Всё течёт, всё меняется Засыпают принцессы и монстры, В темноте не видать лица Я не брошу тебя, я с тобой буду до конца.
Нэйт находился в плену уже больше суток. Его заперли вместе с ребёнком в подполе дома. Калис был удивительно спокойным мальчиком. Несмотря на свои полтора года — капризностью он не отличался. Но сейчас, будучи голодным и запертым в темноте — постоянно всхлипывал. МакТавиш физически не мог его обнять — он был связан по рукам и ногам. Поэтому Калис сам прижимался к нему. Ребёнок был притихший — чувствовал состояние отца, у которого был кляп во рту, и, казалось, сам пытался успокаивать своего папу-альфу. Нэйта бросало то в жар, то в холод. На лбу выступила холодная испарина. Маленький омега словно ощущал внутреннее напряжение своего родителя, касался его лица. Ему бы хотелось услышать голос. Что-то понимал своей маленькой головой, с удивлением ощупывал кожаный кляп, что закрывал рот мужчины. Нэйт лежал на боку, плотно зафиксированный серебристым скотчем. МакТавиш искренне поражался такому поведению малыша. Он понимал, что ребёнок находится в стрессе, но не углублялся в размышления об этом. Его волновало, как отсюда выбраться. Наличие Калиса рядом — нервировало. Потому что он не мог поступать так, как поступал бы будучи в одиночестве. На это, несомненно, Кио Бати и рассчитывал. За эти тягучие часы к ним приходили только один раз — дать воды малышу. Нэйт не видел, кто. Едва дверь приоткрылась, мужчина дёрнулся, напряг руки; если бы попытались забрать ребёнка, он обязательно сделал бы что-нибудь. Потому что надо быть идиотами, чтобы человека с его подготовкой зафиксировать плотным скотчем. МакТавиш мог освободиться. Ждал удобного и правильного момента. Будь он один — уже предпринял бы попытку к бегству. Но всё упиралось в Калиса. Он не смел подвергнуть его опасности. Побежать напролом с малышом на руках — он не мог. Мысли юриста были кристально чисты и ясны. Он не отвлекался и не поддавался эмоциям. Просто ждал. Зная уровень жестокости Кио Бати, помня, что этот человек сделал с беременным Лиром — понимал — от него можно ждать что угодно. Наконец массивная металлическая дверь протяжно заскрипела. Электрический свет ударил по привыкшим к темноте глазам. Нэйт часто заморгал, Калис закрыл лицо ладошками. — Хозяин хочет вас видеть, — проговорил зашедший мужчина. Тот самый, что держал Калиса на мушке всю дорогу до этого дома.***
Нэйта поставили на колени перед похитителем. Насильно заставили склонить голову, поэтому он по-прежнему не видел лица Кио Бати. Калис был рядом с ним, и снова на прицеле. Малыша держал в руках один из людей мафиози. Ребёнок хныкал и пытался вырваться: упирался ручками в грудь мужчины, прогибался в спине и характерно кряхтел и сопел. Альфе требовалось немалое усилие, чтобы сохранять спокойствие. Он хотел бы отобрать сына у постороннего человека. — Вытащите кляп, — хриплый, сиплый, с какими-то визгливыми нотками голос неприятно резанул слух. Нэйта избавили от продолговатого ремня с утолщением по центру, расстегнув бляшку на затылке. Он рефлекторно начал открывать и закрывать рот — челюсть ломило. Кио схватил МакТавиша за волосы и заставил поднять голову. — Заткните пацана, — процедил он. Калис ныл всё громче от голода и усталости.— Здравствуй, Нэйт. Как твои дела? — обратился он к своему пленнику. Профессор не ответил, сверля свёкра изучающим взглядом. — Давно хотел познакомиться с тобой, — продолжил Бати. Он передёрнул плечами и отстранился. Хныканье ребёнка раздражало его. — Может, унести его? — заметив недовольный взгляд хозяина, поинтересовался альфа, не имевший понятия, что делать с мальчиком. — Нет, он останется здесь. Дай ему яблоко, покажи часы. Не знаю, придумай что-нибудь, — отрывисто произнёс Бати. Подчинённый последовал советам: Калис удивительно быстро отвлёкся и затих, пытаясь прогрызть молочными зубками твёрдую кожуру яблока. — Нэйт, — Кио снова повернулся к пленнику и приблизился, делая глоток виски из прозрачного стакана. — Знаешь, чего мы ждём? Отец Лира был приземистым, коренастым, седовласым альфой. В его облике проглядывались черты былой красоты, скрытой за отпечатком образа жизни: резкие морщины на чуть обрюзглом лице — точно шрамы — знак совершённых преступлений. МакТавиш невольно подмечал некоторое сходство с Лиром. Вот от кого у мальчишки эта непреклонная решимость во взгляде, всегда так неожиданно появляющаяся. Вот от кого он взял умение наводить ужас одной лишь переменой на красивом лице. Прорывающаяся в движениях неукротимая дикость. — Не имею представления, — ответил альфа, следя за каждым шевелением Калиса. — Мы ждём Лира. Твоего мужа. Он вот-вот явится, чтобы всё это завершить. — Чего ты хочешь? Зачем тебе мой сын? — Он мне не нужен. Как раз потому, что он твой сын. На Лира у меня другие планы. МакТавиш начинал улавливать ход мысли свёкра. Боковым зрением он наблюдал за бетой и альфой, что находились в комнате. Мужчина уже изучил обстановку. В принципе, он знал, как отсюда выйти. Другой вопрос, что понятия не имел — сколько ещё в доме человек. Восприятие органов чувств обострилось: он даже слышал тихие шаги этажом выше; едва различимые голоса в коридоре. — Какие же у тебя планы на Лира? — ровно, без единой лишней ноты в голосе. — Вопросы здесь задаю я, — ответил Бати и ударил МакТавиша ногой в солнечное сплетение. Нэйт по инерции согнулся, но едва смог выдохнуть, снова поднял голову. — Он рассказывал тебе обо мне? «Какой смысл сейчас скрывать? Но что будет лучше для Лира? Что хочет услышать эта тварь?» — Называл твоё имя. «Ва-банк». Отец Лира будто удовлетворился таким ответом. — Ты противоестественно спокоен. Уверен в нём? Я огорчу тебя, — шумно сделав глоток виски, — мой мальчик слушает только меня. Он сделает всё, что я ему скажу. «Вот, значит, как». Бати подошёл к Калису, что был усажен в кресло. Ребёнок заинтересовался часами на цепочке, которые дал ему альфа. — Любишь блестящее? Все омеги такие. Как сороки. Кио поднял личико ребёнка за подбородок. — От тебя у него ничего нет. Это точно твой ребёнок? — Мне нравятся твои попытки вывести меня из себя. Они очень искусны, — отозвался Нэйт, чуть пошевелив затёкшими руками. Скрип скотча прорезал напряжённую тишину. Альфа окинул своего пленника недовольным взглядом и отстранился от малыша. Профессор различил ритмичные лёгкие шаги в коридоре. Он сразу идентифицировал их. И правда, секунд сорок спустя дверь в комнату бесшумно отворилась. Пришедшим оказался Лир. МакТавиш сразу уловил запах помеченного омеги. Парень пах другим альфой — Миро. Если до этого момента Нэйт был спокоен и внешне и внутренне, сосредоточен, то сейчас едва ли не дрогнул. От взгляда на мужа у него неприятно засосало под ложечкой. Лир прошёл мимо него, даже не глянув; а его шея была полностью скрыта широким чёрным платком. — Отец, — сказал он, остановившись напротив, спиной к связанному мужу. Лир опустился на колено и поцеловал перстень на пальце отца. Нэйту бросилась в глаза перемена: у омеги были подстрижены волосы. Теперь не было длинных локонов до поясницы. Он обстриг их до плеч. Лир развернулся, легко поднявшись. Окинул взглядом комнату, скользнул равнодушным взором по МакТавишу и сыну, который тут же оживился, протянул ладошки, широко улыбнулся, обнажая дёсны с редкими молочными зубами. — Папа Лиль! — воскликнул маленький сын. Галлахер не отреагировал. Передёрнул плечами, будто бы с раздражением. — Сынок, — Бати расплылся в гордой улыбке. — Мы уже заждались тебя. — Я заканчивал дела. Нэйт впервые за всё время ощутил сильную волну нервозности. Лир не был похож на того человека, которого он знал. Это был не Лир. Не омега. МакТавиш не знал его. Не чувствовал. Галлахер ещё ничего ему не сказал, но уже возвёл невидимую преграду. Они на разных баррикадах. МакТавиш сразу это ощутил. Лир двигался будто зверь. Ни одного лишнего движения: его гибкость и будто застывшие глаза словно излучали опасность. — Я понимаю. Оставьте нас, — дал команду своим людям Бати. Те незамедлительно покинули комнату. — Теперь мы только вчетвером, — он брезгливо посмотрел на Калиса. — Я пришёл, как только освободился, — снова подал этот невыносимо чужой голос Лир. Омега покосился на мужа острым как игла, безучастным взглядом. Он не был бледен. Не выказывал никакого волнения: ни единым взглядом или неконтролируемым жестом. Руки строго по швам, подбородок прямо, и сухие внимательные глаза. — Я рад, что ты всё подчистил за собой. Сегодня решится судьба Карсиса. А ты уедешь этим же вечером. Гидеон уже ждёт тебя на острове, о котором я тебе говорил. Вы нужны там. Лир согласно кивнул, уверенно глядя на своего родителя. МакТавиш до боли стиснул челюсти, пытаясь сдерживать свои эмоции, которые росли, крепли, грозились проявиться. Он должен вытащить отсюда Калиса любой ценой. Мысли, сожаления и размышления, а также чувства — всё потом. Если выживет. Если не выживет — в них и так не будет смысла. Он видел, как его сын перевернулся в кресле, зацепился за обивку и аккуратно сполз на пол; как на качающихся ножках приблизился к отцу-омеге; как схватил его за штанину — и как Лир грубо оттолкнул его, даже не посмотрев, как отстранился. А малыш всё льнул к нему, не получая привычного внимания. — Закончи всё это, сынок. — Мы одни? — Именно. — Лир, что происходит? Неужели даже слова мне не скажешь? — проговорил Нэйт, ощутив, как предательски вспотел, даже волосы взмокли. Галлахер воззрился на него так, будто только заметил. Будто муж был вошью. — Прости, Нэйт, — без извинительного тона. Просто вежливость — гнилая, с издёвкой. — Ты не виноват. Так легли карты. Бати криво ухмыльнулся, прислонившись к стене, с явным удовольствием слушая разговор. Калис начал плакать, не понимая, почему папа Лир отталкивает его. Нэйт терял самообладание. Сейчас он уже действительно не понимал происходящего. — Ты стал жертвой. Всё слишком далеко зашло. Ты — моя жертва, — объяснил Лир, не двигаясь. В его глазах не было ничего человеческого, тёплого, живого — всего того, к чему привык Нэйт. Всё это скрылось под таким внушительным слоем мёртвой непроницаемости, что Нэйта невольно обжигало морозом. Или же… Лир действительно всё это время только изображал из себя человека. А сейчас обнажил своё истинное лицо. Страшное, равнодушное. От него веяло холодом, чем-то мёртвым, ненастоящим, пустым. МакТавиш видел перед собой машину, исполняющую приказы. — Объяснись. Ты никогда не мог ничего сформулировать. Так вот сейчас — самое время. — Эта комната — ваша могила, — пояснил Лир, поигрывая ножиком с рукояткой в виде морды скалящейся пантеры. — Достаточно чёткая формулировка? Ты слишком много знаешь. И это моя вина. Но уже ничего не поделаешь. Нэйт выкрутился одной рукой из скотча ещё до прихода Лира. Он с силой прижимал ладонь к спине. — Я отослал всех, кого мог. Хочу быть единственным свидетелем. Делиться твоим триумфом над омежьей натурой не желаю ни с кем, — вклинился Кио Бати. Калис разгорался истерикой: краснел, дёргая отца за одежду. И родной дед пнул малыша ногой — тот повалился на пол с тихим писком, как если бы ударили игрушку. МакТавиш зарычал, подавшись корпусом вперёд. — Сначала этого выблядка, сынок. — Да, отец, — кивнул Лир, никак не отреагировав на поступок отца. Он приблизился к малышу, сжимая в руке клинок. Нэйт дёрнулся — его терпение иссякло. Бати победно скалился, и профессор узнавал эту злую усмешку. Так порой усмехался Лир. Время остановилось. Он до конца осознал суть происходящего. Попытался освободить вторую руку. Понял, что не успевает встать на ноги; увидел, как блеснуло лезвие. В ушах пронзительно зазвенело. Нэйт с нечеловеческим усилием порвал остатки скотча на лодыжках; рванул, что было сил. Он не видел Калиса из-за спины Лира. Кио двинулся к МакТавишу, но не дошёл… Нэйт совсем растерялся, когда омега резко отпрянул от своего сына, раскрутился на месте и на скорости сбил отца с ног, прижав клинок к его рту. Профессор даже сообразить не успел, как это всё произошло. Кио Бати с грохотом повалился на пол. Лир запрыгнул ему на живот, прижимая сильное, тяжёлое тело к полу. Тут же воткнул ему нож в горло сбоку, перерезая связки; резко выдернув клинок, полоснул ему лезвием по рту, сжав волосы так, что у лба Бати выступили капли крови. И он в ужасе вытаращился на сына. Он по инерции хлопал ртом как рыба, но связки были перерезаны. Ему снова воткнули тонкий металл в горло, на сей раз по центру — под подбородком. А потом ещё раз, и ещё. И всё это без единого звука или слова. Лир превратился в хищника: его твёрдая, не дрожащая рука била снова и снова. Омега склонился над отцом, бившимся в предсмертных конвульсиях. Его губы уже посинели. Остатки жизни покидали тело Бати. Кровь фонтаном вырывалась из пробитого горла. Лир плотно сжимал губы, продолжая наносить удары хрипящему и булькающему пробитой гортанью отцу. Лишь один раз повернул голову в сторону Нэйта и натужно проговорил: — Что встал? Под ноги посмотри, я бросил тебе пистолет. Бери Калиса. Иди по коридору. Люди Лайоша здесь. Нэйт мгновенно нашёл оружие, метнулся к ревущему ребёнку, схватил его и выбежал прочь.***
Лир раскромсал выверенными движениями и отцовскую грудь. Когда же, Кио Бати перестал подавать какие-либо признаки жизни, когда мёртвые глаза безучастно уставились в потолок, отцеубийца, наконец, сполз с него. Всё это время он удерживал его. Омега решительно ничего не чувствовал. Только холод. Он убивал этого человека без каких-либо сожалений. Видел перед собой не отца — мишень. А перед внутренним взором — смутное видение: мать с безучастным лицом и по её подбородку сочится слюна. Этот человек хотел, чтоб он убил собственных сына и мужа. Свою плоть и кровь. Чтобы стал таким, как он сам. — Я последний раз решил свою проблему, убив кого-то, — холодно проговорил он и посмотрел на зашторенное окно. Весь в крови своего отца он двинулся к выходу из комнаты. Медленно вытащил револьвер, провёл пальцем по стволу и вздохнул. В доме не раздавалось выстрелов. Только редкие вскрики и топот двух-трёх пар ног. Кио был слишком в себе уверен. Он понимал, что Лир может ослушаться, но лишь по мелочи. Он — омега, который полностью подчинялся власти отца-тирана. Бати и в голову не приходило, что сын способен накинуться на него. Он ожидал словесного сопротивления, или, на худой конец— попытки спасти ребёнка. Но и это было бы нелогично для полностью выдрессированного младшего сына. Лир вышел в коридор. Не оглядываясь по сторонам, последовал вглубь дома. Ему никто не встретился по дороге. Слабая борьба происходила где-то у входа в особняк. Он вырос в этом доме и сейчас целенаправленно шагал в свою бывшую детскую комнату. И вот он уже открыл деревянную дверь. Его давняя обитель была выполнена в светлых, нежных тонах. Он точно знал — её оформляла его мать. Голубые матовые стены, дощатый берёзовый пол, двуспальная, но маленькая кроватка с белым балдахином. Тонкая ткань бережно окутывала постель. Лир сделал несколько шагов. На письменном столе так и лежали порванные фотографии с изображением матери, совсем молодой — смеющейся, а ещё обнимающей его, маленького. Он разорвал их, когда отец рассказал ему о том, как она сбежала от него, как бросила ради какого-то чужого альфы. Ему было четырнадцать. Картонные кусочки обветшали от времени, разметались по столу и под ним. «Странно, что здесь никто ничего не менял». Мебель была покрыта слоем пыли. Он заглянул в верхний ящик стола. Там покоилась забытая им единственная целая фотография. Запечатлённая на снимке ещё до его рождения мать смотрела спокойно и уверенно. «Он изуродовал тебя». Дрожащей рукой взял фотокарточку. — Что дальше? — спросил его тяжело дышащий Миро, внезапно возникший за спиной. — Убили всех, кого нашли. — Подожгите дом,— медленно и отрешённо ответил омега, торопливо сунув карточку в карман своей кожаной куртки. — Это твоя детская комнатка? Лир стянул с шеи платок, скрывавший две альфьи метки. Ничего не сказав, он быстро вышел. Периферическим зрением заметил, как к крыльцу подтаскивают штук семь мёртвых тел. Участок был оцеплен. Люди Варга охраняли его и зачищали. Он видел залитый кровью, с порванным до ушей ртом, труп отца. Ничего не испытывал. Этот человек желал убить Калиса его руками. Свёл его мать в могилу при жизни. Этот человек не смеет называться отцом.***
— Мы прибрались в вашей квартире, профессор, — сказал Эд, сидевший за рулём и посматривающий в зеркало заднего вида. МакТавиш прижимал к себе резко заснувшего сына. Он только сейчас ощутил страх, вырвавшийся наружу, стоило мужчине расслабиться. Страх заполнил тягучим металлом мышцы ног. Нэйт исступлённо гладил и целовал спящего малыша. В нём клокотал ужас, рассыпался крупной дрожью по всему телу. Профессор пытался анализировать происшедшее, но мысли путались. — В смысле прибрались? — не понял Нэйт. — Там был труп. Лир убил вашу домработницу. Нэйт сдвинул брови, силясь понять суть полученной информации. Калис интересовал его больше. МакТавиш поверил Лиру: всего пять секунд, но он был уверен, что омега зарежет малыша. Это были самые длинные пять секунд в его жизни. Никогда он не сможет их забыть. С него всё ещё катились крупные капли пота. Не могло быть ничего страшнее угрозы сыну. — Так куда вас везти, профессор? — снова спросил Эд. — К вам домой или к Лайошу? — Эд, ты знаешь, что происходит? — Нэйт не услышал вопросов беты. — Передел Карсиса. Я подробностей не знаю, но сегодня будет облава на Скарабея. «Лир сдал им всех? Кажется… Я понял… Из Карсиса нужно убираться». — Так куда вас? — Ко мне домой, Эд. Калис не просыпался. Нэйт буквально взлетел по лестнице. Уложив малыша на кровать, он стал быстро скидывать вещи в сумку. Обратил внимание на то, что в квартире удивительно чисто. В воздухе витала стерильность, присущая больницам. Труп убрали основательно. «Констанц… Почему Констанц? Лир, что же там творится? Я должен увезти Калиса как можно дальше…»***
Дом Кио Бати был спалён. Все трупы упакованы и отвезены туда, где их точно не найдут. Лир ехал в машине с Миро. Они уже мчались из Ремо от Лайоша — в Карсис, к дому профессора. Галлахер хотел забрать свою машину. Он всё ещё был равнодушен. Смотрел перед собой, сложив ладони одна в другую на животе. — Лайош уже выехал за ними? — спросил он, не глядя на истинного. — Да. Там подняли всех, кого могли. Вертолёты, лучших бойцов, даже полицию задействовали. Лайош решил перерезать их всех. — Здорово, что всё совпало. Все двенадцать верховных собрались в одном месте. А их накроют банкой, как стаю мух на… Миро качнул головой. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Нормально. Что мне будет? — Лир облизал сухие потрескавшиеся губы и запустил руку в свои волосы, прореживая короткие пряди. — Ты сказал своему отцу что-нибудь? — Нет. Это не имело значения и смысла. Я должен был убить его и сделал это. К чему трёп? — Ты прав… Но ты ведь его любил по-своему, хоть он и не был образцовым папой. — Закрой рот уже, — фыркнул Лир и вдавил колени в бардачок со звучным стуком. — Если ты видел что-то во время этого грёбанного единения, — ещё не значит, что можешь лезть ко мне с такими разговорами. — Я не только видел, я чувствовал, — возразил Миро и остановил машину. Лир прикрыл глаза, потирая лоб. Истинный потянулся к нему, погладил шершавыми пальцами пульсирующую метку на шее омеги, которую поставил своими зубами. — На истинность не нужно разрешение, Лир. Ты спас Нэйта и своего сына. Теперь всё изменится, — альфа обхватил шею парня и притянул его к себе. Тот не сопротивлялся. Не отстранялся, когда Миро начал покрывать влажными поцелуями всё его лицо. — Ты мой, — прошептал он. — Расслабься, малыш… — Нашёл время, — через силу прошипел Лир. — Тебе нужна разрядка после пережитого. Я чувствую это… Ну же, Лир… Галлахер за эти сутки, самые страшные сутки в жизни постоянно возвращался мыслями к Миро. Одно омега знал точно — он не будет с ним. Пусть у него есть метка истинного, кровавым отпечатком по определению перекрывающая все остальные привязанности… Пусть он уже вступал с этим альфой, предначертанным судьбой, в интимные отношения, пусть… Но от одной мысли, что он больше не увидит Нэйта — Лир начинал задыхаться, как астматик. Он рисовал в своём путанном сознании картины возможного убийства истинного, у него было минимум четыре варианта, как это сделать. Он знал — ему будет нетрудно перерезать Миро глотку. Это же так просто… Сейчас он таял от прикосновений, млел от запаха, но мыслями был с Нэйтом. И знал — истинный это чувствует. Варг показал ему его мать. У Лира было время всё обдумать. Он понял, зачем Лайош это сделал. Зачем показал Ноэль именно сейчас. «Чтобы ты принял верное решение в назначенный час», — постоянно вспоминал он эти слова. Галлахер приурочил их к Бати. Подумал, что Варг хочет смены приоритетов в его голове. Отчасти так и было. Благодаря этому Лир сумел найти в себе силы отречься от остатков преданности отцу. Но именно сейчас понял — убрать Миро значит стать таким, каким его хотел видеть этот человек. «Я всегда мечтал стать тем, кем отец мог гордиться. Он презирал омег из-за того, что сам был слаб. Жаль, что я понял это так поздно. Мой отец был слабым альфой. Решал свои проблемы, убивая и калеча людей. Тех людей, что были беззащитны перед ним из-за доверия, из-за любви к нему. Убить Миро — значит стать слабым человеком, решить проблему самым лёгким способом. И это будет моим концом. Как омеги. Нет, как человека… Неважно, кто я по типу». Миро ласкал его всё требовательнее, забираясь под майку; он уже нависал над ним, постепенно наваливался. Лир вяло, без особого энтузиазма отвечал на поцелуи. Его всё ещё грызли сомнения. Он сжимал в кармане нож. Нож — его любимое оружие. Оно оставляет много крови. Лир любил кровь. Слышать её. Видеть. Смотреть на то, как жизнь ярко-багровой, порой почти чёрной влагой покидает человеческое тело. Рукоятка обжигала пальцы. — Миро, — прошептал он. — Миро, давай поговорим. Запах истинного обволакивал, убаюкивал. — О чём? Я не хочу говорить. Я хочу тебя, мой мальчик, — альфа был напорист, но, несмотря на все его поцелуи и ласки, Лир оставался холоден. Возможно потому что слишком много пережил, слишком многое владело сейчас его мыслями. Нетерпеливые касания истинного возбуждали, но омега не хотел заниматься этим с ним. И понимал — вообще не хочет секса с Миро. Он знал, что это странно. Ведь всем известно, что нельзя побороть влечение истинных, просто невозможно. Но Галлахер, несмотря на боль, что пронзала шею в области меток, несмотря на всё притяжение и запах — действительно не хотел. — Миро, ты сказал, что любишь меня. Ты сказал — всегда любил. Альфа приспускал с Лира штаны, уже расстегнув ремень. Омега не двигался: тело было слишком расслаблено, несмотря на то, что омегу бил озноб. — Да. Любил. Люблю, буду любить. Позволь мне любить тебя, Лир… — Миро, выслушай меня внимательно,— он всё-таки заставил распалённого мужчину поднять голову и замереть. — Мы истинные. Я понимаю. Но это не отменяет моих чувств к Нэйту. Я всегда отводил чувствам последнюю роль. Я никогда никого не любил. Но мне нужен Нэйт. Слышишь? Нэйт. — Но… На тебе моя метка, — альфа отстранился, с тревогой заглядывая в глаза омеги. Лир видел, как его лицо разглаживается будто бы от понимания. — Да, — кивнул Галлахер. — И поверь мне. Они обе болят. Страшно болят. Особенно метка Нэйта. Особенно сейчас, когда ты касаешься меня. Альфа отвёл взгляд и начал приводить одежду истинного в порядок. — Что ты хочешь мне сказать, Лир? «Он уже всё понял. Просто хочет, чтобы я озвучил мысли до конца». — Миро, я хочу, чтобы ты оставил меня. Я признаюсь тебе. Я думал тебя убить, чтобы мне было проще… — Я знаю. Видел ещё тогда, когда мы… На постели Лайоша… — Миро был мрачен, его голос дрожал. Лир чувствовал боль истинного как свою. — Ты был одним из тех, кто вырастил меня. Я привязан к тебе не только меткой. Но от мысли об убийстве отказался не поэтому… — Лир только сейчас перестал сжимать в кармане нож. — Я не хотел бы порадовать своего отца. Такой поступок привёл бы его в восторг. А я бы окончательно потерял человеческое лицо... — В истории не было случая, чтобы истинные убивали друг друга, — возразил истинный. Он всё ещё нависал над ним, отрывисто целовал губы, щёки, лоб, обводил пальцами уста. «Он всё-таки похож на плюшевого мишку. Знал бы он, как мне хочется обнять его. Какая сила от него исходит, как хочется мне вдыхать его запах. Но это хуже наркотика. Нет». — Поверь, я смог бы, — Лир сильно сжал руку альфы, что гладила его по бедру. — Миро, нет. Я не уступлю. Лайош всё подстроил. Он хотел, чтобы я мучился. А теперь я уеду. Миро содрогнулся. Вернулся на водительское место и снова завёл двигатель. Они ехали какое-то время, храня молчание. В городе то тут, то там мелькали пожары, раздавались выстрелы. Варги выпустили когти по-настоящему, получив полную информацию о деятельности организации "Скарабей" и завязанных на этом кланах. Теперь Карсис должен был утонуть в крови, прежде чем негласные правители наведут порядок. — Но ты не можешь всё бросить. Ты наследник Скарабея. Лайош уничтожает верхушку. Разве не этого ты хотел, когда выполнял указания отца, когда водил всех нас за нос? — Неужели ты не понял, Миро? Я уеду отсюда. Уеду навсегда. Мне не нужен Скарабей. Мне не нужен Карсис. Да, я мечтал о чём-то таком. Но теперь всё это утратило всякий смысл. Лир положил ладонь на кисть руки мужчины, сжав пальцы. Альфа на миг прикрыл глаза, мелко задрожав. — Это так странно… — выдохнул он. — У нас удивительно глубинная связь. Твои прикосновения, как удары по голове для меня. Вспышки перед глазами... Истинность… Между нами нерушимая связь, Лир. — Да. Нерушимая. Мы связаны. Не отрицаю, но в этом и смысл, Миро. Я хочу, чтобы ты меня понял. — Я чувствую тебя, милый… — замедляя движение автомобиля. Лир не убирал руку, продолжал касаться широкой ладони, усыпанной глубокими рытвинами шрамов. Парень уже знал, откуда они. Им не нужно было много слов, чтобы узнать друг друга. — И я чувствую… Теперь чувствую… Вся твоя энергия и сила направлены только на МакТавиша. — Он мой истинный, Миро. Он и только он. Я выбрал его, а он — принял это. И я пойду за ним. Меня не остановят запахи и единения. Этот человек — мой. Посмотри на меня. Пусть я измучен, пусть на мне две метки, и разрывает от боли и противоречия, пусть тянет к тебе — это всё не имеет значения. Потому что Нэйт глубоко во мне. Он — моя жизнь. Выбор, который я сделал нельзя отменить. — Но судьба распорядилась иначе. Ты должен принадлежать мне, а я — тебе, — возразил альфа. Но Лир чувствовал, Миро уже принял это. Просто ещё не осознал. — Ты когда-нибудь видел судьбу в глаза? Почему я должен доверять ей? Судьбой считается конечная точка, к которой приходит человек. Судьба ли закатала моего брата в бетон? Судьба искалечила мою мать? Нет. У судьбы всегда есть имя. И если бы я следовал ей сегодня — зарезал бы собственного сына — и это назвали бы его судьбой. Так, почему я должен доверять этому слову? Оно не принесло мне счастья. Моей судьбой было стать членом Совета Скарабея. И я долгое время так думал. Так вот, Миро. Судьба действует руками людей. И всегда предоставляет выбор. Я этот выбор сделал. Знаю, тебе непросто с этим смириться. Ты любишь меня, ты ждал меня, но нет. Нет, Миро, я не хочу быть с тобой. Не смей заставлять меня подчиняться, прикрываясь несуществующей судьбой, — Лир всхлипнул, хотя и не плакал. Он откинулся в кресле и зажал рот ладонью. — Ты хочешь, чтобы я отпустил тебя. Лир кусал своё запястье, зажмуриваясь. Ему тоже было нелегко бороться с самим собой. Истинный был рядом. Это сводило с ума. Но он отрекался от него, отказывался. Более того, никогда не принимал. Больше всего он сейчас хотел забыться в объятьях Нэйта, которые приносили успокоение, чтобы ни происходило. Отец мог избивать его, Лир сам мог прожигать себя изнутри за свои действия и поступки, Лайош мог любить его своей извращённой любовью, причиняющей боль; Карсис мог полыхать в пожарах; мир мог рушиться, но в руках Нэйта — Лир чувствовал себя защищённым. Он мог драться, убивать людей, быть сильным, непреклонным, диким, как зверь — но Нэйт мог победить его своей внутренней силой, своим спокойствием, своей лаской и теплом. Нэйт был сильнее его. Лир прятался в него, а МакТавиш накрывал своими крыльями. «О, Нэйт… Я скоро догоню тебя… Мой Нэйт. Я последую за тобой, куда бы ты ни пошёл, Мой Альфа». — Да, Миро. Да. Навсегда отпусти. Прошу тебя, как истинного, дай мне шанс прожить жизнь так, как этого хочу я. Дай мне эту клятву. Они остановились возле дома, где Галлахер жил последние два года. Миро повернулся к нему и крепко обнял. — Я клянусь тебе, Лир. Я не стану тебя искать и возвращать... Я увидел достаточно. Я буду стараться смириться. Ведь ты прав от начала и до конца... Какое-то время истинные молчали, обняв друг друга и закрыв глаза. — Раньше я был военным. Я найду себе применение. В Азии сейчас война. Галлахер чуть отстранился, сглатывая комок в горле. — Пусть твои дороги будут лёгкими, — проговорил он. А потом добавил слабым шёпотом: — Есть кое-что, за что я тебя не прощу. — За что же? — За метку. Никогда, Миро. Никогда не прощу. Лир обхватил своё горло руками и болезненно зажмурился.***
Нэйт второпях покидал город. Калис спал, лёжа в детском кресле на заднем сидении. Мужчина всё-таки покормил его перед выходом. В городе происходила смена негласной власти, делёж. Он видел несколько перестрелок, пока проезжал по знакомым, родным улицам. Одно из крупных для этого города высотных зданий было обстреляно с вертолётов. По радио передавали какую-то ерунду, объясняя происходящее поимкой преступников. Дикторы несли явный бред, в который мужчина не вслушивался. Удаляющийся Карсис отображался в зеркале заднего вида, как тёмное возвышение, объятое заревом пожара на фоне чернильной тьмы весенней ночи. Огонь горел по всему городу. Вертолёты жужжали и вибрировали, как огромные чёрные пчёлы, будоража и без того вспыхнувший, как разворошённый термитник Карсис. Он посматривал на сына и уже не мог совладать с собственными мыслями, от которых сжималась грудь. До боли. Он скрежетал зубами. «Лир теперь с Миро. У него нет выбора, но я не отдам им Калиса. К чёрту всё это. Ребёнок останется со мной, чтобы там ни было. Лир молодец, он хорошо сыграл, спас нас как умел. Теперь будет счастлив с истинным. Я не стану им мешать, но ребёнка увезу. Не отдам его чужому альфе…» Была уже глубокая ночь, Нэйт медленно катился вдоль разбросанных вдоль дороги посёлков пригорода. Ему в глаза ударил яркий свет, когда он посмотрел в боковое зеркальце — кто-то ехал, включив дальний. Машина развивала сумасшедшую скорость и при этом остервенело сигналила. — Да что ты, блять… — выругался Нэйт, пытаясь уступить дорогу, но автомобиль будто скакал зигзагом: то сталкивая внедорожник на обочину, то выгоняя на встречку. — Только Лир так ездит… — проговорил он и поморщился, разгоняя джип, пытаясь уйти. Он уже видел, что это именно Лир, который не отставал. — Ни хрена, — прошипел МакТавиш. Лир всё-таки обогнал его и резко затормозил: машина бешено закрутилась юзом по центру дороги. Нэйту пришлось остановиться. Он схватил свой глок и прижал его к бедру, выйдя из внедорожника. Парень выпрыгнул на дорогу и пошёл к Нэйту, что прислонился поясницей к бамперу. Лир сокращал расстояние. В темноте было не разглядеть его лица. Профессор поднял пистолет повыше. — Не подходи, — Спокойно сказал он, будучи уверенным, что Лир приехал за ребёнком. Нэйт пытался понять, остался ли кто-то ещё в салоне автомобиля Галлахера, но ничего не видел, кроме блуждающих неровных теней от деревьев. Ему чудилось шевеление. Лир продолжал приближаться, ступая медленно и осторожно. — Я не отдам тебе Калиса, — сразу озвучил факт профессор. — Лир, уезжай. Я знаю, что ты нашёл меня по «джипиэс» в машине. Я вырву его с корнем. Не ищи. Просто уезжай. Подойдёшь ближе — я выстрелю тебе в ногу. Но парень не слушал — шёл, как шёл, а МакТавиш начал подозревать, что Лир сейчас сам попытается убить его. Вот он уже совсем близко. Профессор с щелчком взвёл курок. Теперь он видел лицо мужа. Лир улыбнулся, остановившись. В кругах света от включённых фар внедорожника ярко обрисовался облик омеги. Нэйту бросились в глаза две кроваво-бордовые метки с двух сторон на шее мужа. Он чуть сдвинул брови. Ведь его метка, поставленная полтора года назад, давно уже приобрела розово-белый цвет, затянулась полностью. А сейчас горела красным. — Молодец. Так и стой. Я бы хотел, чтобы ты завёл руки за голову. Лир мгновенно сделал это, что удивило Нэйта. Он не отводил пистолет. — Я понимаю, что ты приехал за ребёнком. И, возможно, попытаешься убить меня, если я не отдам его тебе. — Почему я не сделал этого в доме отца? — поинтересовался Лир, всё ещё улыбаясь. Нэйту было не по себе. — Чтобы я вынес Калиса. А теперь от меня можно избавиться. — Любопытная теория. Нэйт, неужели я такое чудовище? Лир улыбнулся шире, но его глаза влажно, болезненно блестели. Веки были красные, воспалённые. В слепящем свете фар он казался маленьким, слишком бледным, измученным. — Я не уеду, Нэйт. — Я не отдам тебе Калиса. Галлахер начал медленно опускать руки. Нэйт напрягся, сильнее сжав глок. Но мальчишка скинул свою куртку, — она упала на асфальт с громким стуком, как если бы что-то разбилось. Лир снял с себя пояс с патронами, стянул кобуру, вытащил лезвия — всё это полетело на асфальт. Он даже от кофты избавился, тем самым обнажив хорошо развитый торс. Нэйт медленно опустил своё оружие, но так не убрал. Лир сделал несколько шагов к нему, встал вплотную, касаясь коленями ног профессора, глядя снизу вверх. — Что ты делаешь? Лир, я всё знаю — о тебе и о Миро. Я знаю, что вы истинные. Знаю, что произошло. Ни в чём не виню. Но сына я не отдам. Здоровые альфы редко признают чужих детей. Он останется со мной. — Что именно ты знаешь? — проникновенно прошептал омега. Нэйт чувствовал его запах, смешанный с дерзким, сильным запахом истинного альфы. В горле расцветал горький комок. Его муж, его омега, отец его сына — принадлежит другому. — Знаю, что вы занимались сексом. Знаю, что… — он бросил взгляд на метку с левой стороны на шее мужа. — Я вижу. И не понимаю, чего ты хочешь, если не забрать Калиса. Влечение к истинному невозможно преодолеть... Мальчишка долго, внимательно изучал лицо Нэйта, будто что-то искал. Мужчина вспомнил, прежде, Лир смотрел на него так, когда думал, что Джесси убили. — Нэйт, ты отпускаешь меня? — вопрос прозвучал тихо, чуть слышно. Лир едва разомкнул запёкшиеся, искусанные губы, чтобы произнести его, но у Нэйта в голове эти слова прозвучали многократно — прокатились эхом с той стороны черепа. — Нет, — честно ответил он. — Не отпускаю. Поэтому — бегу, — рвано проговорил, опустив глаза. Почувствовал прикосновение тёплых пальцев к руке: Лир аккуратно вытащил глок из его обмякшей ладони и положил на капот. — Нэйт. Посмотри на меня, Нэйт, пожалуйста... — позвал он. Альфа всё-таки поднял голову. — Ты — мой истинный. — Я тебя не понимаю. — Нэйт, ты — мой истинный. Я не хочу другого истинного. Я выбрал тебя, — Лир снова улыбался. — Ты же знаешь, что мы не… Омега прижался лбом к губам МакТавиша, прислонился обнажённой грудью к его; робко, с дрожью обхватил ладонь с быстро пульсирующими горячими венами, поднял выше, придавил к своей шее и прошептал: — Я люблю тебя, Нэйт. МакТавиш закрыл глаза, втягивая воздух в грудь. Различил запах Миро, смешанный с его собственным, и едва уловимые, почти незаметные нотки родного аромата омеги. Лир впервые сказал ему о любви. — Лир, ты понимаешь, что это невозможно? Даже если ты останешься со мной, Миро тебя найдёт. Я не смогу ему мешать, истинность… — Ты обещал мне. Ты клялся мне. Ты клялся, что никогда не оставишь, что бы ни произошло! — резко вскинув голову, пронзая испуганным, но требовательным взглядом. — Ты сказал, что это всё неважно. Я поверил тебе! Миро уехал. Миро согласился… Я так много пережил, я так устал, я стольких убил… — прошептал он, а в уголках его глаз собирались слёзы, но Лир не отстранялся.— Я бежал к тебе, я хотел к тебе… Что ж… Если ты не хочешь… Если тебя отпугивает запах… Если я не нужен тебе такой... Лир отшатнулся, сделал шаг назад, но МакТавиш схватил его за руку, дёрнул на себя, прижал, обнял, целуя волосы, щёки; ощупывая кровавую печать, поставленную зубами истинного, что обжигала губы. Самому хотелось зареветь, как маленькому мальчику. — Нет, Лир, нет… — зарываясь лицом в волосы, сжимая в руках до хруста в костях. — Прости меня. Прости, я сам не понимаю, что происходит. Ты нужен мне, я люблю тебя... — прохрипел МакТавиш ему в ухо рваным шёпотом, пульс сбился с ритма. — Ты поверил мне там, Нэйт, — прошептал Галлахер, судорожно выдыхая. — Ты поверил… У тебя седая прядь… Я должен был это сделать, чтобы мне поверил Бати… — Я знаю. Но я поверил, — МакТавиш обсыпал мужа сухими поцелуями, чувствуя, как сильно у Лира колотится сердце. — Я хочу уехать с тобой и Калисом. Мы уедем? — Да, — сжимая в ладонях голову мужа. — Всё закончилось? — Ещё нет. Но заканчивается. Я отдал Лайошу всех. В городе бойня. Я вытащил для Варгов всю важную информацию, записал с компьютера в главном офисе. Успел перед тем, как поехать к тебе. Теперь Карсис принадлежит Варгам, они разделят его. Нэйт, Миро уедет на войну. Он не станет пытаться… Нэйт обхватил его лицо, и на руку ему стекла горячая слеза его до дрожи любимого омеги. — Нэйт, я не чудовище, я не монстр, которого так хотел сделать из меня отец… Не отпускай меня никогда... — Я знаю… Ты не такой, никогда таким не был и не будешь… Не отпущу. МакТавиш поднял с асфальта кофту и сам надел её на Лира. Оружие, что парень с себя скинул — осталось на дороге. Омега сидел сзади и прижимал к себе спящего сына. — Куда ты хочешь поехать? — спросил Нэйт. — В Ратимор… — ответил Лир, не задумываясь, и как-то вымученно улыбнулся, — до щемящей тоски в груди МакТавиша. — Что там в Ратиморе? — Я расскажу тебе по дороге… Нэйт, я люблю тебя. Нэйт завёл руку назад, нащупал голову Лира, притянул ближе и умудрился поцеловать его в волосы, продолжая вести машину.