луи было невозможно обижаться всерьёз. — Как что? — шутливо-испуганно посмотрел на него мужчина: — Сфотографировать и выложить в Инстаграм, конечно же. — Я подпишу: «Подарок от папочки». — Твои друзья не оценят, скуповат твой «папочка», — Луи презрительно поморщился. — И это было жестоко — напоминать мне о возрасте. — Ну вот я и нашёл твоё слабое место, мистер Томлинсон, — Гарри захохотал в голос. — Если прихватит спина, я всегда могу нанести мазь, нам нужно разработать систему стуков… — продолжил он, радостно впрыгивая в кеды и запирая за ними дверь. Настроение скакнуло от нуля до ста за секунды. События вчерашнего вечера уже не казались такими необратимо-ужасными. Луи умел поднимать настроение одним только своим присутствием.***
— Я никогда не думал, Лиам, что ты такая цаца, — Луи проводил взглядом катящийся в лузу шар и уставился на друга. Глядя на него, такого довольного, сияющего от третьего выигрыша, Гарри и сам не сдержал улыбки. Они порвали самооценку Лиама в клочья. Три партии из трёх за ними. — А я не думал, что ты, — Лиам, прищурившись, ткнул пальцем в него, — не врал вчера, что так хорош. — Это я ещё плох, — самодовольно произнёс Гарри, — я гораздо лучше играю в Русский, чем в пул. Он услышал тяжёлый вздох Софи и бурчание, что мальчишки такие мальчишки, улыбнулся ещё шире и положил кий на стол. — Может, отметим твой проигрыш, мистер Пейн? — А может, сразимся один на один и там уже разберёмся, Добби? — Эй, только я могу называть его так, — возмутился Луи, и Гарри неожиданно для себя обрадовался. Как будто было в этом что-то их с Луи личное, принадлежащее только им. Томлинсон смотрел на него и улыбался почти с нежностью, и от этого всего стало так легко и светло на душе, как давно не было. Так с ним бывало только в детстве, когда они с отцом усаживались перед телевизором и, когда в фильме что-то пугало, он утыкался носом в папино плечо. И от того, как тот, смеясь, похлопывал по тогда ещё худой спине, как ласково ерошил волосы, от смеси запаха табака и бензина, папиного одеколона и ещё чего-то родного и от счастья захватывало дух. Так было всё просто, так славно, так правильно. И с годами это всё куда-то растворилось, рассосалось. И теперь внезапно, чуть ли не десять лет спустя, он снова чувствует это закручивающееся спиралью счастье, от которого хочется хохотать и обниматься. — Так что, играем? — Лиам потряс его за плечо и заставил вынырнуть из воспоминаний об отце. Нужно позвонить, наверное… — Конечно, — он любовно натёр кий мелом и подмигнул: — Готовься, Супермэн, Бэтмен уже рядом. В этот раз перед тем, как разбить треугольник, он услышал не только вздох Софи, но и Луи.***
— Держи, ребёнок, за честную игру и за то, что стойко выдержал поражение в последнем раунде, — стекло цокнуло о поверхность стола, но Гарри смотрел на счастливого соперника, сидящего напротив. Лиам гордо вскинул подбородок, и Софи в очередной раз чмокнула его в щёку. — Ну, и кто теперь тут Бэтмен? Я Бэтмен! — казалось, Лиам выпрыгнет из штанов от радости. Гарри повёл плечами. Нет, проигрывать он умел, но такой прыти он от Пейна не ожидал. В сухую практически выиграл последние две игры. Стратег чёртов. Такое впечатление, что до этого делал вид, что деревянный, а сам… Он выдохнул и, наконец, перевёл взгляд на напиток. Вместо высокого бокала с пивом, как у всех, перед ним стоял стакан с молочным коктейлем, взбитыми сливками, политый чем-то розовым. Из этого великолепия торчала трубочка и придурочный бумажный зонтик. — Это… Это… — он такой подлости не ожидал от Луи! Хоть бы газировку купил! — Это вкусно, — спокойно ответил Лиам. — Да, сливки, джем, — едва сдерживая смех, продолжила Софи. — Клубничный, — отхлебнув пиво, забил последний гвоздь Луи. — Прости, но тебе тут не нальют. Вчера ты на неделю вперёд накачался… Да они просто издеваются, Гарри почувствовал, как щёки заливает горячий румянец. Они не воспринимают его всерьёз, просто как малолетку, который… Который что? Напился? Вызвался играть наравне со взрослыми дяденьками? Какого… Он выскочил из-за стола и, толкнув тяжёлую стеклянную дверь, выскочил на улицу. Солнце уже давно село, и он посмотрел в высокое глухое небо. Изо рта вырвалось лёгкое облачко пара, и Гарри поёжился. Осень тут и правда ранняя. Свежесть позднего вечера отрезвляла, охлаждала не только разгорячённые игрой мышцы, но и мысли. Гарри присел на краешек шезлонга, отстранёно подумав, что, наверное, их скоро уберут, ведь сезон жареных сосисок заканчивается. — Эй, — Лиам тихо подошёл и уселся рядом. — Ты чего? На молочный шейк обиделся? Или на то, что я обыграл тебя? — Да нет, — Гарри поёжился и повернулся к молодому мужчине, — просто. Не знаю. Вы меня за дурачка принимаете… — Пффф, да ладно. Неужели ты думал, что тебе никто не припомнит вчерашнее? Что ты как маленький? Да ладно, это было весело, ты сделал вчерашний вечер, все такие кислые сидели, серьёзные. Званый вечер у президента, а? Ты внёс… забытую романтику шальных студенческих вечеринок. Мы все тебе немного завидуем и поэтому дразним… — В смысле? — Гарри нахмурился — чему тут завидовать вообще можно?! — Нам так уже нельзя. Некрасиво. Общество осудит, да и башка утром болеть будет долго. А тебе можно, даже нужно, знаешь? Есть что вспомнить… — Я предпочитаю не вспоминать… Лиам неожиданно расхохотался, запрокинув голову, хлопнул его по коленке. Гарри засмеялся вместе с ним: — Хоть совесть не мучает, знаешь? — Знаю, — широко улыбнулся Пейн. — Не один такой. Ты как Луи — тот тоже ничего не помнит или делает вид, до сих пор не пойму. Пойдём, а? Хватит дуться, холодно же. Гарри кивнул, поднялся и вошёл в бар за мужчиной, прогоняя идею, что нужно бы расспросить о Луи побольше.***
Зачем он начал дурачиться, он и сам не понял, наверное, не до конца простил Луи выбор напитка. И уж если ему всунули это воздушное бело-розовое, то он должен этим воспользоваться. Поэтому, пока Лиам и Софи отошли к столу, чтобы сыграть очередную партию, он усиленно тянул шейк и старательно втягивал щеки, посматривая на Томлинсона из-под ресниц. Он примерно представлял себе, как это выглядит со стороны, и было интересно, что он сделает? Уйдёт, хлопнув дверью, как после игры, или что-то скажет? Или что-то новое придумает? Но Луи держался, и Гарри решил задействовать тяжёлую артиллерию — перевёл тему со Снукера на школьные воспоминания. — Я никогда не был хорошим мальчиком, — он провёл по краю стакана, собирая сливки и, причмокнув, облизал подушечку пальца. — Математик спал и видел, как кто-нибудь меня выпорет, но ему так и не обломилось. А ты? Каким был ты? — Я иногда понимаю твоего математика, — медленно произнёс Луи и облизал губы. — Ты иногда просто невыносимый маленький мальчик. — Ты хочешь меня выпороть, — Гарри надул губы и невинно взмахнул ресницами, — папочка? Момент, когда он перешагнул грань от лёгкого флирта до реальной попытки завести Луи, был безнадёжно упущен. «Папочка», сказанное днём в шутку, уже звучало совсем не так безобидно. И не только он это почувствовал. — Пожалуй, — он откинулся на спинку стула и закинул руки за голову. — А ты именно этого и добиваешься? От этого небрежного движения даже воздух сгустился, и Гарри опустил глаза. Хотел ли он, чтобы Луи его выпорол? Или просто хотел подразнить щекотливой темой, чтобы проверить, как далеко может зайти Томлинсон в словесной перепалке? Он уже и сам не понимал, в груди стало горячо и тесно, дышать под изучающим взглядом Луи стало сложнее. — Может быть, — уклончиво ответил он и уставился в окно. — А тебе хочется? В окне отражались они с Луи, и Гарри, взглянув отражению Томлинсона в глаза, неожиданно для себя улыбнулся. — А не скажу, — Луи показал ему язык и поднялся, прихватив со стола пачку сигарет с зажигалкой. Боже, какой он охрененный. Кто бы его спросил — не смог бы объяснить, чем он ему так в душу запал. Сердце забилось чуть чаще, когда он, прислонившись к стеклу, прикрыв ладонями клочок окна от света, смотрел, как Томлинсон прикурил и, прислонившись к стене, выдохнул в небо ровную струйку дыма. Во рту загорчило, словно организм потребовал порцию никотина, хоть он в жизни и не курил. Вообще, он много чего ещё не делал в жизни: никогда не флиртовал с парнями так открыто, никогда не трахался с мужчинами и никому никогда не подставлялся. Но сейчас хотелось до дрожи. И было действительно плевать, что будет завтра и будет ли это завтра вообще, кто знает? Луи ещё раз затянулся и сердце ухнуло вниз, Гарри решительно поднялся на дрожащих ногах. Он как со стороны наблюдал, как задвинул стул, и тот, скрипнув, заехал под стол, как взглянул в окно, проверяя, не ушёл ли Томлинсон, как облизнул губы и дрожащей рукой взъерошил и без того торчащие во все стороны волосы. Он вышел, оставляя за толстой стеклянной дверью вопрос Соф, куда он, бармена и неоплаченный счёт. Он подошёл к Луи, молча перехватил руку за запястье и прижался к губам. Поцелуй горчил сигаретой, на языке остался горький и одновременно с этим мятный привкус. Луи курил ментоловый Мальборо. Вести в поцелуе получилось недолго, каких-то пару секунд, потом Томлинсон перехватил инициативу и поцеловал, грубо придерживая за подбородок, прижал к холодной стене, и Гарри бедром почувствовал его стояк. Он его хотел, хотел хоть здесь, на почти открытой площадке, где над стеклянными перегородками шумел ветер и из бильярдной доносились «Arctic monkeys», прерываемые возгласами парней, гоняющих шары. И он уже был готов развернуться и приспустить штаны сам, но внезапно Луи отстранился, и Гарри увидел, как горели его глаза и как бешено вздымалась грудь. Томлинсон тоже его хотел, конечно же. Луи смотрел молча, глубоко затягиваясь недокуренной сигаретой, ожидая следующего шага, и Гарри принял решение за обоих: — Отведи меня домой, — прошептал он и только сейчас почувствовал, как дрожит — Бог знает от чего — от ветра, нервов или возбуждения. Или от всего и сразу. Он выдохнул и, прикрыв глаза, откашлявшись, произнес чуть громче и увереннее: — Хочу домой. К тебе. Луи погасил сигарету о стену, и, сопровождаясь снопом мелких красных брызг, она улетела в урну. Хорошо, что Луи не спрашивал ни о чем, а только схватил крепко за руку, словно боялся, что передумает, и потащил его к лифту.***
Гарри опомнился только тогда, когда за ними захлопнулась дверь, и Луи, легко коснувшись поясницы, подтолкнул в сторону спальни. Он не помнил, как они ждали лифт, и не помнил, как спускались. Он знал только, что губы жгло от поцелуев и в голове мутно. И по щелчку замка сквозь пелену чернильными буквами, как на самодельном плакате, всплыло: «Это. Сейчас. Случится». Сейчас он окажется голым перед Луи, и он всё-всё увидит и… Если ему не понравится? И в душ он ходил когда ещё?.. Воняет, наверное, и не сказать, что он готовился к этому. Но, чёрт побери, несмотря ни на что, мысль о побеге — последняя. Он хотел прямо сейчас и здесь, и плевать на то, что всё само собой вышло, спонтанно… — О-ох… С губ сорвался стон, когда руки Луи нырнули под футболку, и он, слегка сжав пальцами соски, проскользнул вниз к пуговице джинсов. Гарри чувствовал, что уплывает от этих касаний, незатейливых ласк, и никак не мог сообразить, что должен делать в ответ. Он должен встать на колени и отсосать? Или это Луи должен сделать? И от поцелуев в шею мысли только путались сильнее и сильнее. Томлинсон не долго возился с пуговицей, и через секунду он уже красовался посреди комнаты в спущенных штанах и сквозь тонкую ткань трусов чувствовал твёрдый член Луи. Мужчина потёрся, слегка вжался и накрыл ладонью член. Гарри уже качало из стороны в сторону — от страха и возбуждения. Казалось, даже уши закладывало от адреналина. Что делать дальше? Чего Луи ждёт?! Хер его знает, сказал бы что уже. Единственное, что он помнил чётко — сосед не должен понять, что у него никого не было. Что он не спал с парнями никогда. Луи мягко покачивался, вычерчивал круги вокруг головки, отчего на натянутой ткани трусов растеклось влажное пятно. Он так долго не протянет, и нужно действовать. Хоть как, но стоять и хватать воздух ртом — глупо. Собравшись, Гарри быстро, как мог, стянул джинсы, разом вместе с кедами и носками, остался в одной футболке и трусах. Развернулся и отзеркалил действия Луи, нырнув ладонями под футболку. Кожа мужчины была тёплой, гладкой и тут же покрылась мурашками от его прохладных ладоней. Он, довольно мурлыкнув, опустился к пуговице джинсов и, секунду поколебавшись, расстегнул. Это просто член, ты их видел много, не ссы, — мысленно уговаривал он себя, легко касаясь задницы Томлинсона через ткань. Луи фыркнул что-то про медлительность, стянул брюки, кофту и, не дожидаясь, пока Гарри его рассмотрит, толкнул на кровать. Томлинсон явно не был любителем долгих разглядываний, ощупываний или обнюхиваний. А Гарри всё ещё мечтал вжаться носом в ямку ключицы и провести языком по нежной коже. Они вместе кое-как сняли с Гарри футболку, и Луи на секунду навис над ним, заглядывая в глаза, словно спрашивая, не передумал ли. Не передумал. Пусть и страшно было, пусть внутри всё дрожало, но уйти — это последнее, что он сегодня сделает. Гарри прикрыл глаза и отрицательно покачал головой: — Не передумал, — с трудом выдохнул и, чтобы Луи не задавал больше вопросов, притянул его к себе ближе. — Не передумал. Целовался Луи охуенно. Грубо, не позволял перехватывать инициативу, и всё, что оставалось, — это только принимать. И ему нравилось, когда Томлинсон брал над ним верх, заглушал поцелуем глупые мысли, стирал страхи, как ластиком. Когда он его так целовал, Гарри чувствовал, как сильно он его хочет, и только от этого утаскивало за край. — Трахни меня, — в губы выдохнул он, — трахни, иначе я кончу прямо в трусы только от поцелуев. — Я бы посмотрел, — Луи коротко чмокнул и отстранился. — Снимешь трусики, чтоб не запачкать? Или хочешь кончить в них? Гарри застонал и сжал член у основания. Блядь. Блядь. Он просто представил, как Луи трахает его, даже не раздевая, просто чуть приспустив штаны, и он так и кончает, только от члена внутри. — Я сниму. Сниму, — прохрипел он, стягивая с себя трусы. Член влажно прижался к животу, и Луи, выхватив бельё, кинул его за кровать. Похоже, ему тоже очень хотелось. Господи, он бы весь свой опыт с девчонками отдал просто за то, чтоб хотя бы примерно знать, как себя вести в постели с парнем. Порно, конечно, это замечательно, но всем известно, насколько там всё наиграно. — Оближи? — всю неловкость момента, если она и была, Луи стёр этой фразой, протягивая ладонь к его губам. Гарри старательно вобрал пальцы, придерживая за запястье, обвёл подушечки языком, толкнулся ниже — это просто, он такое сам с собой много раз делал. Он скользил губами, стараясь смочить как можно сильнее, потому что вдруг это всё, что он получит сегодня, вдруг Луи хочет его без смазки? Лучше не думать, пусть всё будет, как будет, он всё равно не может подсказать. — Какой ты послушный и исполнительный, малыш, — в голосе Луи слышался восторг, и Гарри залился идиотским румянцем. Хорошо, что свет они не зажгли — темно, и Луи не увидел его горящих щек. Томлинсон влажными от слюны пальцами тут же полез ему между ног, толкнулся бесцеремонно и проник сразу двумя, не дал привыкнуть, чуть раздвинул, растягивая, и начал трахать резкими, частыми толчками. Попадал прямо в цель, и Гарри только покрепче сжал простынь и, широко распахнув глаза, раздвинул ноги шире. Это совсем не так, когда трахаешь себя сам. Совсем нет. Ты ничего не можешь предсказать или контролировать, полностью зависишь от партнёра. У Гарри даже стонать не получалось, из горла вылетали только жалкие и жалобные звуки, когда подушечки пальцев проходились по простате. Хотелось сняться с пальцев оттого, что уже слишком, и одновременно хотелось потребовать больше, потому что двух пальцев уже не хватало. Но когда Томлинсон вытащил пальцы, Гарри показалось, словно его обманули, подразнили и недодали. И он с удивлением понял, что был чертовски близко. Видимо, пока он плавал в предоргазменных волнах, Луи успел снять наконец трусы, и пришёл в себя, только когда услышал, как тот его попросил стать на четвереньки. Вообще-то, Гарри хотелось бы видеть Луи, целовать и впиваться в задницу пальцами, но раз ему удобнее так… Он же послушный. Сердце стучало, как бешеное, во рту пересохло, и он с трудом удерживал себя на мягкой кровати в этой позе. Руки дрожали, и сердце готово было выпрыгнуть. Услышав, как Луи надорвал упаковку презерватива, а следом щелчок крышки тюбика, он только напрягся сильнее. Тёплая ладонь Луи, легко шлёпнув, оттянула ягодицу, и между половинок ткнулось что-то твёрдое. Впрочем, известно, что. Вот прям сейчас… И вот прям сейчас адски больно. Руки подкосились, и он с немым криком упал лицом в матрас. Член Луи, похоже, каких-то исполинских размеров и вот-вот порвёт его нахрен. Он слишком огромный и толстый, и он не выдержит, несмотря на кучу игрушек, что у него были. К этому Гарри оказался не готов абсолютно. Сквозь боль он почувствовал, как Луи медленно втиснулся до конца и замер. Глупо было бы и думать, что он вытащит. Впрочем, непонятно, что будет, когда он начнёт двигаться. Гарри старался просто дышать, не стонать от боли и, по возможности, не шевелиться. Тело бросало то в жар, то в холод, и похоже, что спина покрыта мелкими капельками пота. Он ждал резких движений, закусив губу, пытаясь подготовиться к новой порции адской, разрывающей тело на две части, боли. Но Томлинсон неожиданно начал гладить его по спине, по отпяченным ягодицам, легонько обвёл пальцем по растянутой вокруг члена коже, мягко опустился сверху и, обхватив рукой, перевернул на бок. У него словно есть всё время мира, которое он решил потратить на недостающую прелюдию. Луи ласково целовал за ухом, шептал какие-то глупости, вылизывал шею и потёр подушечкой большого пальца сосок, который послушно затвердел от прикосновения. Огладив живот, нырнул между ног и обхватил почти вялый член. Когда всё изменилось, Гарри не заметил, полностью растворившись в касаниях рук и губ. Боль медленно отступала, позволяя дышать, после перешла из невыносимой сначала в терпимую, а следом — в горько-сладкую. И от члена внутри уже не было больно, а просто невыносимо — невыносимо оттого, что он не двигается, что просто распирает стенки, и Гарри сам двинул бедрами, всхлипнул оттого, что ему ничуть не легче — между ними слишком мало места, член Луи заполнил его до предела. Мужчина за спиной довольно фыркнул, чуть отстранившись, вышел и снова медленно погрузился. И снова. И снова. И Гарри снова мало, он с удивлением заметил, что стал сам насаживаться ниже, захныкал, что нужно «сильнее», и «ещё», и «пожалуйста»! Луи послушался, засмеявшись и заметив, что кто-то раскомандовался, толкнул, заставляя перевернуться и уткнуться лицом в матрас, начал сильно и быстро двигаться. Так стало гораздо лучше: и угол был идеальный, и то, как Луи оттягивал ягодицы, чтобы глубже, и шлепки бёдер, и все эти влажные звуки, и пошлые всхлипы… Это было настолько охрененно, он даже никогда и не подумал бы, что может быть так! С каждым толчком он словно взлетал всё выше и о том, что можно подрочить себе, вспомнил, только когда Луи, чуть приподняв его бёдра, случайно мазнул рукой по члену. И когда он обхватил ствол, стало почти совсем хорошо. — Детка, — прошептал Луи, коротко и сильно вталкиваясь в него, — я дурею от твоей задницы, ну же, давай. Давай. В голове Гарри пронеслось невесть откуда взявшееся «кончи для папочки, детка», и он, всхлипнув, почувствовал, как его накрывает. Он разлетелся на осколки, где-то далеко во вселенной, коротко, но ярко вспыхнув. Луи не остановился ни на секунду, и Гарри с каждым толчком чувствовал, как из него выплёскивается сперма, пачкая пальцы и простынь. Он почувствовал, как Томлинсон выскользнул из него, стянул презерватив — додрачивал себе сам, и через несколько секунд Гарри почувствовал тёплые капли на своей спине и услышал приглушённый всхлип Луи. — Такой хороший, — он стёр ладонью сперму и вытер её о простынь. — Только почему не сказал? — Что не сказал? — перевернувшись, спросил Гарри, всё ещё плохо соображая. Тело было словно ватой набито, и в голове всё ещё не укладывалось произошедшее. — Что не трахался до меня ни с кем. — Я трахался, — хорошо, что он привык врать и легко придумывал отмазки на ходу. — Просто давно не было никого… Ну, ты понимаешь… — Как скажешь, детка. Луи, чуть улыбнувшись, кивнул и, наклонившись, поцеловал. Гарри застонал, притянул его ближе, запустил пальцы в волосы и приоткрыл рот, разрешая языку проскользнуть глубже.***
В душе шумела вода. Луи ушёл, не обидевшись на отказ присоединиться. Гарри тихо, словно нашкодивший мальчишка, натягивал трусы. Единственное, чего хотелось, — оказаться дома, в своей постели, в своём душе и… И хер его знает, почему. Он так хотел расстаться с девственностью, так хотел переспать с парнем, а сейчас… Сейчас ему было стыдно. За то, что наврал, что корчился от боли, и за то, что не смог дать ничего взамен. Он был слишком банальным и слишком девственником. И произвести впечатление у него не вышло. Продолжать эту неловкую ситуацию не имело никакого смысла. Ему лучше уйти, лучше для своей же гордости. Он так не привык лажать, что сегодняшний день, а скорее, и вчерашний вечер, состоящий из одних неудач, казался сплошной катастрофой. Он помедлил только в коридоре, заметив стоящий в углу чёрный портфель. Не понимая, что делает, он коснулся гладкого бока, и показалось, что чёрная кожа хранит тепло рук Луи. Гарри помнил тот первый день, когда засмотрелся на длинные пальцы, желая, чтобы они касались его. И так странно, что его желание сбылось. И странно, что вместо радости он чувствует тяжесть. Шум воды прекратился, и Гарри отдёрнул руку. Пора валить. Он оглянулся, словно прощаясь, и, открыв щеколду, выскользнул в коридор. Замки в дверях — входной и из ванны — щёлкнули одновременно. И через секунду Гарри был уже дома, прижавшись к стене и обессиленно скатившись на пол, уткнулся лбом в колени.