Аврора

- И это так глупо, Скотти, та-а-ак глупо… Понимаешь? – Кирк переводит слегка осоловевший взгляд со стакана в своей руке на инженера. По крайней мере, пытается перевести – Скотти на месте почему-то не оказывается и Джим пару секунд пялится на пустой стул. Из-под стола раздается шорох и Кирк, догадавшись, свешивается вниз. Инженер действительно под столом – полулежа-полусидя он глубокомысленно взирает на тёмную пузатую бутылку в своих объятиях. - Эй! Скотт! Понимаешь, спрашиваю? - … - Понимаешь, как это глупо? - … - Ну… это… это самое. – заключает Кирк, уже и сам забывший, что именно он считал глупым. – Все, в общем. - Я прощу прощения, сэр, что без стука, но меня отправил капитан Маркус узнать о… Сэр? Мистер Скотт? - В точку, Сулу, он под столом, но он все еще мистер Скотт. Так… Зачем там тебя отправили? - Э-э-э… Это... Это тайная информация, капитан Кирк, она касается только мистера Скотта и капитана Маркуса. - Что ж, очень, очень жаль… Скотти сейчас немного занят. - Да, я вижу. - И я. – Джим смотрит на мирно сопящего собутыльника. – Думаю, сегодня он уже не сможет помочь кому-либо. - Я… я не знаю… Мне нужны некоторые чертежи мистера Скотта. - Я знаю! Знаю, где у него документы. Пошли, найдешь свои чертежи, давай же, помоги подняться, я сам не справлюсь. - В-вы уверены, капитан Кирк? Должна быть соблюдена полнейшая конфиденциальность. - Да куда уж конфиденциальнее, приятель, мы с ним пили вместе. - Я имел в виду вас, сэр. - Сулу, ты чего?! Ты под моим командованием. Не доверяешь своему капитану? Сулу окончательно сбился и замолчал, помогая подняться чуть покачивающемуся Кирку. Тот уже не очень знал, почему на душе так тяжело, но зато чувствовал удивительную вседозволенность, приходящую обычно с крайней степенью опьянения. Он повел Сулу, а точнее, поковылял, поддерживаемый им, в сторону спальни. В квартире, выделенной инженеру, помимо кухни, было еще две комнаты, в одной из который и жил, собственно, Скотти, а вторую занимал какой-то научный сотрудник, которого Джим никогда не видел и даже не знал по имени, а потому не волновался по поводу своего пьяного вдрызг вида. Добравшись до спальни, Кирк напутственно махнул рукой в сторону объемного ящика у окна, добавив для полного понимания емкое «там». Сулу понятливо кивнул, сгружая тело капитана на кровать. Часы над ящиком показывали половину девятого утра, когда он приступил к поискам нужной папки. Маркус отправил к Скотти первого попавшегося подчиненного и Сулу отчаянно хотел зарекомендовать себя ответственным помощником. После его выступления на суде на энсина свалилась всеобщая любовь коллег - и полное отчуждение начальства, почему-то воспринявшего его слова как личный упрек в некомпетентности. Теперь Сулу мог реализовать себя исключительно под командованием Кирка, встречая полнейшую ледяную стену со стороны всего остального командования, исключая, пожалуй, только капитана Пайка, относившегося к каждому своему солдату одинаково хорошо. Так что получивший задание от Маркуса энсин воспринял это как шанс реабилитироваться. Но оказавшись у квартиры, он почти сразу понял, что сегодня неудачный для его возвращения в список полезных и ответственных людей день. Еще на лестничной клетке в нос сильно бил запах спирта, а, войдя внутрь, у Сулу не осталось никаких сомнений – в квартире крепко пили. Капитан Кирк на стуле вел пространный монолог на тему жизненной несправедливости с самим собой, полностью игнорируя отсутствие инженера, и – мысленно Сулу застонал – его план быстро найти и передать чертежи Маркусу летел в бездну. А еще его немного пугало состояние капитана, явно начавшего воспринимать мир немного не под тем углом. Кирк на кровати пьяно засмеялся, продолжая разговаривать c невидимым Скотти, а Сулу почувствовал желание как можно скорее покинуть пропахшую самогоном квартиру, забрав с собой и капитана. ** - Я думаю, что этот твой Максим – гей. – совершенно спокойно говорит отец за ужином. Мама вздрагивает, но молчит, а бабушка сегодня ужинает у подруги. - Что? – все-таки рискует Паша. - Максим. Твой друг. – медленно повторяет отец. – Я думаю, что он гей. Ну, ему нравятся мальчики. - Это плохо? – младший смотрит в свою тарелку. - Я не хочу, чтобы ты с ним общался. – Чехов-старший тщательно пережевывает мясо. Возможно, тщательнее, чем это действительно нужно. – Это может плохо сказаться на репутации. - Чьей? – все-таки не выдерживает Паша. Отец перестает жевать, глотает из стакана воды. - Нашей. Паша просыпается. Первым делом он видит белый потолок. Потолок неровный, на нем есть несколько трещин и с десяток пятен разной величины – за время пребывания здесь мальчик успел выучить расположение каждого из них. А еще некоторые из этих пятен бугристые и поэтому по ним можно определять время, не глядя на часы, если понять нужный алгоритм теней. Он, конечно же, понимает. Сейчас тени от трещинок образуют тонкую сетку, а это значит, что солнце только-только начало садиться. Паша переводит взгляд с потолка на стоящее рядом кресло. Обычно его занимает Леонард, но сейчас мальчик и не надеется увидеть его там. Кажется, только утром он допустил эту ошибку, поддавшись своей слабости, а ощущение, что без доктора прошла уже целая вечность. Всего день, напоминает себе Паша. Не вечность. В кресле сидит Леонард. Паша моргает. Затем сильно трет глаза, чтобы проснуться и быстро щипает себя за руку. Маккой все еще здесь – наблюдает за его манипуляциями с грустной усмешкой. Он в обычной одежде и халата нет, значит, не после смены. Значит… Паша не знает, что это значит, а догадки строить не собирается, рискуя и снова действуя прямо: - Что ты здесь делаешь? Леонард закатывает глаза, но все же отвечает: - Сижу, как видишь. Капитан Пайк дал мне на сегодня выходной. Я был дома, отдыхал… Потом пришел. Что, все это время спал? - Нет, не все. Ухура заходила, потом Спок. - Спок? – доктор приподнимает бровь в вопросе. - Да. Спок. –Паша не хочет ничего рассказывать. – Почему ты здесь? - Потому что хочу быть здесь. - И что это значит? - Только то, что должно. Мальчик раздраженно откидывается на подушки, а когда снова приподнимается, готовый продолжить разговор, Леонард сидит на краю кровати, опасно приблизившись к нему. Так близко, что Паша может увидеть, как темнеют его глаза, может рассмотреть каждую ресничку. Леонард, очевидно, тоже может это сделать, и Паша взволнованно выдыхает, чувствуя нервозность и растерянность одновременно. - Я был уверен, что больше никогда тебя не увижу. - Я тоже. - И что изменилось? - Лампочки погасли. – непонятно отвечает Леонард и наклоняется, сокращая расстояние между ними до минимума. Паша закрывает глаза, буквально слыша, как отчаянно быстро колотится его сердце – прибор, отсчитывающий пульс, пиликает без перерывов. – Смотри на меня. – Маккой слишком близко и Чехов знает, что еще немного – и он упадет в обморок, но все-таки открывает глаза. Так и есть – доктор в нескольких миллиметрах, внимательно рассматривает Пашу. – Так значит, все же правда. – говорит он и отстраняется так же резко, как приблизился. Паша снова выдыхает, чувствуя еще большую растерянность. Леонард переводит взгляд, рассматривая стену не менее пристально, чем Пашу секундой ранее: - Извини за это, мне нужно было быть уверенным, знать, что ты не шутишь. - Узнал? - Да. - Уйди. – Паша отворачивается от Маккоя, чувствуя ненависть ко всему окружающему и слушая шелест одежды встающего Леонарда. – Пожалуйста, не приходи больше. - Почему? - ... Маккой стоит пару секунд и выходит. Паша пытается задушить рвущиеся наружу слезы. Ему этого не удается. Леонард облокачивается на дверь с другой стороны, сжимая кулаки до болезненного напряжения в пальцах. Значит, мальчик абсолютно искренен. Не шутит. Не пробует. Не врет. Паша влюбился – так, как мог только он. Чисто и безнадежно. Ухура смотрит на него из-за стойки, чувствуя себя в высшей степени неловко, словно застуканная за подслушиванием. Она, конечно, ничего не подслушивала, но после того, что рассказал Чехов, не надо быть гением, чтобы понимать, что сейчас произошло. Нийота кидает взгляд на документы, лежащие перед ней. Их сегодня занес Спок, заодно навестив Пашу. Все разрешения получены, самолет отбывает в это воскресенье.