Пересадка

      Эта же ночь. 2:53       Мы тяжело ввалились внутрь квартиры, всю насквозь провонявшую спиртом и сигаретным дымом. Замок был не заперт, так как никого и не нашлось, чтобы позаботиться об этом. Внутри уже было тихо, и только наш шум возни нарушал идиллию этого тихого царства. На ощупь мы отыскали гостинную, и я посветил телефоном внутрь комнаты. Человек семь валялись в ней, как неживые, лишь мгновением спустя раздался храп. Одна сторона дивана была незанята и мы тут же начали пробираться к нему. Надежда на то, что будут свободные постели, отпала так же быстро, как только она зародилась. Недовольные, которых мы случайно потревожили, лишь что-то пьяно бормоча, тут же отворачивались.       — Ну и как ты себе это представляешь? — раздался недовольный шепот Маша.       — На твоём месте я бы не жаловался, —  в ответ произнес я.       — Не, ну ладно диван, но вдвоем не уместимся точно.       — Еще как уместимся, — оживился я и улегся на это самое небольшое укромное местечко, — давай, плюсуйся! — громко прошептал я.       — Ты серьезно?       — Серьезней некуда, скоро перебудим уже всех…       — Уже, наверное, — оглянулся Маш, услышав недовольный шорох переворачивающегося пьяного тела. — Эх… — он сдался, — на полу я точно спать не хочу.       И тут Маш оказался в моих разгоряченных объятьях, повернувшись спиной ко мне. (иначе никак, к сожалению) Он аккуратно снял с лица очки и положил их под диван.       — Маш.       — М?       — Это наша первая ночь вместе, — мечтательно произнес я, прижимаясь к его плечу.       — А Новый год?       — Это не считается, — обиженно произнес я.       — Наверное, и эта тоже.       — Пощему?       — Потому что я свалюсь щас.       И правда, стоило мне только отпустить его из объятий, тело Маша таки наровило поддаться великой силе притяжения и рухнуть вниз. Я поднялся и уложил его на спину. Маш с удивлением уставился на меня сквозь густую толщу темноты.       — Ты чего? — не понял он.       — Я кое-что придумал.       — Мне уже страшно.       Я улыбнулся и опустил голову на его грудь, и чувство комфорта сразу же заполнило меня изнутри. Однако его ноги сваливались вниз, я оторвался от него на мгновение, чтобы оказаться между ними. Свои же подобрал по себя. Мой фирменный стиль. Машу наверняка это не нравилось, но я не видел его недовольной морды. Хотя, может наоборот? Затем я обхватил его обеими руками, словно свернутое в большую и мягкую трубу одеяло.       — Я не подушка тебе, — недовольно вздохнув, проворчал Маш.       Отличная подушка!..       — Ага, не подушка, — пробубнил я, прислушиваясь к его дыханию, — сексуальная подушка…       Мы минут на десять задремали, но я не мог уснуть, как я думал. Ведь я совсем не предусмотрел, что помимо желания спать во мне проснется желание немного подразнить Маша, вдоволь насладившись его реакцией. Я никогда не изменюсь. Я разомкнул глаза, на лице вновь хитрая улыбка. Я пустил холодные ладони под его футболку, пройдясь пальцами по ряду ребер на спине, от чего почувствовал трепет его тела и неслышный вдох.       — Ты же тоже не спишь? — проговорил я.       — Да как тут… — попытался ответить он, но я вдруг нетерпеливо целую его в губы.       Ему показалось это забавным, он даже улыбался и целовал в ответ. На эти мгновения мы позабыли, что в комнате еще кто-то есть. Да и вряд ли из них кто-то не спит. Все бухие. Он горячо дышал сквозь ноздри. Маш-Маш хулиган. Ну, собственно, потому что мои руки вновь заставляют его так жадно желать вновь и вновь новых прикосновений в самых интересных местах.       — Маш… М, слушай, а почему тебя так назвали? — казалось бы самый неожиданный вопрос на данную секунду.       — Тебе обязательно сейчас об этом спрашивать?..       — Я пьяный, и могу спросить когда угодно и о чем угодно, — моя довольная улыбка никак не желала сойти с лица.       Маш как-то устало вздохнул и даже чуть отвернул голову. Моя улыбка смягчилась, более мне ничего не было нужно. Ни его голоса, не взгляда, ни ответа на заданный вопрос. Зачем? Я просто хочу, чтобы он всегда был рядом. И вот он здесь и со мной, и больше ни с кем. Я положил голову снова на его грудь и прикрыл глаза, чтобы насладиться этим чувством.       — Просто… Моя мама очень любит историю.       Молчание.       Я напомнил ему о семье в такой момент?.. Нет мне прощения. Слово «семья» и все прелюбодеяния, связанные со мной, никак не могут сочетаться вместе в его голове.       — Ты… Спишь что ли? — не поверил он, и даже попытался выползти из-под меня.       — Я, конечно, бухой, но не на столько, — снова напал на него я, еле сдерживая в себе порыв по изнасилованию его прямо в этой комнате.

картиночка https://pp.userapi.com/c639231/v639231760/4e4ae/pVrRZXTIGaA.jpg

***

      Суббота. Следующий день. 11:25       «Вписка была ааафигенна! 11!! Спасибо всем, кто был, я отлично провела время! Вписки Луца лучшие! Ну и двум голубым парням, конечно же, которые отжигали всю ночь на диване и не давали мне уснуть полночи ахами и вздохами. Из-за вас я проебала первые две пары! А вообще вы няшки :3 отзовитесь и го в друзья~~~~~~~~~!»       «Отлично,» — ухмыльнулся я, когда читал сие сообщение на стене сообщества на уроке.       — Что там? — тут же попытался вглядеться в мой телефон Маш, сидевший рядом за партой.       Да, уроки по субботам никто не отменял. Ну и испытать возможность проебать их из-за прошедшей пьяной ночи не в стиле Маша. Он пропускает уроки по другим причинам.       — Да так, ничего, — с улыбкой отпрянул я, пряча телефон.       Учительница недовольно шикнула на нас, и Маш выпрямился.       Мы, конечно же, так и уснули тогда вместе друг на друге. И в какой-то момент, после нашей разгоряченной игры, которая с каждой минутой становилась все спокойнее, я отдался сладкой неге момента и, тесно прильнув к Машу, задремал. И он несколькими минутами тоже, как он рассказал. Проспав около пары часов таким образом, мы вдвоем худо, но бедно растормошили друг друга и поскорее свалили из злосчастной квартиры, дабы успеть в школу.       Не у всех учеба по субботам, к счастью.       Ночью в дом Эммы вломилась без церемоний девушка-ураган Аня. Ее новая знакомая, с которой они довольно тесно общаются уже около… месяца? Эмма в глазах Ани добрый ангел, некогда спасший ее от отчаянья. «Хорошего человека много не бывает!» — девиз этой позитивной пухляшки. Милые ямочки и розовые волосы-каре — неотъемлемые атрибуты этой оригинальной особы.       Когда Аня примчалась, ее рот не замолкал. Эмма обнимала ее, кивала на нескончаемые жалобы и давала в руки теплый глинтвейн. Сейчас она понимает, что не помнит практически ничего из того что лепетала тогда Аня, возможно она сама была пьяна. Определенно что-то про «придурка-Астафьева».       — В общем он просто мудак, ты представляешь!       Не могла усмириться Аня даже утром.       Эм наблюдала за ней, сидя на кровати и спокойно курила.       — Может, ты хоть раз не будешь говорить о нем? — безразлично произнесла она.       — Что?       Эм потянулась к ней, и нежно поцеловала в губы, затянув процедуру на лишнюю долю секунды. Аня резко отпрянула, уставившись на подругу, как на предателя.       — Теперь ты хочешь послушать, что я обо всем этом думаю? — не меняя позы произнесла Эм.       — Да ты… — Аня попыталась оттереть ощущение поцелуя с губ. — Ты тоже что ли?!.. Я верила тебе.       — Успокойся, — она схватила Анюту за плечи. — Хватит требовать и ныть.       — Да что ты знаешь, лесбуха хренова!       — Не делай мне больно, — грустно произнесла она, — я хочу лишь помочь тебе, ты выслушаешь меня?       Аню изнутри терзала злоба на весь мир, с яростью она уставилась в добрые глаза подруги.       — Внутри тебя — стихия. Этой стихии нужно дать волю, слышишь меня? Обрести покой, что бы ты не просыпалась с гримасой ненависти на лице.       Аня немного успокоилась, но кулаки ее по прежнему были сжаты. Слезы вот-вот польются из глаз.       — Ты веришь в Бога?       — О, я тебя умоляю, не разочаровывай меня и в этом!..       — В чем? Я не религиозный фанатик, Ань, и из тебя такового не получится, не бойся, — Эм наконец отпустила Аню и отвела взгляд, чтобы вновь вдохнуть сигаретный дым. — Я о том, что тебе нужна любовь, — небольшая пауза, Аня уставилась на подругу. — Не любовь какого-то парня, а именно любовь мира. Ты должна ощутить себя как его часть. С этой любовью твоя душа обретет мир и покой. Ты должна сходить в церковь.       — Что? Ебанулась?! — сорвалась на крик Аня.       — Просто сходи. Поверь мне.       «Поверь». Аня всегда ей верила. С той самой секунды, как повстречала на какой-то там вписке. Челюсть сковала дрожь, а к горлу подступал комок, препятствующий любому слову.       — Почему ты… помогаешь мне? — дрожащим голосом выдавила из себя Аня, вспомнив тот вечер.       — Потому что ты заблудший ангелок, которому я обязана помочь.       — Ты мне ничем не обязана.       — Обязана. Потому что я люблю тебя. Но… Пусть я смогу передать тебе свою любовь через Бога.       Незаметно для Эм, Анюта разрыдалась как маленькая девочка, вытирая кулаками слезы.       — Не плачь, Ань, — с заботой поддалась к ней Эм, — ну чего ты?       Она и не хотела успокаиваться. Мягкие прикосновения теплой руки Эм, уже вселяли ей эту самую любовь, от чего Анюте было так непривычно и рыдать хотелось безостановочно. Ведь, когда в темную комнату проливается яркий свет, невольно щуришься или не открываешь глаз вовсе, что бы не видеть этот свет.       — Хоть ты, блять, и лесби, но можно мне обнять тебя?..       Таких искренних объятий не бывало еще в ее жизни.       Этот же день, ближе к вечеру.       Плотный поток благовонного дыма смыла за собой спешащая куда-то пестрая фигура. Внутри храма стояла атмосфера замершего времени, фигуры прихожан не спеша перемещались от одной иконы к другой, доносился тихий шёпот иностранцев, боящихся потревожить эту святую тишину своим восхищением. Она влетела стремительно и бесцеремонно, не покрестившись перед входом, пестря яркими волосами, броским макияжем. Она была обута в зимние грязные от мокрого снега кеды, порванные чулки в сетку, и из-под длинной куртки выглядывала черная объемного фасона юбка. Работники церкви и прихожане, не стесняясь, недоуменно провожали ее взглядом. Анне было плевать на все и всех. Она мчалась к иконе, о которой ничего не знала и даже не знала, о чем можно молиться у нее. Она металась душой и физически, она хотела найти пристанище себе неуёмной. Она не пошла в клуб, не пошла в бар. Она пошла в церковь.       — Господи. Меня окружают одни пидорасы…       Начала она, демонстративно и со злостью сложив ладони лодочкой.       — Я не могу больше этого терпеть, Господи. Я знаю, ты есть, помоги мне, пошли мне наконец верных друзей и парня НЕ пидора, слышишь?.. Наверное… я очень плохо вела себя в детстве, да?.. Обещаю… Я больше не буду…       Она будто с вызовом читала эту псевдо-молитву. Она не могла не замечать недовольных взглядов, некоторые даже пресекла своим собственным, стрельнув им с вызовом и злобой.       Она здесь, пусть кто попробует отсюда ее выпроводить. Не получив нужные ответы, она ни за что не уйдет.       — Доченька, — тронула за плечо и добро обратилась к Ане женщина солидного возраста в черных одеждах, — произнося мат в церкви, ты запускаешь в Дом Господний дьявола. Мало того, ты запускаешь его в себя.       — Извините, — безразлично буркнула Аня.       — Дочь, я вижу, тебя что-то мучает?       — Нет, я просто так пришла, — саркастически вздохнула Аня, не выдерживая назойливого внимания старшего, — пожалуйста, можно я сама?..       — Ты можешь поделиться этим, тебе станет легче, доченька.       — Все нормально у меня, — со злобой произнесла она.       Женщина недовольно вздохнула.       — Не дерзи мне, пожалуйста. Я вижу, твоя душа страдает, но без должного уважения, доченька, тебе здесь не будут рады.       Что-то шевельнулось где-то в глубине души Ани. Как бы она не злилась, эта женщина внушала только теплые чувства, будто это какой-то отголосок ностальгии в ее душе. Злоба ушла, сменяясь истинным состоянием: обида. То ли на весь мир, то ли на себя, то ли еще на что…       — Простите, — Аня прикрыла глаза. — Я, правда, не хотела… — искренне проговорила она.       — Я знаю, дочь, знаю.       — Я… я просто больше не знаю куда пойти. И… — ее голос начинает дрожать, -…поэтому я здесь.       — Правильно, что сюда пришла, правильно, — произнесла монахиня с интонацией, с какой можно представить любую бабулю, и взглянула в глаза. — Куда как не в Дом Господний! Ты можешь рассказать, что тебя мучает, и тебе станет легче.       — Нет, пожалуйста… — отмахнулась Аня, будто не желая подпускать нечто светлое к темному, мертвому, — я плохой человек.       — Не бывает плохих людей, не бывает! — твердо сказала монахиня. — Никогда не поздно встать на верный путь. Это крест каждого человека, нести ответственность за свои проступки. Надень в следующий раз платок, пожалуйста.       — Хорошо, извините еще раз…       — Нет, ты не должна извиняться. По своей юности ты еще не осознаешь святой преданности традициям, — она сделала паузу, и положила сухую ладонь на руку Ани. — А если ты хочешь покаяться, я выслушаю тебя, дочь моя.       — Нет, я не могу… — готова была снова реветь Аня.       — Я ни в коем случае не осудила бы тебя, доченька, — все пыталась достучаться монахиня, затем она снова вздохнула. — Ты можешь прийти и послушать службу. В твою душу прольется свет.       — Хорошо… — произнесла Аня, кротко взглянув в лицо монахини.       Монахиня в свою очередь припустила немного голову, чтобы вглядеться в наполненные слезами глаза юной девушки. Ткани тяжело скользили по ее плечам. С Аниных ресниц одна за дрогой срывались жемчужины слез.       — Хорошо, я… — вскинула голову наконец Аня, часто моргая. — Я хочу написать. Можно?.. Я не смогу говорить нормально…       — Не плачь, доченька, конечно напиши, я буду здесь.       Она наконец раскроет кому-то душу, незнакомому человеку, внушившему ей столь крепкое доверие.       Сама же монахиня могла только догадываться о несчастье, постигшем эту юную яркую особу, похоже, что женщина очень переживала за нее.       — Понимаете, я… Я поняла, что мне нужно это… — все бормотала Анюта, ловля одну мысль за другой.       — Напиши, родная, напиши, — гладила по плечу Аню женщина, случайно задевая своей сухой рукой ярко-розовые волосы.       Она усадила бедную Аню за стол, где продавались сувениры, продавец любезно отодвинул некоторые товары, и монахиня вручила ей ручку с белым листком, отыскав сей у продавца. Аня не могла во все это поверить, она продолжала всхлипывать носом, не в состоянии выговорить и слова благодарности.       — Я буду в церкви, дитя мое, — шепнула Ане монахиня и, тяжело шурша тканями подола ее одежд, удалилась от нее, доделывать свои дела.       К монахине обратилась служительница храма помладше.       — Кто эта девушка?       — Спасенная, — вздох. — Вырвалась из лап дьявола и пришла в Дом Господний. У нее какое-то несчастье, хочет покаяться и ревет, как только вспоминает, о чем.       — Бедная.       Анюта еще сидела какое-то время, уставившись только на листок, думая, на что она согласилась. Будто дьявол ей нашептывает сбежать отсюда. Но она озарилась. Приятный запах благовоний и теплые оттенки внутреннего убранства церкви, написанные иконы, будто заглядывающие во все потаенные уголки души — все это навевало чувство, что она пришла туда, куда ей все эти годы было нужно прийти. Аня взяла ручку и подумала, что будто с этого чистого листа начнется ее новая жизнь.       Она неторопливо в течении часа заполнила своим красивым почерком весь лист с обеих сторон. Прихожане как-то недобро косились на Анюту, обращая внимания на ее оранжево-розовые вперемешку с черным волосы, поплывший яркий макияж, драные колготки с полосатым чулком и грязные кеды. Но она совсем не обращала на это внимания. Одна бабуля даже решила поинтересоваться у монахини, что это за «неугодная Господу» явилась сюда.       — Господь любит нас всех. А эта девочка на начале нового пути к свету, — произнесла в ответ она.       Спустя еще несколько минут Аня, наконец, поднялась и стала искать взглядом монахиню, опуская взгляд, что бы еще раз проверить свое правописание. Женщина махнула ей рукой, когда перестала разговаривать с одной из прихожанок.       — Я закончила… — устало объявила Аня, нервно вертя сложенный в квадрат листок между пальцев. — Я обязательно приду на службу. Мое сердце обретает здесь покой.       — Мы обязательно будем ждать тебя.       — А это… — Аня развернула свое письмо. — Может ну его, а? — нервный смешок.- Я уже успокоилась, я поняла куда мне идти дальше!.. — Аня хотела уже разорвать листок.       — Подожди, — прервала ее спокойным голосом женщина, — чтобы расстаться достойно с прошлым и очистить душу, ты должна его принять таким какое оно есть. Не отметая его подальше назад. С этим я ознакомлюсь, с твоего позволения, и тогда ты сможешь покаяться.       — Хорошо, спасибо Вам большое, — в глазах Ани снова набираются слезы, — я Вам очень признательна. Со мной такого никогда не было. Я никому не была так благодарна.       — Ты еще в начале своего пути, Бог даст, ты встретишь людей, которым будешь благодарна. А может быть уже!.. — монахиня вознесла палец вверх. — Подумай об этом, доченька. Иди домой с Богом, отдохни.       — Хорошо, до встречи, — Аня умиротворенно улыбнулась и зашагала к выходу.       Женщина провожала ее добрым взглядом. Аня не покрестилась, уходя, и проходящая мимо служительница храма это заметила. В руках ее были коробки с использованными свечами.       — Посмотрите только на эту фифу, — буркнула она на исчезнувшую девушку, — никакого уважения!       — Зато она не врет, — произнесла женщина, на что ее собеседница опешила, затем монахиня со вздохом окрестила Аню вслед.       Женщина нашла удобное место, чтобы присесть, и приступила к чтению сокровенной записки. Она раскрыла листок, который плотно был заполнен красивым мелким почерком красной ручкой. Мелким от того, что девушка пыталась вместить как можно больше строк, потому что первые из них почерк гораздо крупнее, чем в следующем абзаце.       Кажется, я так и не сказала Вам Здравствуйте. Меня зовут Аня. Мне только 19. И я не знаю с чего мне начать, потому что на сегодня я уже ни в чем не уверена. Я уверена лишь в том, что это будет исповедь жизни ребенка современности. И хочу Вас предупредить, что она Вас непременно повергнет в шок. Я пришла к вам не за утешением, а за наставлением. Я всегда этого избегала, надеялась на себя, но теперь мне это необходимо. Мои близкие живы-здоровы, к счастью, хотя я очень удивлена, как вселенная не покарала меня за мой стиль жизни их здоровьем. Я ищу духовное пристанище, ощущение которого исчезло будто сквозь пальцы совершенно для меня незаметно. Из-за чего я истязаю себя морально и физически. Я злюсь на всех вокруг. Я возненавидела любимого человека, я проклинала близкую подругу, даже семью, близких(почерк дрожит, капля размыла слово, оно зачеркнуто написано заново) близких… Всех-всех. Начну по порядку.       Сколько себя помню, я всегда была сама по себе. Я принадлежала только себе, росла в одиночку, следуя своим железным принципам. Семейные проблемы меня никогда не касались, или может быть, их вообще не было. Мама с папой вечно на работе. Единственное, я помню бабушку, которая всегда любила меня вплоть до своей смерти. Вы очень ее напоминаете, я будто услышала ее голос через Ваши уста. С такой заботой, которая была присуща только ей. Когда она умерла, я в тот же вечер покрасила волосы в ярко-розовый. Я ушла в депрессию, мне было четырнадцать лет. Тогда я точно стала сама по себе, родители никогда не интересовались, где я зависаю. Я стала гулять по тематическим сходкам таких же безбашенных ребят, как я, почти каждый день, не определяя себя ни к одной из субкультур полностью. Какое-то время я поклонялась дъяволу, другое время я писала мрачные стихи про вампиров, я стала носить темную готическую одежду с кружевами, красить губы черным, моя душа была черна. Именно с тех четырнадцати лет, я попала в плохую компанию. Я была восхищена этими ребятами, чего уж там… дитё. Алкоголь, наркотики, уже тогда для меня стали нормой. Ребята из компании называли себя сатанистами, мы даже приносили в жертву животных… На самом деле это был лишь сброд, который не знал чем себя занять помимо баловства с веществами и издевательств над бедными животными в заброшенных зданиях. Я считала их своими друзьями, с одним из них я потеряла невинность. Но, какое-то время спустя, я ушла от них, прошла эта пора, когда я коснулась этого стиля жизни лишь поверхностно, но и в том случае он успел меня искалечить в какой-то мере. Я окунулась в другую сферу, более мрачную, но без страшных обрядов, которые мне снятся до сих пор. Волосы превратились в полностью черные. Я занялась творчеством, познакомилась с ребятами-поэтами, вела свой блог дневник в интернете, мне казалось тогда, что это мое призвание — быть поэтессой… Но эта страсть стихла, когда новый парень, с которым я познакомилась, бросил меня. Я была в психологической зависимости от него. Я снова впала в депрессию, пыталась покончить с собой. Тогда я часто решалась, но не доводила дела до конца, вспомниная, что бабушка смотрит на меня сверху. С тех пор я решила, что мужчины — не для меня. Ровно как и женщины. (перечеркнуто трижды) А нужны они лишь для удовлетворения телесных потребностей. А их у меня было много. Очень много. К 16 годам, я сбилась со счета… С некоторыми я встречалась одновременно. Чего греха таить… одновременно… даже в один час. И спустя время после долгого периода пьянок, беспорядочных концертов и принятия наркотиков, для меня настала новая пора. Я познакомилась с миром панка панк-рок-музыки (я думаю, вы знаете, что это… ведь так?) Я вновь перекрасила волосы. То есть сменила стиль жизни, отреклась от прошедшего и начала жить с чистого листа. На этот раз в яркие цвета. И даже стрижка: пол головы — лысая. Новая компания, в которую я влилась, вселяла в мое сердце яркий свет, который я так полюбила. Как я и сказала ,к тому моменту мне было уже 16. Я чувствовала себя свободной. И вот, однажды, я встретила самого светлого человека в моей жизни. Это была обычная встреча неформалов, у кого было слишком много свободного времени. Панки, эмо, готы, анимешники, ролевики Толпа подростков, разодетых либо в яркую или же в совсем черную одежду, все толпились в одном месте. И тогда мы и познакомились. Он был один из эмо, этих сопливых нытиков, знаете? Мне сразу не понравилось, как он был одет. Понимаете? Как пидор! Узкие джинсы, дурацкая челка, которая закрывала половину его лица. Он походил больше на девчонку. Младше меня на год, но уже тогда был выше меня. Моя душа будто очищалась, когда я была с ним. Он сам на себя наговаривает постоянно, что его душа чернее ночи, но это не так. Он добр как ангел. Параллельно я все-таки не могла отказаться от своего прежнего образа жизни. Я так же пила и… Встречалась с парнями, курила всеразличную дурь. Я повела его в этом направлении на какое-то время. Для него это было лишь развлечением, в то время как для меня это было стилем жизни. На какое-то время он полностью отдавался моему влиянию, затем так же быстро мог его сбросить, ссылаясь на учебу в школе. Этот факт изменил меня. Я почувствовала силу его духа, и не в коем случае не хотела этого парня отпускать, даже если он не соглашался снова оторваться от реальности вместе со мной. Затем опять соглашался, как только ему это было удобно. В 11ом классе, я взялась за голову, отказавшись от частых загулов, благодаря напутствию матери и этого паренька. Им было не все равно!.. И поступила в хороший университет. С наступлением студенческой жизни, мой пыл подутих. Но не полностью. Мой верный друг, с которым я поругалась сейчас в пух и прах, снова исчез. Я уже полюбила его. Не знаю, когда это произошло, мы знакомы три года. И недели не проходило, чтобы мы не были вместе. Так вот… Я думала, что исчез снова на время, но он так и не появлялся. Я почуяла предательство. Мы поругались потому, что он гей. Звучит банально, но из-за этого я потеряла духовный покой, который заключался в нашем с ним мире. Вот она — тьма в его душе. Я никогда этого не замечала. Я была такой дурой, а он слепым идиотом, раз не видел моих влюбленных глаз. Я чувствую себя отвратительно. Мое единственное желание было либо убить его, либо накачаться наркотиками до такой степени, чтобы и не вспомнить потом, кто я. Но… Благодаря этому письму, я вспомнила за что полюбила его, за что привязалась к нему, я не хочу ему зла, а вместо наркотиков, я пришла сюда. Потому что я потеряла ориентир, куда двигаться дальше, прошлое крутится в моей голове, я теперь абсолютно одна в противостоянии ему. Без опоры, без чужого плеча.       До встречи на службе. Я возьму платок.