1.3
Бэкхён встретил Чонина в армии. Ему самому немного оставалось до конца срочной службы, а Чонин только пришёл. Бэкхён сразу положил на него глаз, но Чонин согрел тёплой улыбкой и извинился, объяснив, что его уже ждёт парень, с которым они вместе почти три года. Бэкхён подрезал себе крылья, но старался не терять Чонина из вида, ну а всего через месяц отметил, каким мрачным стал Чонин. — Парень решил тебя больше не ждать? — Он с самого начала меня не ждал, как выяснилось, — тихо отозвался Чонин. Обычное дело, наверное. Бэкхёна вот тоже никто не ждал. Он честно попытался развеять тоску Чонина, но Чонин прямо сказал ему, что не ищет замену. Тут же, правда, признался, что Бэкхён ему нравится, и попросил немного времени. Не хотел встречаться с Бэкхёном просто для того, чтобы забыться. И Бэкхён его за это зауважал больше, даже согласился дать то самое время, которого оставалось мало, потому что срок службы Бэкхёна неумолимо выходил. Близки на всех уровнях они стали незадолго до отъезда Бэкхёна, и это превзошло все его смелые ожидания. Любовник из Чонина получился горячий, неутомимый, заботливый и внимательный, пусть и "кусачий". Ни с каким другим парнем Бэкхён не чувствовал себя настолько уютно и тепло. И было приятнее вдвойне, потому что Чонина заботило не только собственное удовольствие, но и удовольствие Бэкхёна, а такое редко встречалось, потому Бэкхён вцепился в Чонина руками, ногами и зубами — фигурально, намереваясь сохранить их отношения. Если для всех прочих Бэкхён был "другим", то для Чонина он был особенным. И в свете неприятия предпочтений Бэкхёна большинством это становилось драгоценностью. А ещё Бэкхён с лёгкостью наживал врагов за счёт острого языка. Сказать мог что угодно и кому угодно, не задумываясь о последствиях. Чонин никогда на него не обижался и добродушно пропускал мимо ушей подобные выпады в свой адрес. Таких вот людей вокруг Бэкхёна почти не наблюдалось, и это увеличивало ценность Чонина в глазах Бэкхёна ещё больше. После отъезда Бэкхёна и поступления в университет они виделись редко, но регулярно. Бэкхён ещё и помогал Чонину сдавать экзамены по дополнительной программе, чтобы после окончания службы Чонин мог сразу перейти на тот же курс, одолев аттестационное тестирование. А ещё Чонин честно его предупредил на исходе срока службы, что собирается съездить домой и повидать своего бывшего, дабы расставить точки над i. Аттестационное тестирование он проходил за день до дня рождения Бэкхёна, тогда же и перебрался в общежитие.***
Чонин открывает дверь после негромкого стука и подхватывает обрушивающегося на него Бэкхёна. Кое-как запирая дверь, они жадно дышат друг другом, с трепетом проводят руками и смотрят, не отводя глаз. И Чонин не сожалеет, что запретил Бэкхёну встретить его — сложно было бы сдержаться даже при толпе свидетелей. — Ещё выше стал как будто, — сбивчиво шепчет Бэкхён, трогая кончиками пальцев твёрдые скулы Чонина. Глаза у него так сияют, что Чонин не выдерживает и прикасается губами к правому веку, потом к левому, мягко целует и прижимает Бэкхёна к себе. — Я так скучал, — не умолкает Бэкхён, тянется вверх и ловит выдох Чонина. А дышать и так уже нечем. Короткое безумство неловких движений и сотня поцелуев заканчиваются тем, что Чонин спотыкается и плюхается на стул. Бэкхён летит следом и оказывается весьма удачно у Чонина на коленях. Они снова смотрят друг на друга, и Бэкхён робко обхватывает Чонина руками за шею. — Не верю даже. Совсем мой? — Совсем твой, — не удерживается от улыбки Чонин, легонько проводит ладонями по пояснице Бэкхёна и придвигает ещё ближе. Настолько близко, чтобы Бэкхён ощутил заметную выпуклость под плотной тканью брюк. Бэкхён зачарованно скользит пальцами по его лицу — каждое касание будто отлито в бронзе, такое реальное и чувственное. Бэкхён медленно отводит со лба длинноватые тёмные пряди, трогает шею и начинает расстёгивать пуговицы на рубашке. Сдвигает ткань в стороны и смотрит на плечи. А потом стягивает рубашку до запястий — там и оставляет: любит сжимать пальцами ворох белых складок и любит, когда сбившаяся на запястьях ткань трётся о его кожу. Невольно заразившись его томностью, Чонин тоже поддевает тонкую ткань рубашки Бэкхёна и задирает. Оглаживает ладонями вскинутые руки и обматывает их скрученной рубашкой. Бэкхён весь светлый и волшебно мягкий, несмотря на худобу. Чонин трогает позвонки на его спине и добирается до пояса брюк. Брюки и бельё с Бэкхёна он снимает ещё быстрее, чем рубашку. Каштановая чёлка, матовая светлая кожа и особенная улыбка Бэкхёна, за которой прячется обещание... Бэкхён пылко прижимается к его губам, потом отстраняется и соскальзывает вниз. Замирает на коленях между расставленных ног и ногтями проводит по тёмной ткани рядом с молнией. Возразить или предложить что-нибудь Чонин просто не успевает, потому что в мгновение ока пуговица выскакивает из петли, а молния с глухим звуком расходится, выпуская из тесного плена уже вставший член. Бэкхён ничего не говорит, просто улыбается. Он знает: если на Чонине нет белья, значит, тот недавно из душа. Поэтому Бэкхён просто трётся щекой о толстый ствол и обхватывает губами головку, задевает бёдра и низ живота скрученной на запястье рубашкой, дразня ещё больше. Чонин ничего не может поделать — непроизвольно сползает по спинке стула, отчаянно вцепившись руками в сиденье. Изголодался настолько, что буквально пьянеет от умелых прикосновений Бэкхёна к члену. Даже мышцы на руках дрожат от слабости, порождённой острым удовольствием. И всё перед глазами раскачивается, как на море в шторм. — Не сдерживайся, — громко шепчет Бэкхён, касается губами головки и успевает обвести её языком. — Пусть это будет быстро — мы оба заслужили. Они оба знают, как долго им пришлось ждать этого дня. И Чонин, прикрыв глаза, послушно не сдерживается. Даже не пытается. После долгой разлуки ласки Бэкхёна — это чересчур. Особенно когда Бэкхён медленно насаживается ртом на член до упора, пропуская его глубоко, а потом с хорошей скоростью начинает двигать головой. И Чонин переживает маленькую смерть, ощущая до безумия приятное давление на член стенками горла. Сдержаться в самом деле невозможно — так тесно, и Бэкхён так старается доставить удовольствие... Требуется всего несколько минут активных движений — и все мышцы сводит. Противостоять этому невозможно. Чонин выгибается на стуле, подаваясь напряжёнными бёдрами к Бэкхёну и кончая глубоко в горло. Пока он пытается отдышаться, Бэкхён медленно облизывает его член, собственные губы и начинает целовать его бёдра и ноги, стягивая брюки и обувь совсем. Чуть оклемавшись, Чонин поднимается со стула, подхватывает Бэкхёна на руки и несёт к кровати. Через минуту они лежат под одеялом вместе, крепко обнявшись, и Чонин просто вдыхает запах, по которому скучал. Водит носом по изящной шее, слегка касается губами за ухом и дышит, дышит Бэкхёном. — Как ты тут? — Грустно. Без тебя. Но я ждал. Здорово, что ты всё-таки приехал, даже если целая вечность прошла. — Бэкхён запускает пальцы в его волосы и неторопливо перебирает пряди, затем ведёт ладонями по груди и мнёт в кулаках белую ткань расстёгнутой рубашки, пропитавшейся потом. — А ещё меня пытаются увести. — Серьёзно? — Зажмурившись, Чонин плотнее прижимается губами к тёплой шее Бэкхёна и пробует её на вкус кончиком языка. Перебирается на открытое горло и целует тонкую кожу, стараясь не думать о том, что недавно был именно тут, внутри, и даже кончил от этого. — Ага. Один упрямый придурок. То есть, он вообще хороший. Как друг. Но вбил себе в голову, что я ему нравлюсь. Пытался полапать, пришлось его немного побить. — Бэкхён забирается ладонями под рубашку на плечах, но когда Чонин слегка ведёт плечами, чтобы снять рубашку, Бэкхён не позволяет это сделать. Прижимает рукой влажную от пота белую ткань к груди Чонина, немного сползает вниз и проводит прямо по ткани языком, будто проявляя плёнку и заставляя отчётливее проступить тёмное пятно под белым. Чонин тихо смеётся и смело оглаживает податливое тело ладонями. Бэкхён на миг ускользает, шарит под подушкой и впихивает Чонину в руки белый тюбик и силиконовую пробку. В ответ на недоумённо вскинутые брови хихикает и прижимается всем телом. — Просто поставь сейчас, чтобы потом не тратить время на всякую чепуху, а сразу предаться разнузданному сексу без границ. Я хочу тебя целиком. Слишком сильно хочу, чтобы растягивать это удовольствие. У меня слишком долго не было тебя. Боюсь, я заметно усох, и если ты попытаешься всунуть в меня своё сокровище обычным способом, оно точно не влезет или разорвёт меня пополам. Сегодня будет по-моему, идёт? Откровенные слова Бэкхёна смущают и заводят одновременно. И Чонин сдерживается не без труда. Бэкхён уверенно откидывает одеяло и немыслимо плавно разводит ноги. Делает это с неподражаемым чувством собственного достоинства и ноткой самолюбования. На свете нет ничего, что заставило бы его усомниться в собственной привлекательности, и Чонин поддаётся его очарованию — всегда поддавался. Эта уверенность Бэкхёна в собственной желанности... — Давай. Надо подготовить меня для встречи с большим мальчиком. Чонин выдавливает смазку на ладонь и проводит по коже меж ягодиц, плавно растирает вокруг входа и ненавязчиво проталкивает кончик пальца внутрь. Потом наносит смазку на силикон, осторожно приставляет пробку ко входу и мягко нажимает, вдвигая игрушку в Бэкхёна миллиметр за миллиметром, и настойчиво целует в губы, не позволяя Бэкхёну дышать нормально и снова говорить непристойности. Бэкхён лежит неподвижно и лишь слегка подрагивает, отвечая на поцелуи. Хрипло стонет, когда Чонин держится за фиксатор и плавно покачивает пробку, сильнее растягивая края входа. Не выдержав долго, Бэкхён хватается за его запястье и заставляет отвести руку. Они снова лежат под одеялом, крепко обнявшись. Неторопливо целуются, облизывая губы друг друга и воруя дыхание. Немного поспать и проснуться от чувства лёгкости, порождённого тесными объятиями... Чонин просыпается первым и трогает губами кончик носа Бэкхёна. Бэкхён жмурится и тихо фырчит, лениво приоткрывает один глаз, улыбается как искуситель и хрипло шепчет спросонья: — Дай мне его наконец. Чонину повторять не надо. Он хочет так сильно, что член твёрдым колом упирается Бэкхёну в бедро. Обладать, подчинять, зажигать и сгорать — в этом он весь, если верить мнению Бэкхёна. Бэкхён тихо лежит под ним, смотрит из-под полуопущенных ресниц, пытаясь спрятать улыбку, а потом прикасается ладонями к груди, ласково гладит и накрывает соски. Прижимает ладони достаточно сильно, чтобы можно было потереться. И Чонин трётся, чтобы через миг склониться к губам Бэкхёна, лизнуть и протолкнуть в приоткрытый рот язык — напористо и быстро. Бэкхён задерживает дыхание, пока Чонин вталкивает язык ему в рот и торопливо убирает, чтобы вновь глубоко втолкнуть и задеть нёбо. Чонин бесстыже трахает Бэкхёна языком в рот и упивается дрожью под собой. — Вот мерзавец... — сдавленно шепчет Бэкхён, обнимая его за шею, комкая в пальцах воротник рубашки и притягивая к себе ближе. Подаётся бёдрами вверх и трётся низом живота. — Хочу его. Сейчас. Кончиком пальца Бэкхён почти невесомо очерчивает нос Чонина и делает это так, как будто прикасается к члену. Выдержать невозможно, да Чонин и не пытается, а находит на ощупь фиксатор пробки и мучительно медленно тянет. Оба на миг замирают, различив едва слышный влажный звук, потом пробка теряется в складках простыни, ладони Чонина скользят по гладкой коже, чтобы подхватить ноги Бэкхёна и закинуть себе на плечи. Бэкхён сам подаётся к нему, делая проникновение исступлённым и резким, протяжно стонет, хватается за расстёгнутую рубашку и пытается улыбнуться, но губы не слушаются — приоткрываются для нового стона. Бэкхён в его руках выгибается и стремится прижаться плотнее. От такой самозабвенной отзывчивости и откровенных громких стонов Чонин себя теряет окончательно. Подготовленный вход позволяет двигаться легко и быстро, но внутри всё равно узко и тесно — настолько узко и тесно, что Чонину хочется рычать от удовольствия и кусать губы Бэкхёна до крови в ответ на боль, которую причиняют впившиеся в плечи под рубашкой пальцы Бэкхёна. От нового толчка Бэкхён всхлипывает и тянет носочки, поджимает пальцы на ногах, запрокидывает голову, хрипло выдыхая: — Чонин... Чонин не в силах отказать, тем более, он так изголодался по телу Бэкхёна и страсти Бэкхёна. И прямо сейчас его член окутывают теснота, тепло и гладкость эластичных стенок. Он рывком подаётся глубже, бросает ладони на ягодицы Бэкхёна и сжимает пальцами до будущих синяков. Смотрит на распластавшегося под ним Бэкхёна, смотрит, как тот мелко подрагивает всем телом от быстрых толчков, не пытается глушить стоны и срывается на счастливые улыбки. Короткие ногти вовсю полосуют плечи и спину Чонина, но сейчас это неважно. Он даже почти не чувствует боли и пощипывания, когда в ранки попадает солёный пот, и уж точно не замечает расплывающихся по влажной ткани рубашки красных пятнышек. Воздуха не хватает, а возбуждение так цепко держит, что Чонин не замедляется ни на миг: жёстко втрахивает Бэкхёна в кровать, ударяя напряжёнными бёдрами по соблазнительным ягодицам до звучных шлепков. Бэкхён что-то сбивчиво шепчет, снова улыбается и переключается на долгий стон. Чонин входит глубоко и сжимает в ладони стоящий член Бэкхёна. Сжимает у основания головки, покалывает ногтем, не позволяя сорваться. Сам тоже с силой зажмуривается и стискивает зубы над ключицей Бэкхёна, чтобы перетерпеть и не кончить. Получается. Его воля всегда сильнее всего прочего — звенит и гнётся, но никогда не ломается. Он медленно сводит челюсти сильнее, впивается зубами, кусает. Плоть Бэкхёна желанна настолько, что это оправдывает любое безумство. На светлой коже у изгиба шеи остаётся набухающий алыми бусинами полумесяц — след от зубов Чонина. Как печать. Как клеймо. Как подпись и знак владения. Они рвано дышат в унисон. Чонин ловит мутный взгляд Бэкхёна, затянутый предвкушением оргазма, но ещё рано. Оба пока на грани, но так надо. Они оба слишком долго ждали, и закончить быстро — не вариант. Язык мучительно медленно очерчивает след от укуса, смахивая густые капли с солёно-железным привкусом. Чонин не готов признаться, что ему до безумия нравится вкус крови Бэкхёна, потому что вряд ли это нормально. Но Бэкхён никогда не упрекал его за кусачесть, хотя следы после всегда сходят долго. Чонин старается не думать, что это больно, но Бэкхён настолько желанный, что он не в силах не кусать. Сколько бы ни пытался — кусал всё равно, пусть даже один раз, но непременно до крови и чёткого следа. И некогда брошенные в шутку слова "Хочешь так сильно, что можешь меня съесть" уже не кажутся смешными. Чонин медленно отодвигается, освобождая Бэкхёна от себя, ласково гладит по бокам и переворачивает. Ждёт, пока Бэкхён побалансирует немного на дрожащих руках и ногах, но обретёт равновесие. Чонин прижимается губами к выступающим позвонкам, целует несдержанно, а затем слегка сжимает зубы на загривке, кусает сильнее, ещё сильнее, а после слизывает с шеи капельки пота и крови. Уперевшись руками и ногами понадёжнее, Бэкхён тут же провоцирующе прогибается в пояснице. Чонин немедленно накрывает ладонями округлые ягодицы и проталкивает твёрдый член между ними. Нажимает ладонями, чтобы раздвинуть половинки и полюбоваться растянутыми краями входа. И неотрывно смотрит, когда вводит член в Бэкхёна вновь. Смотрит, как плотно мышцы охватывают основание и растягиваются так, что отчётливо видно каждый капилляр под тонкой кожей. На это можно медитировать сутками без устали. Но Бэкхён не оценит. Чонин прикасается к бёдрам с мягкостью, а тянет на себя с силой и уверенностью. Насаживает Бэкхёна на член и, прикрыв глаза, упивается томным стоном. Оба двигаются теперь плавно и неторопливо, ускоряясь постепенно. До хриплого "Хочу тебя больше", после которого у обоих в ушах остаётся лишь перестук обезумевшего пульса, а зубы Чонина смыкаются уже на плече Бэкхёна, потому что удержаться невозможно. Ощущение поддающейся под зубами плоти, вкус тёплой крови, пульсирующие вокруг члена стенки и голос Бэкхёна высекают из разума искры и ослепляют, буквально швыряют Чонина навстречу оргазму. — С днём рождения, — шепчет Чонин Бэкхёну, когда в окно врываются первые солнечные лучи. — Романтик... — Бэкхён довольно жмурится и закидывает на вернувшегося из душа Чонина ногу. И почти мурчит от удовольствия, когда Чонин несёт его в ванную и ставит под тёплые струи. Из ванной Бэкхён выползает сам, а его уже ждут фрукты на столе и свежезаваренный крепкий чай. И Чонин ловит на себе восторженный взгляд, смущённо отворачивается и пытается поправить галстук. Бэкхён молча отводит его руки, поправляет галстук сам, немного отстраняет и неприкрыто любуется. — Никогда бы не подумал, что ты так потрясающе будешь смотреться в классической белой рубашке и с галстуком. Хотя мог бы и догадаться — в военной форме ты вообще сражаешь наповал. — Да ладно, я ещё не успел пиджак надеть, — неловко бурчит Чонин и машинально тянется рукой к волосам, чтобы их взлохматить. Бэкхён успевает удержать, аккуратно поправляет несколько прядей и широко улыбается. — Тебе вовсе не обязательно было покупать всё это для меня. — Заткнись и смирись — теперь у меня самый шикарный парень в мире. Чонин чувствует, что уши горят немилосердно, но легонько касается губами губ Бэкхёна и выдыхает: — Скоро вернусь, только никуда не уходи. — Если хочешь сделать мне подарок... Чонин торопливо целует его вновь, заставляя умолкнуть. Но лишь на время. — Не вздумай, ладно? Сегодня я уже получил самый лучший подарок. Хотя ещё круче, если ты всегда будешь надевать для меня белую рубашку и галстук. Правда, тогда я буду хотеть тебя всё время, но... Чонин всё же уходит, помучив немного Бэкхёна поцелуями и сочетанием галстука с белой рубашкой. Ему надо узнать результат аттестации и сдать все документы. Возвращается он — уже в комнату Бэкхёна — через два часа с хорошими новостями и подарочным набором музыкальных дисков, о котором Бэкхён говорил ему ещё в армии. А во время обеда Бэкхён напоминает о своём ухажёре. — Представляешь, он мне решил себя подарить. Я вот думаю, что стоит проучить его немного. Ты не будешь возражать? — Смотря как ты собираешься его проучить. — Чонин старается не подавать вида, что ему не хотелось бы даже обсуждать подобное. — Поставлю условие, что всё решать буду я, привяжу к кровати и трахну его чем-нибудь быстренько, но кончить не дам. И пусть валит к чёрту. — Не слишком ли это... — Он неплохой парень и вроде как друг. Но если он не понимает по-нормальному, то... лучше уж так. — Проще набить морду. — Ну... жалко. — А вот так вот не жалко? — Не-а. — Ты в самом деле хочешь, чтобы я просто закрыл глаза на то, что ты будешь с другим... — Чонин хмурится, когда Бэкхён прижимает ладонь к его губам, заставляя умолкнуть. — Он ко мне не прикоснётся. У тебя нет повода для ревности. И он — мой друг. Я не хочу с ним ссориться или бить его, но я хочу, чтобы он остановился, а наши отношения вернулись к тем, что были раньше. И другого способа я не вижу. — Мне твой способ эффективным не кажется. — Но Чонин не добавляет при этом, что способ, выбранный Бэкхёном, заставляет его усомниться в безразличии Бэкхёна к тому странному другу. Чонин спит, когда Бэкхён возвращается после воплощения своего плана в жизнь. И он не видит, как Бэкхён долго стоит у кровати, смотрит на него, а после берёт со стола его телефон, садится на край кровати и начинает копаться в альбомах со снимками. Бэкхён находит несколько снимков Чанёля среди самых старых. И находит фото, на котором Чонин сидит на велосипеде, а Чанёль стоит рядом, обнимает за пояс и трётся щекой о плечо Чонина. Оба лучисто улыбаются и выглядят счастливыми до неприличия. Ещё у Чонина на правой руке оттопырен большой палец, а Чанёль обхватил этот палец ладонью*. Красноречивый такой знак в определённых кругах, и Бэкхён невольно предполагает, что они накануне как раз впервые переспали всерьёз, по-настоящему. Но Бэкхёну намного хуже от вопроса: почему Чонин не удалил эти снимки до сих пор? Совсем плохо становится от желания увидеть, как эти двое...