Мокрый контакт

Котики, читаем осторожно и не палимся на работе/учёбе :)

1.2

В полночь Чанёль стоит у двери Бэкхёна, вновь пропущенный в корпус общежития очарованным консьержем. Его затаскивают в комнату и велят раздеться. Это и не пахнет романтикой, но упускать единственный шанс грешно. Чанёль избавляется от одежды неловко, смущённый пристальным взглядом Бэкхёна и неожиданно ярким освещением. Наконец настороженно замирает, слегка прикрываясь ладонями. Бэкхён же невозмутимо указывает в сторону широкой кровати. На эту кровать они забираются вместе, и Чанёль невольно сглатывает от прикосновения металла к разгорячённой коже — Бэкхён уверенно пристёгивает наручниками сначала одну руку к спинке, потом — другую. Теперь Чанёль полулежит на груде подушек с раскинутыми в стороны и пристёгнутыми к толстым перекладинам руками. Абсолютно беспомощный и целиком во власти Бэкхёна, а тот полностью одет: привычная белая рубашка и тёмные брюки. На рубашке расстёгнуты две пуговицы, а ткань кажется неплотной, потому что Чанёль вновь ловит намёк на два тёмных кружка на груди, и это заводит. Бэкхён вытягивает из кармана брюк широкую ленту и закусывает губу, разглядывая голову Чанёля. — Не думал, что ты фанат таких игр, — тихо бормочет Чанёль, сообразив, что ему сейчас завяжут глаза. Так и получается. Бэкхён копошится пальцами у него в волосах, затягивая повязку узлом и проверяя, надёжно ли сидит. — Расслабься, я не намерен тебя мучить или делать нечто экстремальное. Мы друг друга знаем слишком плохо для этого. Всего-навсего хочу показать тебе, на что я рассчитываю, и как именно мне нужно доставлять удовольствие. Чтобы ты знал, чего я жду от парня, который хочет быть со мной рядом. Я просто сделаю с тобой ровно то, что хочу, чтобы делали со мной. Сможешь — продолжим. Не сможешь всякий раз заботиться о моём удовольствии должным образом — до свидания. А глаза завязываю, чтобы тебе было проще сосредоточиться на ощущениях. Доступно, да? Чанёль кивает, даже не пытаясь открыть глаза. Всё равно повязку Бэкхён закрепил умело, так что Чанёль ничего и не увидит. Но он в самом деле расслабляется, начиная понимать, чего хочет Бэкхён. Очевидно, Бэкхён не намеревается вести, а всего лишь действительно хочет, чтобы Чанёль испытал то, что самому Бэкхёну нравится в сексе. Чтобы Чанёль знал и умел правильно с Бэкхёном обращаться. Довольно справедливо. Чанёль всё же невольно вздрагивает, когда прохладные пальцы трогают бедро с внутренней стороны. Уютные ладони Бэкхёна твёрдо ложатся на ноги и надавливают, вынуждая Чанёля открыться. Но он тут же перестаёт думать об этом — шею согревает горячим выдохом. И Чанёль стонет в голос, потому что поцелуй Бэкхёна, лёгкое касание его губ — это нечто запретное и невероятное, прежде лишь предмет мечтаний Чанёля. А реальность намного суровее мечты, и Чанёль сжимается всем телом, только бы не кончить позорно прямо сейчас от одного несчастного поцелуя, от которого тёмный мир вокруг идёт сияющими трещинами. Он задыхается, ведь Бэкхён теперь твёрдо сжимает пальцами член у основания, не позволяя Чанёлю слететь с катушек. И только сейчас Чанёль осознаёт, насколько сильно возбудился от происходящего. Всё вполне невинно, но заводит с такой остротой и мощью, что Чанёль хочет всем сердцем ускориться. Не может и вынужденно стонет громче, потому что губы Бэкхёна уже на его груди — смыкаются вокруг соска, тянут, сжимают, тянут снова. А тёплая ладонь с развязной откровенностью скользит по члену вверх и вниз, срывается и ложится на живот, смело ползёт выше. Кончики пальцев очерчивают затвердевшие соски, спускаются ниже, обводят ямочку в центре живота и толкаются внутрь. Касания сменяются шорохами, и Чанёль напряжённо застывает, пытаясь угадать, где вскоре ощутит новые прикосновения. Не угадывает всё равно и шипит сквозь зубы, когда прохладный и скользкий от смазки кончик пальца снова толкается в ямочку на животе, входит так глубоко, насколько это возможно. И Бэкхён начинает покручивать пальцем внутри, легонько поглаживая и растирая кожу. По животу растекается тепло, как-то стремительно превращающееся во внутренний жар. Всего минута или две до полноценного пожара из ощущений. Чанёлю не хватает воздуха, света нет вообще, а от тверди остаются только натянутые над воображаемой пропастью простыни, что сминаются под его спиной и ягодицами. Чанёль кусает губы и мысленно уговаривает Бэкхёна поцеловать его, но Бэкхён глух к его мольбам — ведёт пальцами всё ниже и ниже, накрывает ладонью возбуждённый член, плавно сдавливает с бесцеремонностью человека, который знает, чего хочет, отпускает, оттягивает немного мошонку и скользит пальцами по промежности. Чанёль невольно разводит ноги шире и старается задержать дыхание. Ему нестерпимо душно от пульсирующего прямо в венах желания, потому что поглаживания пальцами по особенно чувствительной коже между мошонкой и задним проходом сводят с ума в долю секунды. Задержать дыхание не получается, ведь скользкие от смазки пальцы с настойчивостью играются у входа и вдруг отдёргиваются. Бэкхён неожиданно с размаха припечатывает ладони к ягодицам и разводит их в стороны. Чанёль отчётливо представляет, как Бэкхён сейчас смотрит и куда именно, глухо стонет и немного сползает вниз — запястья слегка тянет болью от наручников. А ещё Чанёль вспыхивает от вызывающе непристойного звука, с каким ладони Бэкхёна встречаются с его ягодицами опять. Глаза завязаны, и Чанёль тонет в темноте, разбавленной тишиной, собственным бешеным пульсом и сбитым дыханием. На фоне всего этого шлепки звучат оглушительно громко и постыдно. И стыд только нарастает потому, что Чанёлю нравится, когда Бэкхён шлёпает его, а после задерживает ладони на ягодицах, отогревая следы от ударов и после любовно очерчивая их кончиками пальцев. От этого кожа горит, почти пылает, и удовольствие становится невыносимым. Но Чанёль не готов признаться в этом, хотя уверен, что Бэкхён отлично видит румянец на его лице, сползающий на шею и даже на уши. Бэкхён бьёт его по ягодицам ещё пару раз. Бьёт сильно и умело, оставляя следы, которые за день не сойдут точно, и шлепки ничуть не звучат тише. Это кажется таким знакомым, но Чанёль не может заставить себя сосредоточиться и вспомнить. Задница полыхает и саднит, а член вот-вот взорвётся от нарастающего возбуждения, и этот контраст, чёрт бы его побрал, заставляет распрощаться с рассудком. Чанёль беспомощно дёргает руками — наручники тут же впиваются неподатливым металлом в запястья. Он не может запретить Бэкхёну раздвигать ягодицы и просовывать кончик пальца меж сжатых мышц, не может избавиться от тяжести, которой наливаются низ живота и член, не может спокойно выносить прикосновения губ Бэкхёна к ссадинам на своих запястьях... И Чанёль возбуждается ещё больше, осознавая собственную беспомощность. Он не может сделать вообще ничего. Всё его удовольствие сейчас в руках Бэкхёна. В тех самых руках, на которые он тайком дрочил не раз и не два. И эти конкретные желанные руки ещё раз с громким шлепком знакомо припечатываются к его горящим ягодицам, обжигая новой болью, переплавляющейся в удовольствие. Чанёль вспоминает и кусает губы от отчаяния, потому что этого не хватало целых два года. Он протяжно стонет, с силой выгибаясь, невольно тужится, раскрываясь навстречу Бэкхёну, и в его тело проскальзывает палец. Чанёль задыхается и обессиленно падает на простыни, пока Бэкхён плавно поглаживает его пальцем внутри — именно поглаживает, а не растягивает. Лёгкие движения немного успокаивают. На время. И Бэкхён твёрдо вставляет в него уже два пальца, а другой рукой с силой сжимает член у основания и покалывает острым ногтем между яичками, заставляя возбуждение схлынуть и уменьшиться на десяток градусов. — Похоже, тебе это не в новинку. Чанёль ловит воздух широко открытым ртом и старается не слушать, как внутри него хлюпает смазка с каждым резким толчком. А ещё старается не вспоминать, потому что... не сейчас, чёрт возьми! Пожалуйста, не сейчас! Только это не всё, и Бэкхён добавляет третий палец. Крутит внутри, растирает стенки и теперь уже растягивает, пробирается глубже и вновь касается умопомрачительно гибкими пальцами лишь снаружи, чтобы через миг вогнать все три пальца в Чанёля резко и глубоко, раскрывая его полностью. Чанёль рывками подаётся навстречу, пытаясь ощутить пальцы в себе отчётливее. Трахает себя этими проклятыми и желанными пальцами и сходит с ума от мысли, что у него внутри безумно красивые пальцы Бэкхёна. Не обращает внимания на боль в запястьях и насаживается всё быстрее в погоне за нарастающим удовольствием, когда каждый удар пальцами отдаётся почти что звоном в ушах, путаясь с пульсом, частым неровным дыханием и слабыми короткими стонами. Он почти воет, ощущая на шее и груди губы Бэкхёна вновь, захлёбывается собственным вдохом, когда мягкие губы опять касаются содранной кожи на запястьях, а кончик языка слизывает проступившие капельки крови. Хрипит, когда его кусают за соски сначала легонько, а потом всё жёстче — после наверняка останутся следы, которые придётся прятать, и вскидывает бёдра ещё выше, с силой разводя ноги, потому что пальцев внутри много, они безжалостно растягивают и толкаются в него. И, чёрт бы всё побрал, это так... хорошо. Как будто... как будто... Из головы вылетают все мысли до единой, и Чанёль не помнит ни слова из тех, что успевает хрипло и сбивчиво прошептать и простонать. Он осознаёт лишь, что сейчас кончит просто потому, что Бэкхён трахает его пальцами. Но тут пальцев становится на один меньше, а Бэкхён уже не касается его губами. Чанёль даже не улавливает его дыхания на коже. Пальцы двигаются внутри Чанёля всё медленнее, выскальзывают один за другим. И Чанёль извивается на простыне, пустой и мечтающий об освобождении. Член болезненно ноет и умоляет хотя бы подуть на него, чтобы разрядиться, но ничего не происходит. Ошеломлённый Чанёль крутится и елозит, пытаясь повернуться хоть немного и потереться членом обо что-нибудь. Изо всех сил сдерживает жалобный скулёж, потому что больше всего на свете хочет просто кончить. Ладони Бэкхёна цепко хватают за ноги и удерживают. Даже такое прикосновение возбуждает, но недостаточно, чтобы достичь необходимого Чанёлю оргазма. — Длинный, ровный и тонкий. Смотрится красиво, — прохладным голосом говорит Бэкхён, и Чанёль слышит его словно сквозь заложенные ватой уши. — Я про твой член. Чанёль бессильно дёргается и обмякает на кровати. Возбуждение медленно утекает сквозь пальцы, а член становится вялым. И это такое мерзкое ощущение, когда не случилось то, что случиться должно было. Бэкхён не позволил ему кончить, но ненавидеть Бэкхёна за это не получается. Чанёль растерян и ничего не понимает. Не понимает даже тогда, когда Бэкхён стягивает с головы повязку и отбрасывает в сторону. Чанёль жмурится от яркого света, моргает, но пытается поймать взглядом лицо Бэкхёна. Тот кажется сосредоточенным и спокойным. А ещё Бэкхён всё так же полностью одет и вытирает руки влажными салфетками. Так же спокойно отстёгивает запястья Чанёля и кивает в сторону двери. — Одевайся и уходи. — П-почему? — выдыхает Чанёль. Ему больно по-настоящему от неудовлетворённости. — Потому что. Уходи. Чанёль по-прежнему не понимает и не может здраво мыслить. И бездумно одевается, скрывая под тканью горящие следы на запястьях, груди и ягодицах. Он оглушён и растоптан. А ещё не может воспринимать поступок Бэкхёна как издевательство, потому что Бэкхён выглядит не лучше. Выглядит растерянным и грустным, даже несчастным. Украдкой Чанёль вновь смотрит на него и подмечает, как подрагивают губы и влажно блестят глаза, когда Бэкхён думает, что Чанёль не видит. У двери он задерживается и снова спрашивает: — Почему? Бэкхён долго молчит, но всё же вскидывает голову и уже не прячет дрожащие губы. — Имя. — Что? — Ты называл имя. Чанёль не успевает ничего ни сказать, ни подумать, а его уже выталкивают в коридор и захлопывают дверь. И Чанёль продолжает недоумевать до самого утра. Бредёт после первого занятия в студенческое кафе, одёргивая рукава кофты и натягивая их почти до середины ладоней, чтобы спрятать следы ночи, и замирает на пороге, выхватив взглядом личный маяк — белую рубашку. Две. Он таращится на угловой столик, где сидит Бэкхён. Сидит не один. Его компаньон одет почти так же — в стиле Бэкхёна, и они вместе смотрятся так, что у Чанёля на миг сердце замирает в груди. Рослый смуглый парень раскрывает меню, прячась за ним от большей части публики, но не от Чанёля, притягивает Бэкхёна к себе и тягуче целует. Целует долго, отпускает и без спешки облизывает чётко очерченные полные губы. Облизывает с вызовом и смотрит при этом на Чанёля. А Чанёль наконец понимает, о каком имени говорил Бэкхён. Понимает, чьё имя срывалось ночью с его губ, пока пальцы Бэкхёна двигались в нём. Потому что Бэкхён делал с ним почти то же, что когда-то... Но что, чёрт возьми, тут делает Чонин? И почему он и Бэкхён... Бэкхён сияет улыбкой и заботливо наливает Чонину сок. Кажется счастливым и довольным, непривычно мягким. А Чонин улыбается ему в ответ, поправляет тёмный галстук и больше не обращает внимания на Чанёля. Чанёль бессильно сжимает кулаки и не понимает, чем он всё это заслужил. Ему в самом деле очень нравится Бэкхён, но он всё ещё не верит, что Бэкхён принадлежит его бывшему. Его первому, с которым они расстались около двух лет назад. Чанёль мечтает сдохнуть быстро и сию же секунду, чтобы не гореть целую вечность от обиды, переходящей в слепую ненависть. Машинально делает шаг вперёд, ещё и ещё, останавливается у столика и ждёт, пока Чонин поднимется со стула. У Чанёля внутри — вихрящаяся пустота. Там живёт только обида, и её надо куда-то деть, на кого-то выплеснуть, потому что иного способа избавиться от неё Чанёль не знает. Впрочем, даже этот способ паршивый и неэффективный, но остановиться уже сил нет. Первый удар уходит "в молоко", а у Чанёля звенит в голове от коварного хука в подбородок. В падении Чанёль успевает уцепиться за рубашку Чонина, тянет его за собой на пол и пытается подмять под себя, придавить своей тяжестью и обрушить на него град ударов. Такое уже было, но теперь всё по-другому. Не то чтобы Чонин стал сильнее за два этих года, но вот ещё проворнее и ловчее — уж точно. Чанёль глухо рычит, утыкаясь носом в пол. В плече и заломленной руке вспыхивает жгучая боль, вытравливает собой пустоту внутри и порождает слабость. Вокруг что-то кричат, а на светлые плитки под Чанёлем капает красное. — Чонин... Голос Бэкхёна он не может не узнать, и в голове будто что-то взрывается. Чанёль сам не понимает, как высвобождается и со всей силы бьёт кулаком по смуглому лицу. Кажется, попадает в бровь, но порадоваться не успевает, получая такой же сильный ответ — точно в глаз. Дальше это уже и на драку не похоже. Чанёль пытается посильнее стиснуть руками и ногами худощавого и костистого Чонина, придушить как следует, а тот дёргается, поводит широкими плечами и сжимает пальцы у Чанёля на горле так, что у Чанёля в глазах темнеет. Они катаются по полу и душат друг друга. Воротник рубашки Чонина уже не снежно-белый, а заляпанный алым, и галстук сбился. А потом белая ткань рубашки звучно трещит от рывка, и по полу разлетаются пуговицы. Чанёль понятия не имеет, сколько это продолжается, пока им на головы не выплёскивают холодную воду и не растаскивают их в стороны. Чанёль дрожит, злой и мокрый, пылающий от ненависти. Не сводит глаз с непривычно бледного до серости Чонина и мечтает загрызть собственными зубами. Впиться в эту изумительную шею как раз над заляпанным алым воротом, разодрать мышцы в клочья и выпустить всю кровь. Всю его поганую кровь. Убить к чёрту, чтобы уж точно никому-никому и никогда. Чонин смотрит волком и тыльной стороной ладони смахивает кровь, бегущую из глубокой ранки на брови и капающую на грудь. Чонин внешне кажется спокойным, но Чанёль хорошо знает эти яркие искорки, пляшущие в глазах цвета крепкого кофе. Чем Чонин спокойнее на вид, тем больше сходит с ума от ярости. Раньше он никогда не умел скандалить и устраивать сцены, и, как видно, всё осталось по-прежнему. Чанёль хочет это забыть, но не может. Ярость медленно тает, и Чанёль не сразу находит взглядом стоящего подле Чонина Бэкхёна. А Бэкхён мягко и нежно гладит Чонина по предплечью и что-то тихонько говорит, потом тянется к лицу Чонина и осторожно прижимает к ранке уголок салфетки. Чонин смотрит на Бэкхёна, и слабым проблеском в уголках его губ проступает улыбка. Та самая улыбка, которая когда-то покорила Чанёля. Как солнце. С ямочками на щеках. И с неожиданно милыми складочками в уголках глаз. Когда Чонин улыбается, он перевоплощается, и устоять просто невозможно — Чанёль знает это лучше, чем кто-либо ещё. Знает, потому что сам не устоял. Потому что улыбка Чонина когда-то — в прошлой уже жизни, наверное — поставила Чанёля на колени, заставила сойти с ума и позволить делать с собой всё, что Чонину сделать возжелается. Чанёль переводит взгляд с Чонина на Бэкхёна и обратно, и хочет завыть от боли. Ну почему? И за что? Почему ему предназначено влюбляться в тех, кому он не нужен? Чанёль думал, что у него всё отболело за эти два года, но он ошибся. Болит до сих пор. А сейчас болит вдвойне, потому что...