Азбука для двоих

- 22 -

В субботу на пути к дому Чондэ Чонин напряжённо размышлял по поводу их отношений. Ему в самом деле казалось, что они с Чондэ обо всём поговорили и всё решили. Хотя он так и не понял, что прежде Чондэ беспокоило, исключая его репутацию и возраст. И крошечный червячок сомнения всё ещё грыз немного, услужливо напоминая, что Чондэ всегда говорил лишь о своей влюблённости в голос Чонина, но не более того. Если не считать недавнего признания, что Чондэ считает Чонина красивым. Мысль об этом вызывала у Чонина дурацкую улыбку на пол-лица. Раньше он не особо задумывался о внешности, а тут вот всю дорогу косился на собственное отражение в витринах и прочих подходящих поверхностях. Парень как парень, рослый и худой, немного лохматый, с широкими плечами и цепкими ладонями, и с крупными чертами лица. И что тут особенного? Чонин задержался у одной из витрин и поспешно провёл ладонью по волосам, откидывая густую чёлку со лба и оценивая лицо. Глаза довольно приятные, но вовсе не такие большие, как у Чондэ, нос ещё своеобразной формы, и губы полные, а ещё этот вызывающий подбородок и тон кожи... Как будто кто-то наспех собрал всё яркое и крупное и поторопился слепить воедино. На крыльцо нужного коттеджа Чонин поднялся уже не в столь радужном настроении. После детального изучения собственной внешности он пришёл к грустному выводу, что Чондэ изрядно преувеличил его привлекательность, и это поколебало немного его уверенность в себе. Чондэ распахнул дверь и предстал перед ним с сонным лицом, в растянутой футболке на худом теле и в свободных брюках. — Ты чего так рано? У меня и завтрак не готов. — Я уже позавтракал, — протиснувшись мимо и захлопнув дверь, обронил Чонин, стянул кроссовки и обхватил Чондэ за пояс. — Так что я не за этим. — А... Договорить ему Чонин не позволил, заставив замолчать с помощью поцелуя. — Что ты... Чонин!.. Он и слушать не стал — намеревался воплотить мечту в реальность. Увлёк Чондэ за собой, продолжая пылко целовать и на ходу снимать футболку. Чондэ упёрся ладонями ему в грудь, едва ударился бёдрами о проклятый белый рояль в гостиной. — Чонин. Он прямо смотрел в серьёзные глаза Чондэ и ждал. Но ждал напрасно, похоже, потому что Чондэ не намеревался продолжать. — Просто скажи то, что сказать хочешь. Лучше сейчас. Потому что я точно знаю, чего хочу. Я хочу тебя, Чондэ. И хочу просыпаться рядом с тобой. Быть с тобой так часто и так долго, как получится. И совсем не хочу отпускать тебя. Хочу, чтобы ты был только моим. Полностью. А ещё я знаю, что я просто твой студент, не самый лучший при этом, что тебя беспокоит моя репутация и мои вокальные возможности. Я не знаю, что тебя беспокоит ещё, правда. Ну если не считать того, что мы оба... — Помолчи, — прикрыв глаза, попросил Чондэ. — Дело не совсем в этом. Просто... Пойми, я не планировал ничего такого, когда увидел и услышал тебя. Но ты прав, ты — мой студент. В этом свете... я не знаю, Чонин. Я тот, кто должен учить и подавать пример, но вместо этого... — Всё, что я делал, я делал по собственной воле. В чём проблема? Я не ребёнок, который не в силах осознать последствия собственных поступков. — Я не намерен возлагать всю вину на тебя одного. Нас двое. Виноваты оба. — В чём виноваты? — Чонин до боли закусил губу, стараясь не думать о худшем. — Не смотри так. Я вовсе не моралист и отношусь ко всему в жизни достаточно трезво и просто, но... — Чондэ чуть сдвинул ладонь, которой по-прежнему упирался Чонину в грудь. — Для тебя всё это может выглядеть совсем не так, как для меня. Помолчи! — Чондэ поспешно прижал всё ту же ладонь к его губам, не позволив ничего сказать. — Сам я давно расставил всё в своей жизни по местам и сделал выбор. Но ты так легко менял девушек... Ты ведь даже не знаешь, что тебе нужно. Я уверен на все сто, что среди всех этих девушек парней было слишком мало. Пройдёт время, и ты можешь... — Чондэ, — Чонин сжал пальцы Чондэ собственными и отвёл его ладонь от своего лица, — я понимаю, на что ты намекаешь и чего боишься, но только именно ты тот человек, рядом с которым я хочу быть сильнее и стать лучше, чем есть. Ты. Не кто-то другой. Почему бы не попробовать? Воспользовавшись лёгким ошеломлением Чондэ, Чонин притянул его к себе и провёл губами по виску. — Просто скажи, что тебе хочется попробовать так же сильно, как мне... — Чонин потёрся кончиком носа о каштановую прядь над виском, смело опустил руки на поясницу Чондэ, ниже, подхватил и приподнял, чтобы усадить Чондэ на крышку рояля. Чондэ опёрся ладонями о гладкую поверхность, отклонившись назад. Ловил взгляд Чонина с лёгким напряжением. — Не самый честный способ убеждения. Твоим взглядом можно растопить весь лёд... Чонин поймал его нижнюю губу, слегка прикусил и погладил кончиком языка. — Куда важнее растопить тебя, чем какой-то лёд. Я не собираюсь делать вид, будто это ничего не значит. Я хочу тебя. Но это только часть моих желаний. — Чонин медленно потянул вверх свободную футболку, открывая то, что было под нею спрятано. — Прикоснись ко мне... Чондэ с трудом сглотнул, но не стал сопротивляться — поднял руки, чтобы с него сняли футболку. Молча смотрел, как Чонин избавлял его от остатков одежды и от белья, небрежно роняя их себе под ноги. А Чонин смотрел на него и вторил взгляду руками, оглаживая уже обнажённое тело и едва заметно улыбаясь. На фоне белой крышки рояля кожа Чондэ казалась золотистой. Чонин подался вперёд, чтобы провести по напряжённой шее кончиком носа и губами, добраться до уха и согреть нежную мочку выдохом. Ещё немного — и он сжал губами гвоздик, мягко потянул, заставляя Чондэ всё-таки прикоснуться к нему — бросить ладонь на грудь, поверх тонкой рубашки, и задеть пальцами пуговицу. Ждать дольше было невыносимо, ждать и осознавать, что его от Чондэ отделяют только рубашка и джинсы. Он рывком притянул Чондэ к себе и зажмурился, провёл руками по обнажённым ногам, обхватившим его бёдра, и закусил губу, едва прохладные пальцы завозились на груди, расстёгивая рубашку. Скользнувший по разгорячённой коже палец Чондэ показался возбуждающе ледяным. Хотелось, чтобы Чондэ запустил обе ладони под тонкую ткань и прижал к груди, чтобы хоть немного остудить его. Но Чондэ возился с пуговицами, мучительно медленно расстёгивая рубашку и не торопясь потрогать Чонина, который сейчас сходил с ума от желания ощутить касания Чондэ. Стоило приоткрыть глаза и различить за спиной Чондэ чистый белый фон — и терпение таяло. Чонин с глухим стоном впился пальцами в бёдра Чондэ и нетерпеливо потёрся, позволив оценить, насколько он уже возбуждён и насколько безрассуден, потому что думать теперь — задача непосильная. Здравомыслия хватило исключительно на то, чтобы нашарить в кармане джинсов прихваченную из дома смазку и уронить на крышку рояля одновременно с тем, как Чондэ стягивал рубашку с его плеч. Запрокинув голову, Чонин с трудом переживал лёгкие прикосновения губ к плечам и ключицам, невольно отмечая, что дыхание Чондэ сбоит так же сильно, как его собственное. Нервные рваные выдохи жгли кожу на шее, а он всё крепче прижимал Чондэ к себе, мешая тому выпутать руки из рубашки, сбившейся складками на запястьях. Наконец рубашка присоединилась к одежде Чондэ на полу. Прохладные пальцы пробежались от плеч вниз по груди, задержались на напряжённых мышцах живота и вцепились в пояс джинсов. Чонин тронул подбородок Чондэ, всмотрелся в обращённое к нему лицо и прикоснулся губами к губам. Целовал без спешки, пробуя губы на вкус, пока Чондэ расстёгивал джинсы и плавно тянул вниз, очерчивая пальцами бёдра. Джинсы сползли до колен, там и остались. А Чонин продолжал скользить кончиком языка по губам Чондэ, упиваясь лёгкими касаниями ладоней к бёдрам и паху. Судорожно втянул в себя воздух, едва Чондэ крепко обхватил ладонью твёрдый ствол. Чондэ ухватился одной рукой за его шею, заставляя наклонить голову и сделать поцелуй глубже. Другой рукой Чондэ продолжал держать его за член и испытывать его выдержку на прочность. Чонину казалось, что он с головой нырнул в раскалённое марево. Было невыносимо жарко. И что бы он ни делал, жар только нарастал, заставляя дрожать от запредельного напряжения во всём теле. Он нетерпеливо отбросил руку Чондэ, с силой прижался к нему, скользнул губами по подбородку, добрался до шеи и стиснул зубами тонкую кожу. Тихий стон Чондэ только подстегнул непреодолимое желание сделать хоть что-нибудь, куда-нибудь направить сводящее с ума напряжение. Чонин схватился за ногу Чондэ, плотно прижал ладонь к коже и провёл от колена к бедру. Добравшись до живота, ощутил подрагивание мышц, накрыл ладонью член, огладил пальцами поджавшиеся яички и сдвинул ладонь ещё немного. Укусил пару раз за шею и толкнул в грудь, чтобы Чондэ рухнул спиной на полированную поверхность. Склонившись над ним, Чонин жадно обхватил губами вызывающе торчащий сосок, с силой втянул в рот, посасывая и облизывая чувствительную вершинку, пока шарил рукой в поисках проклятой смазки. Чондэ резко выгнулся под ним, едва он провёл влажной ладонью между ягодицами, торопливо распределяя смазку по коже. Поймав руками его голову, Чондэ смотрел ему в лицо из-под полуопущенных ресниц и прерывисто дышал. И Чондэ задохнулся на миг, когда он втолкнул сразу два пальца и ввёл на всю длину, ощупывая изумительно гладкие стенки. Ладонь Чондэ сжалась, сминая его волосы, потянула за пряди до боли. Тянула до тех пор, пока их губы не встретились. Чонин позволял целовать себя так, как Чондэ хотелось, пытаясь сосредоточиться на движении собственных пальцев. В паху горело и ныло от невыносимой тяжести и от непреодолимого желания ощутить тепло и гладкость отнюдь не пальцами. Ждать дольше не получалось. Губы Чондэ отнимали последние крохи терпения. Чонин резко отстранился, ухватился за бёдра Чондэ и рывком придвинул его к себе ближе. Так близко, чтобы упереться головкой в порозовевшие края входа. И поймать томный взгляд за миг до того, как войти в горячую тесноту. Зажмурившись, Чонин с силой впился пальцами в бёдра Чондэ, толком не осознавая этого, потому что куда больше его волновали плотно охватившие член стенки. Они сжимались вокруг твёрдого ствола, мягко сдавливая его, и расслаблялись, чтобы вновь сжаться, оглушая острым удовольствием, приправленным капелькой безумия. Склонившись над Чондэ и уперевшись ладонями в прохладную поверхность, Чонин ловил хриплое дыхание и отрывисто касался припухших от поцелуев мягких губ. Было нестерпимо хорошо и невыносимо плохо быть в Чондэ, потому что хотелось большего. Удовольствие и боль от недостаточности удовольствия противоречили друг другу и делали всё прочее бессмысленным и ненужным. Чондэ подлил масла в огонь, уцепившись за его шею обеими руками и подавшись бёдрами навстречу, насаживаясь на член так, чтобы Чонин ощутил, как стенки раздвигаются, позволяя проникнуть глубже. От этого дух захватывало, и противиться этому не получалось. Чонин с глухим рычанием сжал нижнюю губу Чондэ зубами и с силой толкнулся, ещё раз и ещё, а после остановиться уже было нельзя. Чондэ скользил влажной от пота спиной по полированной крышке под собственные отрывистые стоны и отчаянно цеплялся то за Чонина, то за предательски ненадёжную поверхность. Его бессилие и безуспешные попытки как-то зафиксироваться на месте заводили ещё больше и усиливали снедающий Чонина жар и жажду скорости. Толчки и пульсация мышц входа и стенок внутри заставляли двигаться без устали в погоне за желанным освобождением от стремительно нарастающего удовольствия, переполнявшего каждую клетку тела и разум, от которого мало что осталось. Чонин выпрямился, дёрнул Чондэ к себе, насаживая на член, и запрокинул голову, крепко зажмурившись, будто это могло спасти от ярких вспышек перед глазами. Но вспышки жили по ту сторону век. Раскинувшийся на белой крышке Чондэ уже не пытался ухватиться за гладкую поверхность, просто выгибался, приоткрыв рот в немом крике. Вскинутые брови подрагивали на быстрых и глубоких толчках, а черты лица искажались от удовольствия всякий раз, как Чонин ударялся бёдрами о его ягодицы, входя в податливое тело резко и точно. Стонов больше не было, только хриплые судорожные вдохи и выдохи, шлепки и особенные звуки от скольжения влажного от пота тела по полированной глади. Чонин уже вообще ни о чём не думал, только упивался видом полностью открытого для него Чондэ, раскинувшегося на ослепительно белом фоне. Толчками пытался догнать чересчур громкий стук сердца, звеневший в венах по всему телу и отдававшийся в висках почти болью. Он больше не двигался, он стал движением сам. Танцем. Ритмом под мелодию хриплого дыхания Чондэ и пульсацию мышц внутри Чондэ. Тесный жар заднего прохода окутывал и сжимал напряжённый до налитых вен ствол, каждый толчок заканчивался отчётливым влажным хлопком внутри Чондэ. Чонин больше не пытался даже смотреть, выгорая изнутри и стараясь не чувствовать, как вдоль позвоночника стекает пронизывающее удовольствие, скручивается в яичках и заставляет сильнее напрягать мышцы бёдер. Кожу на ладонях покалывало мелко-мелко, и это покалывание расползалось по всему телу слишком уж стремительно. Чондэ начал кончать раньше, крепче сжимая в себе толстый член. Невольно Чонин поддался, ускоряясь и всё жёстче вбиваясь в тугую тесноту его тела. Пока Чонина не хлестнуло обжигающим пламенем — сразу всего и до короткого беспамятства. Он медленно выкарабкивался из душного оргазма, рассеянно растирая ладонью вязкие капли по животу Чондэ и ощущая под пальцами подрагивание мышц. Из приоткрытого входа с покрасневшими краями медленно сочилась сперма, капала на чистую белую поверхность. Чонин задыхался и дрожал, разглядывая обессиленно раскинувшегося на крышке рояля Чондэ. Тот ловил воздух широко раскрытым ртом и не открывал глаза. При каждом вздохе под кожей выразительно проступали очертания рёбер, а живот западал. Время от времени Чондэ с явным трудом сглатывал слюну и слабо шевелил пальцами, будто надеялся дотянуться до Чонина и прикоснуться. Чонин не выдержал, привлёк Чондэ к себе, обнял, на миг зарывшись носом в мокрые от пота каштановые волосы, подхватил и поволок в ванную, которую нашёл далеко не сразу. Как они добрались до кровати в спальне, он уже не помнил. И не помнил, как они уснули. Он помнил лишь, что всё время прижимал Чондэ к себе и жадно слушал тихое дыхание, словно это была музыка.