of eternal summer

чимин настолько шарахается от мысли, что он нечаянно может стать для кого-то обузой, что, когда в его глотке вспыхивает изжога (напомните ему, чтоб он больше никогда не соревновновался с сокджином по поеданию острых куриных ножек), чимин никому не говорит. улыбается все так же лучисто, подгорелой во все 32, заливается своим тонким девчачьим смехом, на пару с техёном привычно доебывается до чонгука. разве что воды пьет больше обычного - только жжение она ни разу не тушит, и рот раскрывает часто, что выброшенный на берег окунь. и чимин не знает, радоваться ли ему с того, какой у него замечательный актерский талант, или огорчаться, потому что эй. я тут инфаерз вообще-то, #хелп. чимин стоически терпит изжогу весь вечер, но к трем ночи адское пламя спускается по пищеводу до солнечного сплетения, и мамародная, думает чимин, я же сейчас сгорю заживо. сдержав стон до рваного выдоха, он соскребает себя с кровати и тащится на кухню, к воде. засовывает голову под кран, хнычет неслышно и растаявшим мороженым стекает на кафель, ежась от холодных капель, срывающихся с кончиков волос. чимин пугается, когда слева хлопает дверца холодильника, а перед его носом возникает откупоренная бутылка пепси. намджун склоняется над ним с незажженной сигаретой во рту, протягивая газировку, и чешет одной босой ногой другую. чимин не спрашивает даже - забирает запотевшую бутылку из тонких пальцев, присасывается к горлышку и - о, чудо, - пепси волшебным образом тушит изжогу. чимин едва ли не плачет от облегчения и пузырьков углекислого газа, поднимает влажный, полный немой благодарности взгляд на своего спасителя (тот неспешно курит в форточку) и сопливо шмыгает носом. намджун тушит окурок в пустой консервной банке. - хуевый из тебя актер, если честно.