Аврора

- Доктор Маккой, думаю, вам лучше присесть. Разговор нам предстоит серьезный. За окном занимается рассвет, когда за непрошенными гостями закрывается дверь. На столе – три недопитых чашки из-под дешевого кофе и одна – из-под чая. Маккой задумчиво курит не менее дешевые сигареты. Он не курил, кажется, вечность – когда-то решил, что не стоит, и перестал. Но сейчас… Сейчас все его прежние решения рушились, словно карточный домик. Клубы странного оттенка серого медленно уплывают в открытую форточку, навстречу восходящему солнцу. Леонарду хочется самому уплыть вслед за дымом, но вместо этого он выкидывает недокуренную сигарету и идет в спальню, пустую, как и все время его пребывания здесь. Интересно, ему вообще планировали кого-то подселять? На прикроватной тумбочке лежит белый конверт – точная копия того, что держал в руках Пайк. Вашингтон наконец соизволил ответить – да еще как ответить, с размахом! Суд, как выяснилось, провели буквально через неделю после отъезда Леонарда, его письма дошли слишком поздно. Маккою некуда было возвращаться – все, что он имел, отныне было с ним. Возможно, еще некоторые вещи на теперь уже чужой квартире, если они все еще там, а не на ближайшей свалке. Мало того, что фактически Леонард стал лицом без определенного места жительства, Вашингтон уведомил об этом и его начальство – на данный момент им являлась местная больница, которая по какой-то неизвестной ошибке переправила письмо в штаб, обосновав маккоевское самоуправство экстренной командировкой. В штабе письмо получил капитан Пайк. Они предложили ему выход из ситуации. Маккой официально причислялся к числу медиков, работающих в Чернобыле, с официальной зарплатой и временно выделенной квартирой. Временно – это на ближайшие три месяца, потому что минимальный срок контракта был именно таким. Леонарду дают время подумать, слетать в Америку и уволиться, а также окончательно уладить судебные дела. Маккой сидел на краю кровати, сминая издевательски белый конверт, и знал, что согласится. Раньше бы одной из причин послужило желание не прекращать видеть Пашу, но сейчас… Сейчас его толкала на согласие безысходность. После того, как Кирк изложил придуманный им лично план, Спок своим тоном мертвеца добавил, что Чехова увозят. Через неделю, в Лондон, на лечение. Если оно возможно, мысленно добавил Маккой. Мальчишку пробили по всем базам – Паша действительно оказался чертовым вундеркиндом. Спок, Кирк и, что странно, Пайк, приложили все усилия, чтобы о смертельно больном юном гении узнали далеко за пределами Чернобыля. И ведь получилось же, ну! Какой-то анонимный миллионер взял Чехова на свое попечение, оплатив ему тем самым лучший курс в наилучшей больнице. У Паши появился шанс. Леонард поймал себя на том, что пялится в стенку напротив непозволительно долго. Пайк дал ему выходной – ты, Леонард, в последнее время работаешь за троих. По-хорошему, это отличная возможность наконец отоспаться. Если по-хорошему. Маккой смотрит на часы – больница уже открыта. ** Паша спит. Для всех остальных, как понимает Леонард, едва только прикрывает за собой дверь. Мальчишка буквально подскакивает на кровати и радостно шепчет: «Лео!...». Врач немного растерян – он не видит за собой таких больших поводов для радости. Но Чехов не перестает радостно бормотать что-то на жуткой смеси английского и русского, пока Леонард не устраивается рядом с кроватью, успокаивающе поглаживая кудряшки русского гения. - Спок приходил вчера, знаешь? Он сказал кое-что важное, Лео. – Паша улыбается - и Маккой тоже пытается, но выходит совсем неправдоподобно – Что-то не так? Что случилось? Леонард мотает головой, чувствуя во рту вязкую горечь. Он успел привязаться к мальчишке, даже не очень замечая этого. Печально, что теперь им придется расстаться, хотя для Паши это, конечно, потрясающая возможность. Он может выжить и Маккой повторяет простую мысль снова и снова. Этот светлый парень может выжить. - О! Ты знаешь, да? – Паша заметно тушуется, но взгляд не опускает – Я знаю, это не настолько здорово, как ты, наверное, хотел, но это лучше, чем ничего, Лео. Капитан Пайк очень добр к тебе, я думаю, он так волновался из-за письма, я и знать-то был не должен, но так вышло, и… - Паша, Паша, стой. Ты сейчас о чем говоришь? – Маккой все никак не может увязать эти спутанные предложения с русским акцентом в логическую цепочку. — О твоей квартире здесь. – Чехов тоже смотрит на него с недоумением – Спок сказал вчера что тебе выделят официальную квартиру, потому что твоя жена забрала ту, которая в Америке. Что-то не так? Лео? Леонард прикрывает глаза и молчит. Значит, Спок ничего ему не рассказал о неожиданном предложении щедрого миллионера. Но почему? Паша имеет право знать. - Лео? Не пугай меня, эй, открой глаза… - мальчишка забавно волнуется и суется своим лицом в лицо Маккоя, пытаясь заглянуть в глаза. В какой-то момент он теряет равновесие и начинает медленно, но верно приближаться к полу. Леонард перехватывает хрупкое тельце в опасной близости от кафеля и пересаживает обратно на кровать, придерживая за талию. С Паши несколько дней назад сняли почти все капельницы, оставив только одну, и теперь в нем начала просыпаться энергия, свойственная всем подросткам. Смотря сейчас на этого худенького мальчишку, никто бы не понял, что он проживает, быть может, последние дни своей не такой уж и длинной жизни. Не скажешь, что каждое мгновение Паша борется против своего же тела, заставляя легкие дышать снова и снова. Наверняка сейчас он чувствует боль ещё острее, ведь вместе с уменьшением числа капельниц уменьшилось и количество обезболивающего. Чувствует, борется, но не показывает даже Маккою. Все это Леонард подмечает, не сводя глаз с неловко молчащего мальчишки. Доктору безумно хочется найти Спока и переговорить с ним, но нельзя же просто оставить Пашу здесь одного, да? - Паша? Расскажи мне что-нибудь. - Что? - Ну, я не знаю. О чем ты думаешь? - О тебе. То есть – тут же поправляется резко покрасневший Чехов – о твоей квартире. - Ммм… - глубокомысленно подмечает Леонард, неосознанно водя большим пальцем по тонкой ладони Чехова – И почему? - Я… Я просто подумал… Мне сняли почти все капельницы, значит, все уже не так плохо. Я не хочу уезжать, когда меня выпишут, по крайней мере, пока не найдут бабушку – сбивчиво тараторит Паша, постепенно замедляясь – И я подумал… Подумал, что мне надо где-то жить это время, и вот... Спок вчера приходил, а он ведь давно не приходил. Он рассказал о твоей квартире, сказал, что он и Кирк придумали все это и еще… Еще он сказал, что у тебя нет соседа, так что… Маккой кивает в такт речи Паши, не вникая в слова. Кажется, что он засыпает с открытыми глазами, продолжая двигать только большим пальцем по бледной коже пашиной ладони. Бледной и с веснушками. Это кажется забавным, потому что Чехов на солнце был явно давно. Когда мальчишка замолкает, Леонард недоуменно хмурится. Словно закончилась фоновая мелодия, приятная слуху. Он поднимает взгляд - и Паша ближе, чем он думал, и смотрит ожидающе. Маккою явно следует что-то ответить, вот только он даже не знает вопроса. - Ты не против? – тихо и как-то потеряно говорит Чехов, и Леонард понимает, что как бы там ни звучал вопрос, для Паши он важен. А у Маккоя нет больше ничего важного, так почему бы не дать порадоваться кому-то другому? И он согласно кивает - «Не против». Паша понимает кивок правильно и с восторженным полуписком виснет на шее врача, игнорируя зудящую под кожей боль, тем самым безумно напоминая ему Джоанну, которая всегда ставит себя на последнее место после родителей, не желая признавать, что она тоже важна. Вместе с воспоминанием о Джо приходит осознание факта - Паша, несмотря на весь свой ум, ещё ребёнок. Маленький, потерянный, стойкий ребёнок. Момент, когда мальчишка перестает бесцельно обнимать его, а целенаправленно приближает свое лицо к лицу Леонарда, для второго проходит почти незаметно. Он на немного просыпается, когда глаза Чехова заполняют собой весь доступный обзор. Они ярко-голубые, но с тонкой, почти незаметной обводкой темно-зеленого оттенка у самого зрачка и это почти спящему доктору кажется каким-то неправильным. Паша решительно вздыхает и прижимается своими губами к губам Леонарда, не переставая крепко обнимать его. В этот момент Маккой просыпается окончательно, а дверь в палату открывается.