26.04.20хх
25 июля 2016 г. в 02:32
(За 6 дней до самоубийства)
26.04.20хх
С самого утра день обещал быть ужасным. Мы проспали половину дня из-за пьянки предыдущим вечером, поэтому разгневанная Мальдонадо, объявившаяся около нашей входной двери, меня сильно не удивила. Она долго бормотала что-то по поводу того, что мы пропустили занятия по вокалу и новые аранжировки. Я, на самом деле, её совсем не понимал - моя голова гудела, как паровоз, а Хоуинг буквально спал на ходу. Кирсти, видимо, поняла ситуацию, потому что через какое-то время, она подошла ко мне со стаканом воды и двумя таблетками обезболивающих. Я кротко поблагодарил её, потому что, несмотря ни на что, мне было стыдно. За себя, и за Скотта - за нас обоих. В последнее время наши отношения во многом мешают нашему участию в жизни группы. Потому что мы уделяем слишком много времени друг другу, а самое ужасное в этой ситуации то, что я и не планирую останавливаться. Да, группа это важно, но... Каждый раз, когда я смотрю на Скотта, трезвого, пьяного, в одежде или без, я просто люблю его. И я, иногда, готов отказаться от всего, чтобы он просто смотрел в мои глаза, а я, молча, смотрел в его.
После того, как Кирсти убедилась, что мы в порядке и взяла с меня обещание, не повторять такого, я еле как дотащил все ещё полу-живого Хоуинга до душа и облил его холодной водой. Его негодование обещало вот-вот превратиться в возбуждение, но вода резко стала горячей, и он с воплями вылетел из душа. Я, тихонько посмеявшись над ним, заметил, что этот "контрастный душ" никак не улучшил его состояние, и ему следует лечь в постель.
Все плохо... Я вызвал врача, потому что у Скотта сильнейший бред и, порой, он впадает в безумие. Я никогда ещё так не переживал за него. Это очень необычно, потому что он почти никогда не болеет, да и болезни его обычно представляют собой сухой кашель и боль в горле. Но сейчас... Сейчас все серьёзно. Доктор дал ему сильное жаропонижающее и сделал какой-то укол от чего-то там... Я так ничего и не понял, потому что был слишком испуган, чтобы вообще слушать кого-либо. Следующие пару часов я провёл рядом со покрасневшим от температуры Скоттом, периодически отвечая или звоня его родственникам и близким друзьям, которые были осведомлены о его состоянии. Я не уверен, сколько прошло времени, но, когда ко мне заявилась Кирсти(уже второй раз за день, между прочим) с миской куриного бульона для больного, я вдруг осознал, что очень проголодался. Взяв с Кирсти обещание на касаться Скотта и звать меня, если он сделает хоть одно лишнее телодвижение, я спустился на кухню. Не думаю, что тот стакан вина был правильным решением, но он точно был мне необходим, потому что я нервничал, как сучка. Пронизывающий крик Мальдонадо так и не дал мне закончить ни бокал, ни порцию, потому что я поспешил на помощь к своему недо-умирающему парню.
Оказалось, что он проснулся и, судя по голосу, лекарство сделали своё дело, и он чувствует себя вполне хорошо.
Под конец дня я возненавидел себя за то, что так волновался за этого идиота, который, сразу после ухода Кирсти, начал бегать по квартире и есть все, что попадётся ему под руку. Ему стало легче, и я счастлив... Но, черт возьми, он совсем меня не слушает! Температура ещё не полностью прошла, поэтому ему следовало бы оставаться в постели, но нет... вместо этого, он мечется по квартире, находя мне все больше поводов для волнения.
Около одиннадцати вечера я уговорил его пойти в постель и попытаться уснуть. Он сказал, что полон сил и сон не для него, но, как только я повторно дал ему таблетки, он уснул, как младенец. А я наблюдал за ним, спящим, сторожа его дыхание и, переодически, поглаживая его то по рукам, то по голове. Я продержался до трёх часов ночи, но в итоге сон одолел меня, и я, в бессознательном состоянии, валялся в ногах у большого ребёнка, болезни которого, вызывают ещё бòльшее волнение, чем любое другое состояние любого другого человека.