Аврора

Паша старается изо всех сил, но иногда не все поддается его стараниям. Например, сейчас и, например, коляска. Она словно появилась из далекого прошлого, когда люди вообще не представляли, что вещи с колесами могут не скрипеть. Паша делает еще одну попытку и ужасающе громкий звук вновь разносится по всему коридору. Леонард вздрагивает и открывает глаза, а Чехов прощается со своим желанием быть бесшумным, замирая на полпути. Маккой молча смотрит на него, сидящего в коляске. Паша смотрит в ответ. Леонард тихо вздыхает и встает с пола, одновременно потягиваясь.Он умудрился задремать напротив приемной стойки, сразу после того, как Джима перевезли в палату. Не самое удобное место для сна, но в последние несколько дней Маккою откровенно плевать на удобства. — Привет. — Привет. Ухура за стойкой внимательно разбирает документы, не забывая кидать на них взгляды, но не то чтобы очень внимательные. И поэтому, конечно, только поэтому, Паша, Леонард наклоняется к нему, чтобы спросить: «Можно с тобой поговорить?». А потом, дождавшись ответного кивка, обходит коляску и сам везет его ко второму выходу из больницы. И коляска, предательница, больше не скрипит. Проезжая мимо палаты Кирка, Паша чуть вытягивает шею и успокоенно опускается обратно. Через маленькое окошко в двери почти ничего не видно, но голову Спока, склоненную над койкой, Чехов смог бы узнать из тысячи подобных. Они выходят в маленький внутренний двор, который должен соединяться с садом, но на деле плавно перетекает в огород, и идут чуть дальше от здания больницы. Тут нет особо высоких деревьев, но Паше нравятся местные тонкие яблони и он показывает на лавку рядом с ними. Леонард беспрекословно повинуется. Он ничего не говорит, а Паша не думает, что хочет что-то услышать. По крайней мере, пока что. — Когда Джоанна была еще совсем маленькой, она любила сказки. Могла слушать их часами без перерыва. Но сказок, как оказалось, в мире существует не так уж много, и мы довольно быстро прочитали все имеющиеся. — Леонард начал рассказывать как будто себе, но Паша слушал внимательно. Доктор смотрел куда-то в сторону больницы. — Я начал искать что-то еще. В ход пошли сказки народов мира, потом рассказы, близкие к сказкам, потом пародии на сказки, сказки-переделки… Когда закончились и они, я был близок к панике. Несколько месяцев подряд мы читали сказки, и вот я должен был зайти в комнату моей дочери и сказать: «Прости, Джо, но в мире больше нет сказок»? Я не знал, что мне делать. Джоанна сама подошла ко мне тогда и, проникновенно глядя в глаза, спросила: «Сегодня не будет сказки, да?». Я кивнул, и она вдруг улыбнулась. Она наклонилась к моему уху и сказала шепотом: «Не говори маме, но я так устала от них». Паша улыбнулся. Рассказывая о своей дочке, Леонард будто видел все наяву, и в его глазах появлялась теплота, которую Паша в последнее время замечал не так уж и часто. Раньше он видел эту теплоту, направленную лишь на себя самого и уже успел позабыть, что в жизни Леонарда есть и другие дорогие ему люди. — Пытаясь найти все новые и новые сказки, я и не думал спросить Джоанну, а нужны ли они ей. Я так углубился в сам поиск, что забыл про конечную цель, понимаешь? — впервые за время рассказа Леонард посмотрел на Пашу прямо. В его взгляде все еще плескалась теплота, но также там была и серьезность. — Я забыл тогда, но пообещал себе больше не забывать. Паша насупился. Он знал, что разговор предстоял серьезный, но как бы ему хотелось избежать его. Леонард, сидящий на лавке сбоку, внезапно встал, обошел коляску и присел перед ней, оказавшись чуть ниже Пашиного лица и ловя его взгляд, направленный вниз. — Паша, мне бы очень хотелось не начинать этот разговор, но мы его уже начали. И, если ты считаешь себя достаточно взрослым, чтобы целовать кого-то — на щеки Чехова начал наползать румянец — значит, ты должен быть достаточно взрослым для подобных разговоров. Леонард протянул руки к рукам мальчишки, сцепленным в замок и лежащим поверх худых коленей. Медленно коснулся их и сжал. Паша поднял голову и впервые посмотрел на доктора прямо. — Мы можем поговорить? ** Спок отсчитывает минуты, следя за стрелкой на маленьком циферблате наручных часов. Он так и не смог их надеть, а потому носил с собой в кармане или, иногда, в руках. Часы были достаточно большими, но при выглядели элегантно, в духе светских раутов. На задней крышке циферблата выгравирована надпись. Спок читает надпись снова и снова, и снова. «When love is here again, forget about time.» — Р. Джим лежит неподвижно, но теперь Спок знает, что он в порядке. Ну, или будет в порядке, спустя какое-то время. Чертово время всегда в приоритете. Когда он увидел Джима тогда, на полу, бледного и больного, все вдруг стало не так важно. Он вспомнил, как Кирк не отходил от него, когда они узнали о диагнозе Паши, вспомнил, как Джим отверженно выступал в самую первую их встречу за участие в операции по спасению людей. Всегда кидающийся грудью на амбразуру за кого-то еще и абсолютно не жалеющий об этом. — Коммандер? У вас есть минутка? Спок на мгновение перестал следить за действительностью и пропустил момент, когда в палату заглянул капитан Пайк. Сунув часы в карман, Спок вышел в коридор. — Капитан?.. — Вольно, коммандер. Я здесь неофициально. — Пайк попытался найти взглядом стулья или скамейки, но претерпел неудачу и просто облокотился плечом о стену. Спок впервые за все время совместной работы заметил, насколько устало тот выглядит. — Узнал о случившемся и сразу пришел. Как он? — Стабильно, сэр. Когда он только поступил сюда, все было хуже. Пайк поморщился: — Как это вообще произошло? От Маркуса я слышу, что Кирк напился вдрызг и получил увольнение, хочу поговорить с ним, прошу тебя, а через несколько часов узнаю, что он в реанимации. — Все было не совсем так… — А как? Давай, объясни мне. Приходит очередь Спока морщиться. Совсем не стоит говорить об экспериментах мистера Скотта и неудачных последствиях этих экспериментов, но как иначе можно все это объяснить? — Капитан Кирк действительно выпил в свое свободное время, находясь не на службе, — осторожно подбирая слова, начинает Спок. Пайк хмуро смотрит на него — Алкоголь в лагере запрещен согласно уставу, поэтому Кирк отправился в магазин в соседний город, чтобы купить его и выпить там же. Это произошло сразу после нашего разговора с доктором Маккоем. По возвращению капитан почувствовал необъяснимое ухудшение состояния здоровья, решил, что это из-за повышенной усталости и лег спать. Так я его и нашел. Пайк внезапно ухмыляется, не отводя от начинающего нервничать Спока взгляда: — Версия неплохая, подкорректируй детали, но в целом сойдет. И не забудь, что Маркус видел его пьяного на квартире у мистера Скотти, добавь этот эпизод тоже. — Сэр, я… — Отставить, мистер Спок. Я здесь действительно неофициально, я здесь как заинтересованное в хорошем исходе событий частное лицо, ясно? — Ясно, сэр. — Если Джиму действительно лучше, то это хорошая новость. Когда он очнется, начинайте готовить к отправке на большую землю — увольнение я отменять не стану. Парень действительно перетрудился здесь, пора бы ему домой. Что касается тебя, Спок. Надеюсь, ты помнишь про свой самолет? Спок моргнул. Еще бы он смог забыть про рейс в Лондон. До него оставалось всего несколько дней. — Вижу, что не забыл. Павла можно бы уже и уведомить о ближайших перелетах официально. — Официально? — Ну, судя по всему, он и так знает о готовящейся операции. Просто не считает нужным говорить об этом. — Пайк оттолкнулся от стены и встал прямо. — В последнее время столько всего происходит, что я иногда не успеваю следить за событиями, Спок. Операция понемногу свертывается, и нас совсем скоро попросят покинуть территорию, так что Джим первый добровольно-принудительный, но не единственный. Я не могу быть везде и сразу, но я стараюсь. И я надеюсь, что вы тоже стараетесь выполнять возложенные на вас задачи. Ваша главная задача сейчас — это Павел Чехов. Вы это осознаете? Капитан смотрел уже не хмуро, но все еще устало и с ожиданием. Спок невольно кинул взгляд на палату Джима — с этой точки коридора не было видно даже его лица. — Осознаете, коммандер? — повторил Пайк уже с ноткой нетерпения в голосе. — Так точно, капитан.