Пересадка

POV Жени       Маш ушёл. И снова пустота, которая не отпускала. Мама живо возилась на кухне.       — О, мам, — окликнул её я, увидев за сегодня впервые, — у тебя новая причёска?       У неё были непривычно распущены волосы, ровные края блестящих тёмных волос теперь еле касались острых плеч.       — Да, дорогой, — она посмотрела на меня с такой редкой улыбкой, потрогав свои мягкие кончики, — надо же на работу в приличном виде ходить. Нравится? — шире улыбнулась она.       У неё теперь появилась чёлка, которая так же острым краем не доходила до бровей.       — Да, прикольно.       — Я только в тот салон и хожу, мне там всегда рады… — заболтала отвлечённо мама, — мне как постоянному клиенту предлагают скидку всякий раз… Хочешь, номер их дам?        — Мне?       — Ну да, — мама скептично посмотрела на мой отросший бардак на голове и вздохнула, — скажешь, что ты от Марины Астафьевой, тоже скидку дадут.       Я взял пальцами прядь своих волос и странно уставился на неё. POV Лёши       На тарелке дымящая свежая гречка с мясом в овощном соусе, мама поставила её передом мной и сама села напротив меня с такой же порцией. Уже почти ночь, а у нас только ужин, потому что она совсем недавно вернулась с работы.       — Ау, Лёш? — она, наклонив голову, взглянула на меня после некоторой болтовни. Её вьющиеся локоны перекатились по её шее, — ты тут, со мной?       — Да, — очухался вмиг я, — устал просто.       — В облаках всё витаешь, наконец-то, мы кушаем с тобой вместе. Ты давай, расскажи, как у тебя дела там в жизни? А то ей богу живём в одной квартире, а тебя даже ночью не бывает дома, хоть записочки бы оставлял… — она присела за стол перед своей порцией.       Всю неделю я думал только об одном. Артур не давал о себе знать. Для меня, наконец, настали тихие деньки, и я пытался втянуться в учёбу, с этим мне помогала Алёна, что бы там её отец обо мне не думал. Рутина отвлекала от воспоминаний, произошедших в ту адскую субботнюю ночь. В ночь, когда я слепо бежал к чему-то по-настоящему драгоценному для меня самого, чему-то, что было превыше всего на свете для меня, я стремился, я бежал и… Я достиг того, чего так всё это время хотел. Доставить боль Астафьеву, унизить его так, как только я был способен. Никогда не мог представить, что я могу вытворить такое зло. Не знал! И мне стало неимоверно страшно от самого себя, от ощущения тех страшных минут, которое не покидало меня все эти спокойные дни.       — Помнишь, ты мне как-то сказала, что я должен отомстить? — я поднял на маму глаза.       С её лица исчезла доброжелательная улыбка, а глаза обеспокоенно расширились.       — Да, помню, — произнесла она, взяв в руку вилку.       — Я отомстил.       — Правильно.       — Что?..       — А что? Ты молодец, что можешь постоять за себя, Лёш, я потому за тебя всегда спокойна.       — Да, мам? — нервный смешок. — Любой дурак за себя может постоять, кулаками размахивать дело не хитрое!       — Многие не могут даже этого, — настаивала она, — поэтому ими и пользуются. А ты показал, что с тобой шутки плохи.       — Ты глупости какие-то несёшь! Я монстр, понимаешь?!       — Лёша! — поразившись моим словам, воскликнула мама.       — Я теперь боюсь сам себя, мам… — тяжело давались слова, но мне так хотелось отчаянно донести то, что было внутри меня. — Что толку-то было, скажи мне?..       На это мама боязно уставилась на меня, почти шёпотом произнеся:       — Что же ты такого натворил, Лёшик?       — Всё с ним нормально сейчас… — со вздохом переключился я.       — А кто он? Что у вас произошло?..       — Это всё неважно, мам! Главное, что он сделал мне больно. И я ответил ему тем же, всё.       — Значит, ты сделал всё правильно, — не переставала твердить мама.       — Вот заладила! — я не мог остановить своё негодование. — Сорвать себя с цепи — это легко! Если пустить всё на самотёк, всё произойдёт само! Ты думаешь выбирать лёгкий путь — это правильно?       — Правильно — это уметь себя защитить!       — Да что же такое! Ты понимаешь, что я места себе не нахожу после этого?..       — Это неважно, всё это проходит, Лёша, — замотала головой мама. — Зато через пару лет ты будешь гордиться собой. Ты себе прежде всего доказал, что с тобой шутки плохи.       — Ты вообще не понимаешь, что я говорю!       — Послушай, Лёшенька, — с мольбой в глазах мама уставилась на меня. — Ты не представляешь себе, какая это ответственность — растить ребёнка одной! И я никогда не могла себя защитить и как-то ответить тем, кто меня обижал! И как только ты родился, я всё время боялась, что не смогу тебя защитить! Но мне и деньги зарабатывать нужно, и за тобой ухаживать нужно, и образование тебе дать, но я же одна! Я не могу раздвоиться! Ты у меня вон уже какой взрослый, и я смотрю на тебя и понимаю, что я могу не волноваться за тебя.       Я смотрел на неё, не моргая. Что я наделал?       — …а если кому-то это не нравится, то это их проблемы, — продолжала мама, уже даже не глядя на меня, аппетит у неё и вовсе пропал. — Это как в мире животных, если не ты, то тебя. Так же и у нас, у людей. Каждый готов тебя сожрать. А ты сожрёшь первым, понимаешь?..       — Бред это всё, — без жалости отмахнулся я. — Мы не животные, мы люди.       — Головой думать тоже важно! — взвизгнула мама, и её глаза налились слезами. — Но это не всегда помогает!       — Ты хочешь, чтобы я был злым человеком?       — Не злым, а чтобы поступал по справедливости.       — Какая же ты дура! — взревел я и умчался в свою комнату.       Что же я наделал? Что же я наделал? Что же я наделал? Что же я наделал? Что же я наделал? Что же я наделал? Что же я наделал? Что же я наделал?..       Я послушал её. Не себя. Она ничего не понимает. Никто меня не понимает. А я сам? Я сам могу себя понять?.. Разве я сам в ту субботу знал, как лучше? За меня решил монстр внутри меня.       С кухни доносился плач мамы. Злость сошла на нет. Надо вернуться. Разве она виновата, что я такой тупой, раз не понял ничего сразу?.. Следующий вечер. Суббота POV Женьки       Из окна тянуло протяжным сквозняком, пока я не закрыл входную дверь за собой. На голове шапка. Нервничая, я натянул пальцами её край себе на лоб. В гостиной было светло, доносились привычные звуки футбольного матча. Отбросив обувь, я подошёл к дверному проёму гостиной, отец в кресле внимательно наблюдал за игрой.       — Пап, — окликнул его я, после чего он резко уставился на меня, — гляди, тебе понравится.       Сорвав шапку одной рукой, папа к своему удивлению увидел под ней не привычные мои патлы, а короткую причёску коротко-стриженных рваных волос. Короткие прядки бывшей моей чёлки теперь неряшливо торчали вверх с помощью небольшого количества геля.       — О, ну наконец-то! — воскликнул отец. — А то ну пидор пидором! — папа с интересом начал разглядывать мою новую причёску.       Я засмеялся на это, мне уже смешно от таких его замечаний. Без своего гомофобства папа бы не был собой. Он поднялся с кресла и подошёл к проёму, желая разглядеть мой новый облик.       — Я чё, придумываю, думаешь?.. — недовольно пробасил папа, разглядывая меня всё пристальней. — А серьги оставил все… — вздохнул он, разглядев, что пирсинг с лица я никуда не дел. — Толку, что волосы все отрезал?       — Ну пап! — с улыбкой воскликнул я.       Ему так просто не угодишь.       — А крашеные всё равно, что ли? — попробовав на ощупь несколько волосинок, спросил он.       — Мне идёт чёрный, не хочу менять пока.       — Идёт он ему… Ладно, хоть не розовый.       — А у меня была такая мысль! — сказал я, снимая с себя куртку.       — Да я б прибил бы тебя на месте!       Снова смеюсь. Юмор у меня от папы.       — Чё ржёшь то, дурачина, проверить хочешь?       — Да знаю я, знаю, кто в этом сомневается? — простодушно отмахнулся, уже привыкнув к такому тону отца.       — Знает он всё, — ворчал всё папа, — вот ведь фразочки на готове… Язык подвесил и ходит довольный. Москвич, блин!       — Ну, начинается… — я лишь комично вздохнул на это.       — Ой, иди к себе уже.       — Меня уже нет!       После того, как я скрылся за дверью своей комнаты, папа, улыбнувшись, вновь расположился в кресле.