Азбука для двоих

- 18 -

До поездки в Японию они виделись на занятиях, но не более того. Не то чтобы Чонин избегал Чондэ, но держал его на расстоянии вытянутой руки точно так же, как Чондэ поступал с Чонином до этого. Довольно честно. Кёнсу и Чанёль одобряли такое поведение, напомнив и о том, что у них обоих будут крупные неприятности, если вдруг станет известно о близости преподавателя и студента. Чонин был совершеннолетним, но ему ещё не исполнилось двадцати двух, и это играло роль "отягчающего обстоятельства". К тому же, Чонин искренне не хотел, чтобы по его вине у Чондэ возникли неприятности. Их разделяли возраст, статусы, разные интересы и нежелание понимать друг друга. К двадцатому числу Чонин остыл достаточно, чтобы понять логику Чондэ, как ему казалось. Для Чондэ он был просто непримечательным мальчишкой с довольно скандальной репутацией сердцееда. И вряд ли стоило винить Чондэ за то, что он этому верил. Все вокруг верили и тоже так считали. Кёнсу и Чанёль — исключение из правила, потому что они знали Чонина не первый год. И до двадцатого числа Чонин позволил себе несколько коротких приключений с девушками, но не придавал этому значения. Потому что это и не имело значения. Все эти девушки хотели только расслабиться и получить удовольствие точно так же, как он сам. И Чонин даже не помнил их имён, впрочем, он и не испытывал уверенности, что они называли ему свои имена. И даже если они рассчитывали на большее, намёков он не углядел. С одной стороны, Чонин мог обойтись и без этого, воспользовавшись собственной рукой. С другой стороны, зачем размениваться на частичное самоудовлетворение, если рядом есть кто-то, кто хочет примерно того же и без обязательств? Да и какая разница, если в глазах Чондэ его репутация давным-давно сложилась окончательно и бесповоротно? Чондэ полагал, что Чонину просто нравился секс. Не то чтобы он ошибался, потому что секс — это как танец, а танцы Чонин любил. Но это не означало, что для Чонина не существовало разницы между просто сексом и сексом по любви. Только секс по любви у него случился всего с одним человеком, и это привело к катастрофе, повторения которой Чонин попытался бы избежать всеми силами. — Куратора назначили, — порадовал Чонина за два дня до поездки Кёнсу, когда они вместе готовили ворох самостоятельных по разным предметам дома у Чонина. — И? — Чонин перевернул страницу учебника и углубился в тему, не ожидая подвоха. — Апельсин нас повезёт. Чонин неохотно отлепил взгляд от ровных строк и недоверчиво посмотрел на Кёнсу. — Правда. И не думай об этом. Ну, повезёт и привезёт. У него на шее не один ты будешь. И только не говори, что до сих пор не выкинул его из головы. У вас ничего общего. Он по вокалу, а ты по танцам. И ты вообще студент. Он для тебя староват. — У нас разница не в десять лет, а куда меньше. — Перестань. Сколько бы там ни было, а толку не вышло. И что это за отношения дурацкие, если он постоянно тебя донимает замечаниями, упрёками и выговорами? Он же всё время выставляет тебя чуть ли не идиотом в глазах всей группы. На твоём месте я бы давно написал заявление о переводе к другому преподу. Все как раз и удивляются, что ты до сих пор терпишь. Ну вот серьёзно, он же почти что издевается над тобой на занятиях. Вечно ему всё не нравится, вечно ты у него самый худший студент, который ни на что не годится и ничего толком не умеет. Стоит тебе только сесть за рояль — и это становится невыносимым. Я бы сам играть не смог после десятой части его комментариев к твоей игре. Если у него к тебе есть чувства, то они какие-то странные. — Он всего лишь строгий и требовательный. Это нормально для учителя. А ещё ему просто известна моя репутация. Давай не будем? — Чонин попытался вернуться к теме задания. — Тогда какого чёрта ты всё время его защищаешь? Строгий он... нормально для учителя... пф! Только послушай себя! Твоя репутация всем известна. И мне она тоже была известна. Но расстались мы с тобой не из-за твоей репутации. — А из-за чего? — буркнул Чонин без задней мысли, раздражённый тем поворотом, который приняла их беседа. — Из-за того, что ты меня не любил. Не беспокойся, я об этом знал с самого начала, но надеялся, что со временем ты полюбишь. Время шло, а ничего не менялось. Как только я понял, что мы так и останемся друзьями, но не больше, поставил точку. Только заметь при этом, что всё то время, когда мы с тобой были вместе, ты не бегал за юбками. Позволял себе только флирт. И из чужих постелей я тебя за ухо не вытаскивал. Полагаю, ты не скрывал от меня никаких интрижек. Пусть и не любил, но не изменял и всегда поддерживал. А это уже говорит в твою пользу и рушит придуманную кем-то репутацию, не так ли? Не в репутации дело. Дело в чувствах. Именно чувства приклеивают людей друг к другу. Насколько крепко и надёжно, зависит от этих самых чувств. Ну а если чувств нет, то и будешь скакать по чужим постелям. Чонин уныло угукнул и всё-таки снова продолжил чтение. Ехать в Киото ему уже совершенно не хотелось. Он и не поехал бы, если бы это не было так важно для дальнейшей карьеры и сцены. Но было. И ему следовало поехать, чтобы не упустить такой шанс. Присутствие рядом Чондэ он как-нибудь переживёт. Ведь Кёнсу прав — в Киото ехал не один Чонин. На шее у Чондэ в Киото окажется десяток студентов, а рядом с Чонином будет Кёнсу. В самолёте, правда, Кёнсу рядом не оказалось, потому что ему досталось место в хвосте с остальными ребятами. Чонину же достался билет на место в начале салона. Причём он сидел там в гордом одиночестве, но, может, и к лучшему. Ничто не мешало надеть наушники и провалиться в сон, как он и поступил. Из сна его выдернули приятные ощущения. Это напоминало лёгкие прикосновения губ к шее, мягкие и чуть влажные, ласковые и успокаивающие. Чонин медленно открыл глаза, осознал, что больше не держит в руке плеер, да и наушники куда-то подевались. Зато под головой лежала удобная подушка, колени накрывало сложенное пополам одеяло, а кто-то и впрямь согревал его шею невесомыми поцелуями и тёплым дыханием. Чонин повернул голову, чтобы встретить взгляд Чондэ. Первым желанием было грубо спросить, какого чёрта Чондэ тут делает, но всего через секунду Чонин передумал, промолчал и отвернулся. Пусть даже это кому-то могло показаться детским поведением, неважно. Чонин в самом деле не мог больше выдерживать эти издевательства над собой. Или просто учитель, как другие, или тот, кто любит и позволяет любить себя в ответ — это всё, что Чонин согласен был принять от Чондэ. Никакие иные варианты он не желал рассматривать. — Поговорим? Стиснув зубы, Чонин перетерпел прикосновение к волосам, но едва Чондэ попытался расправить чёлку, перехватил запястье и отвёл руку Чондэ в сторону. — О чём? У меня нет ни малейшего желания обмениваться колкостями или же выслушивать твои замечания. — Отвернувшись к иллюминатору, он тихо добавил: — Если я люблю тебя, это не значит, что буду терпеть такое обращение. — Какое обращение? Чонин резко высвободил руку из пальцев Чондэ и посмотрел ему в лицо прямым взглядом. — Хён. Чондэ настороженно глядел в ответ, с вниманием глядел, потому Чонин договорил очень тихо: — Не надо. Чондэ, разумеется, не послушал, потому Чонин резко сбросил его ладонь со своего колена и отодвинулся. — Ещё немного — и ты выскочишь в иллюминатор. — Ещё немного — и это ты вылетишь в иллюминатор пулей, — глухо зарычал Чонин, отпихивая Чондэ подальше. Поморщился от боли, когда пальцы Чондэ с неожиданной силой вцепились в предплечье. — Хватит! Чондэ вздрогнул от неожиданно громкого одёргивания и воровато огляделся. Как ни странно, но внимания они до сих пор не привлекли. Большая часть пассажиров спала, остальные либо слушали музыку, как Чонин не так давно, либо увлечённо переговаривались, не отвлекаясь на соседей. — Я просто хочу нормально поговорить... Чонин на миг закусил губу, после повёл левой рукой — на предплечье всё так же красовались пальцы Чондэ, а под ними... — Больно. Чондэ растерянно моргнул. Потом дошло, и он отдёрнул руку. Чонин машинально потёр ладонью предплечье и вздохнул — синяков, скорее всего, не будет, но вот побаливать там, конечно... — Ты сказал... — Чондэ не смог продолжить, а у Чонина не было желания разгадывать шарады. — В чём проблема, Чонин? — Ты знаешь. — Если бы. Чонин устало развалился на сиденье и крепко обхватил пальцами подлокотники. На всякий случай. — Хорошо, хён. Я объясню доходчиво. Ты учитель вообще-то, верно? — Чонин повернул голову, чтобы видеть лицо Чондэ, и твёрдо продолжил: — Ну а я всего лишь учусь у тебя. И так получилось, что я тебя люблю. Ну так что теперь? Он терпеливо ждал, но так и не дождался. Чондэ сидел так, как сидел, разве что глаза отвёл. Но молчал. — Ясно. Ничего. Может, и к лучшему, — безжалостно подвёл итог всему сказанному Чонин. — Почему к лучшему? — едва слышно уточнил Чондэ, когда Чонин опять отвернулся к иллюминатору. — Потому что мне невыносимо быть рядом и постоянно выслушивать твои придирки и упрёки, как будто я самый худший на свете студент и не заслуживаю не то что твоей любви, но даже внимания. Если ты не заметил, хён, то обычно на твоих занятиях надо мной все смеются. Но ладно бы они, на них мне наплевать. Хуже то, что мне самому с этим непросто жить, непросто смириться с тем, каким тоном ты делаешь эти замечания. Твоё поведение... эти все твои замечания... Я знаю, что ты учитель. Знаю, что твой опыт побольше моего, но когда ты так себя ведёшь, а после говоришь, что ничего не надо усложнять... выглядит это так, словно тебя кроме секса со мной ничто больше и не интересует. Как будто ни на что большее я просто не гожусь. Мне это не подходит. Мне не подходишь ты, хён. Такие отношения тоже мне не подходят. Вообще всё это — не подходит. Помимо тебя полно тех, кто думает примерно так же. И я от этого устал. Может, ты и прав, мне нравится секс в принципе, но это не значит, что кроме него я больше ничего в этой жизни не хочу. Это... не так. Поэтому просто сиди там, где сидишь. На этом и закончим. Всё, что я хотел тебе сказать, я уже сказал. Там, на сцене. Ты знаешь. Поэтому не надо больше топтать мои чувства — уже бесполезно. Лучше или хуже от этого никому из нас не станет. Чонин порывисто поднялся, прошёл немного по салону и уселся в другой стороне на свободном месте. Хоть немного, но подальше от Чондэ. Чтобы не травить душу. Зато они всё решили наконец. Стоило бы сделать это пораньше, но задним умом... У Чонина в груди медленно, но верно расползалась холодная пустота с лёгким оттенком спокойного безразличия ко всему вокруг. Он слишком долго говорил, а Чондэ вряд ли слушал и слышал. Но так даже хорошо, потому что это дарило ощущение грустной безмятежности и желанной усталости. Все эмоции, что раньше раздирали его на части, унялись и больше не обжигали болью. Он в самом деле выговорился, и ему полегчало хотя бы в этом отношении. Он просто взял ком из эмоций и сунул его Чондэ в руки практически буквально, а Чондэ этот ком небрежно отбросил в сторону. Ну и всё. Предмета для спора больше нет. Чонину доставало гордости и здравомыслия, чтобы не пытаться повторить это ещё раз. Ещё бы всё так же чётко и просто сошлось в остальном, но куда там... В Киото в отеле им приготовили не пять двойных номеров и один отдельный для Чондэ, а один номер на троих и четыре двойных. Чонин не особо слушал переводчика, пытавшегося озвучить причины такой путаницы, потому что временем они всё равно не располагали, так что пришлось соглашаться. Кёнсу немедленно изъявил желание попасть в один номер с Чонином, а Чондэ — видимо, из вредности — решил, что они будут жить втроём. Две недели. Втроём. У Чонина не осталось ни сил, ни желания на ядовитые комментарии по случаю. Он молча взял протянутый ключ, подхватил сумку и отправился на поиски номера, пропустив мимо ушей то ли замечания Чондэ, то ли пожелания. К чёрту. Чонин мечтал добраться до душа, размять шею и плечи и свалиться на кровать. Проснуться было бы неплохо во вселенной, где Ким Чондэ не существовало вовсе. В номере Чонин поставил сумку у дальней от двери кровати, к соседней подтащил сумку Кёнсу, оставив, таким образом, Чондэ ту кровать, что располагалась на безопасном удалении. В душ он пошёл первым, а после сидел на кровати по-турецки, пока в ванной плескался Чондэ. — Что-то случилось? — тихо спросил Кёнсу, забравшись к нему и усевшись на одеяле. Привычно устроился у Чонина за спиной и бросил ладони на плечи, чтобы размять напряжённые мышцы и отогреть. Умело массировал шею, стараясь ставить пальцы как профессионал. Чонин прикрыл глаза и слегка наклонил голову, чтобы Кёнсу было удобнее. Проворные пальцы мягко нажимали и перебирали, помогая мышцам распуститься и обрести хоть какое-то подобие расслабленности. — Всё хорошо, — пробормотал он после непозволительно долгой паузы и повёл левым плечом. Кёнсу тут же уловил намёк и переключился на плечи. Он не ждал, что от массажа Чонин разнежится. Знал, что Чонин массаж не очень-то и любит, но после длительного вынужденного бездействия у него ныли мышцы, как и после слишком уж интенсивных тренировок. Обычно Чонин сам разминал себе шею и плечи, но Кёнсу порой охотно помогал ему с этим. И именно такую картину застал вернувшийся из душа Чондэ. Точнее, Чонин и Кёнсу благополучно не заметили его, лишь вздрогнули оба от неожиданности, когда Чондэ в привычной манере громко заявил на весь номер: — Душ свободен. Кёнсу, если ты не намерен попасть туда только утром, то самое время подсуетиться. Кёнсу неловко сполз с кровати Чонина, подхватил все необходимые вещи и медленно двинулся в ванную. Чонин поймал его вопросительный взгляд, безмятежно пожал плечами и полез под одеяло. Полез не так, как всегда. Полез в футболке и джинсах, потому что не испытывал ни малейшего желания спать обнажённым в непосредственной близости к Чондэ. — Чонин... — Спокойной ночи, хён. — Чонин без колебаний погасил светильник в изголовье и накинул одеяло на голову, отсекая от себя утомительную реальность вместе с Чондэ. Вжался лицом в подушку и стиснул зубами тонкую наволочку, чтобы перетерпеть вспышку боли, порождённую чистым голосом Чондэ и таким осторожно-заботливо-нежным "Чонин". Он ненавидел собственное имя, когда оно слетало с губ Чондэ и окрашивалось в звонкие тона голосом, от которого под кожей зарождалась лёгкая дрожь.