Другая история

Совместно с Эрскиным было принято решение сменить консультирующего психотерапевта. Первым, что услышал от него Локи, был спокойный вопрос о том, что же случилось с ним всё-таки на его же взгляд, раз динамика совсем недавно была такой положительной. — Только я несу ответственность за свою жизнь, да. Только я сам. И всё в моих руках, — говорил он, в завершении очередной нелепой попытки исповеди, — и на тот свет, если я возьму с собой, то только себя. Я буду с собой до самого конца. Только я один. И больше никто… Это вы стремитесь от меня услышать? Тогда, вот. Я это прекрасно осознаю. Антидепрессанты нового поколения были прописаны в тот же день, но Лафейсону было уже настолько всё равно на окружающую его реальность, что он, скупо отвечая на вопросы, и сам не заметил, как выжал из себя всё то, к чему его толкали последние месяцы все окружающие. Лечащий врач, учитывая заново начавшиеся проблемы с усваиваемостью пищи, предложил временно перейти на каши и детские пюре, хотя бы на пару-тройку ближайших недель, чтобы раздраженный пищеварительный тракт пришёл в себя, вес снова стабилизировался, а с антидепрессантами всё-таки искренне советовал повременить. — Это нужно только одному мне, — бормотал Лафейсон, выбирая фруктовые банки, с этикеток которых на него смотрели счастливые лица младенцев. — Бог мой… — вырвалось у Тора, когда он обошёл стеллаж в крупном торговом центре на окраине Мальмё, куда приехал за прогулочным блоком для коляски, заодно решив докупить сразу и остальные важные мелочи. Дочь уснула ещё по дороге и, установив автолюльку на шасси коляски, Одинсон зашел с ней в не единожды рекомендованный Сигюн детский магазин. Лафейсон замер, услышав знакомый голос, но боялся поворачиваться. — Локи… — Тор не мог найти слов, чувствуя, как его сердце, словно запнувшись, забилось так часто, что тут же захотелось вдохнуть полной грудью, — это ты? Тот зажмурился и, обернувшись, поднял глаза на любимого. Больше бежать или скрываться не было никакого смысла. Он криво улыбнулся, глядя, как через огромное окно вышедшее из-за туч осеннее солнце касалось лучами светлых волос Тора: — Привет, — коротко сказал он, казалось бы, совсем не изменившемуся Одинсону. Тот на автомате несильно подкачивал свою спящую принцессу. — Можно посмотреть? — кивнул он в сторону малышки. — Конечно, — растерянно ответил Тор, делая шаг в сторону, но тут же дёрнулся к Локи, и, не сдержавшись, сжал его в объятиях, тесно прижимая к своей груди. Боясь сломать, чувствуя, что под свободным плотным худи ощущаются только лишь одни кости, отметив при самом первом взгляде, что от Локи, если что и осталось, то только его глаза, казавшиеся на осунувшемся лице теперь просто огромными, Одинсон боялся даже предположить, что именно успело произойти с ним, пока он вроде бы должен был работать с новой труппой в Будапеште. Слова сдавили горло, и Тор только и мог, что аккуратно гладить руками мгновенно расслабившуюся от его прикосновений спину любимого, пока Локи не пытался даже двигаться, уткнувшись в плечо Одинсона, чуть сжимая меж пальцев мягкую ткань свитера. Тепло, так привычно, так невероятно тепло… Он закрыл глаза и наслаждался. — Почему ты в Мальмё? — осторожно прижав голову Локи за затылок к груди, Одинсон тихо спросил любимого, до оторопи боясь услышать ответ, которой мог бы подтвердить его подозрения. Лафейсон выглядел не просто болезненно, он похож был на бледную тень самого себя, готовую истаять, раствориться в воздухе с минуты на минуту, поэтому Тор не расцеплял рук, не разворачивал к себе лицом, не пытался отпустить, а лишь гладил по спине, при каждом движении задевая заметно выступающие под тканью отростки позвонков грудного и шейного отделов. В молчании не было особого толка, Локи уже открыл было рот, чтобы рассказать, что он почти десять месяцев провёл здесь, занимаясь лечением, и что всё хорошо и успешно, на самом деле, и ему надо всего ничего — набрать массу, тогда всё и станет совсем как прежде, но Тор, коснувшись губами его виска, взяв под контроль все свои чувства и волю, прошептал: — Скажи мне... Ты… Ты умираешь? — Больше нет, — Локи поднял подбородок и потянулся к любимым губам. К чёрту, по любви ли, из жалости, по стечению обстоятельств или по решению рока, он не собирался больше рассуждать о том, достоин ли он, не достоин и как правильно вести себя в подобной ситуации, просто быть, просто жить, любить, принимать, отдавать и не важно, сколько каждому из них отведено судьбой. — Больше нет, — повторно выдохнул он в горячие губы Тора, нежно обхватившего его лицо руками, не желавшего ни на секунду закрывать глаза, будто боясь, что его любимый исчезнет. Этот момент ребенок и выбрал, чтобы заявить о себе, но Локи чувствовал, что повернувший на шум голову Одинсон, не спешит выпускать его из объятий. Тор перехватил его руки, сжав кисть чуть сильнее, чем надо, и тут же расслабил захват, боясь причинить боль. Лафейсон казался теперь невероятно хрупким. — Я никуда не убегу, — позволяя любимому уделить внимание дочери, коротко усмехнулся Локи. — У неё твои глаза, — присмотревшись наконец к малышке, добавил он. — Как тебя зовут, принцесса? — обратился он к ребенку, улыбнувшемуся в ответ пока ещё беззубым ртом. — Кристина Фригг Одинсон, — ответил за неё отец. — Я почему-то думал, что будет сын, и хотел назвать его Крисом или Томасом, поэтому так, — боясь одновременно проснуться и нарушить волшебство момента, добавил он. — Локи, поехали домой? — рискнув, предложил Тор, всё ещё не выпуская из руки ладонь любимого, не обращая внимания на происходящее вокруг них.