Перекрёстки

             «Надо Олегу позвонить! Что он имел в виду, когда говорил про тяжёлый характер моего нового шефа? Его склонность к садо-мазо в роли топа? Он провинившихся хлещет? Если Казацкий увидит меня в этом борделе и определит мою ориентацию, то чем это грозит? Если он узнает, что я его видел там, да ещё и с Дитмаром? Чёрт! А он не узнает. Надо завязывать с «Аль Перчино». Не хватало старых неприятностей на новой работе! Позвоню Олегу», — Саня переживал всё воскресенье. Никитенко он не дозвонился, оказалось, что его друг-одноклассник умотал на моря и пропадает на погружениях, заставляя скучать жену и дочь в отеле.       Олег и его пытался приобщить к дайвингу. Два года назад они погружались в Таиланде. Год назад на Байкале, там ему понравилось больше, хотя никаких цветных рыбок, буйных подводных садов и подсадных черепах там и нет. Но погружения на Байкале более опасные, суровые, студёные — не чувствуешь себя обитателем аквариума. Они там на боте «Росстань» все дайвинговые места облазили. Если бы не придурочный Худобец, то можно было бы считать этот выезд идеальным путешествием.       Алексей Миронович Худобец был главным инженером их конторы, то есть непосредственным начальником Сани. Бабы за глаза его называли «тараканом» за рыжину и усики. Специалистом он был безупречным, хотя как человек — говно. Но после того как Ксюша притащилась на Санину работу и устроила там тарарам, эта самая вонючая сущность так и попёрла из него и прямо на Саню. Бесконечные тупые шутки, обращение «ой, проти-и-ивный!», присказка «вон оно чо, Михалыч!», дурацкие поздравления на Восьмое марта и стрельба глазами, как пародия на бабский флирт, — всё это не успокаивалось со временем, не рассасывалось в буднях, а наоборот, становилось невыносимее. Сразу после Ксюхиного выступления вроде все коллеги-товарищи отреагировали остро на мастера-гея. Но вскоре поутихло: кто-то просто перестал с ним общаться и демонстративно уходил из курилки при его появлении, кто-то пересилил себя и вернулся к прежним отношениям, не замечая никаких проявлений голубизны, кто-то сократил общение и развивал свои фантазии по поводу Сани через сплетни и наблюдал исподтишка. Но Худобец искрил и искрил, бесил и бесил. Таракан и есть таракан!       Дважды главнюк даже посмел хлопнуть Саню по заду, как бы заигрывая. Первый раз Саня растерялся и не успел ни послать, ни врезать. Но во второй раз, а это было на корпоративе, он таки развернулся и вмазал обидчику в челюсть. Ещё тогда думал уходить из «Телесистем», но Олег уговорил остаться: зарплата, престиж, знакомый коллектив, стабильность — все дела. В качестве примирения Никитенко и снарядил в ту поездку и Саню, и Худобца, и ещё парочку коллег.       Алексей Миронович вёл себя так, будто бы ничего не случилось, — острил и «строил» Сане глаза. Поэтому, когда они добрались до Ухан-Зюн-Кугуна смотреть на «водный палец» и там кто-то шлёпнул Саню по заду, пока он мирно укладывал снаряжение, он ни на миг не сомневался, что это Худобец. Оказалось, что не Худобец. Мужик с соседнего ботика! Да ещё и тот самый, который вдруг пристал к нему в воде! Саня не собирался ни перед кем извиняться, будь тот трижды директор какой-то фирмы и четырежды селебрити. Он психанул и удалился в кают-компанию. Как там спасали этого игривого дайвера, что ему говорили — не интересно! Никитенко долго потом ржал, вспоминая, обещал познакомить как-нибудь с нокаутированным. Так и не познакомил.       После Байкала Худобец стал осторожнее шутить. И Сане уже показалось, что всё налаживается, как на очередном корпоративе главный Таракан перебрал коньяка и ему, видимо, вовсе башню снесло. Он вдруг признался Сане в любви!       Дело было на балконе. Элли вышел покурить, и Худобец следом за ним. Встал рядом, прикурил. Начал что-то про лето будущее говорить, что хочет той же компанией ещё куда-нибудь на край света… И вдруг левую руку положил на спину Сане. Стал рукой наглаживать, ниже и ниже…       — Лёш, отъебись, а? — выпрямился Элли.       Худобец выбросил окурок и натурально набросился на своего подчинённого. Зажал Саню в угол и коньячным духом стал что-то бессвязное говорить, слюнявил скулы, шею, лапал жадно за задницу, бока… Конечно, Саня дал отпор! Сначала пытался выкрутиться из пьяных объятий, потом удалось ухватить агрессора за подбородок, отодвинуть и врезать под дых. Худобец отлетел и согнулся, кашляя.       — Ты совсем, что ли, охуел? — крикнул Саня. — Тут публики нет! Перед кем ты спектакль ставишь?       — Са-а-аша, я же не того самого, я же не потому… — Худобец практически заныл. — Я хочу тебя. Как только узнал, какой ты, так и хочу.       — Ты? Пошёл ты! — Саня попытался прекратить эту неудачную сцену, ему всё ещё казалось, что Таракан его разыгрывает. Он направился назад в помещение, но пьяный инженер опять накинулся на него, практически повис.       — Са-а-аша! Ты не поверишь, но я люблю тебя. Ты ведь один столько времени! Я узнавал. Давай мы с тобой хоть раз попробуем. Я думаю всё время об этом!       — Худобец! Ты ёбнулся, что ли? У тебя жена, дети! Отцепись ты от меня!       — У тебя тоже жена. Но ты же… Не отказывай мне.       — Худобец! Ты пьяный в жопу! Что ты несёшь?!       — Ы-ы-ы… Са-а-аша… — И опять лезет целоваться. Тогда Саня и отбросил его посильнее, тот чуть не рухнул вниз через перила. Но не рухнул — упал на пол. Элли, шокированный такой выходкой, никому ничего не объясняя, сразу отправился домой. Злой и униженный. Долго дома отмывался от тараканьих слюней. И ещё тогда он понял, что Худобец не простит ему этой сцены.       Так и случилось. Последние полгода в «Телесистемах» стали адом. Худобец мстил: перевёл его на рухлядь, давал муторную и дешёвую работу, лишал премии, вкатил два выговора за какую-то ерунду, беспрестанно следил, считал минуты в курилке, орал и открыто называл «пидорасом». Все заметили перемену. Никитенко тоже. Олег никак по-другому не мог помочь товарищу, кроме того как найти другую работу. Такую, где Санин сексуальный статус будет неизвестен.       И вот теперь Саня чуть было сам не прокололся перед новым боссом. Да и босса практически спалил. Или Казацкому фиолетово, что о нём знают люди? Да, человек на «мазератти» с «Тяжёлого понедельника» может себе позволить любую репутацию. Сане вдруг подумалось, что слишком много удивительных пересечений: браслет «Herman», Самир, Дитмар… Издалека Казацкий выглядел рекламным красавцем. «А ведь я даже в лицо его ни разу не видел!»       Саня включил ноут, оживил Интернет. Ввёл в поисковике «казацкий герман радио перекрёсток». Много ссылок. Обратил внимание, что они одного года рождения, Казацкий старше на несколько месяцев. Закончил журфак Саниного универа и какую-то иностранную фигню в Англии. Всякие регалии, передачи. Личная жизнь. Ого! Открыто заявляет о гомосексуальной ориентации!       Фотографии. В основном на каких-то мероприятиях, но есть и портреты. Саня завис. Открытый лоб, чёрные глаза, густые брови, кривоватый нос, полные губы. Последние фотографии — он с небольшой модной бородкой. Но есть и ранние… без бороды. Саня увеличил масштаб. Знакомое лицо. Упрямое, наглое, лукавое и нигде не печальное, не безвольное, не смущённое. В голове у Сани крутилась какая-то скользкая мысль, какое-то важное воспоминание, крутилось быстрее и быстрее, он не мог ухватить его за хвост. «Почему его лицо мне кажется таким знакомым?»       Из головоломного ступора Саню вывел Виталька Горохов. Позвал его смотреть футбол. Но даже пока испанцы с итальянцами показывали миру, как нужно играть, тревожная и одновременно сладкая мысль продолжала его терзать, он уже встречался с Германом Казацким. Но где? Когда?       Так и не вспомнил. Хотя ночью, во сне, казалось, что уже разгадал, рассмотрел, узнал. Проснулся, а сон не помнит… И какое-то непонятное предчувствие было, когда ехал на работу. Предчувствие, что всё прояснится.       Предчувствие его не обмануло. Только не прояснилось, а задымилось. Оказалось, дымило ещё вчера. Над городом прогрохотала гроза, бабахнуло в подстанцию, скачок напряжения — и основной кабель от передатчика задымил. Сменным техником вчера был Гоша Журавлёв, студент политеха, подрабатывающий по выходным и в ночные смены. Он, воспользовавшись вселенской тишиной в эфире, просто поменял кабель на ещё более старый, а в перегревшемся окись почистил. Даже Коротича не вызывал.       Поэтому с утра Саня с Иваном Тимофеевичем оценивали объём работ. Получалась пессимистичная картина.       — Подчищенный кабель — это временная заплатка. Гоша его около слота подчистил, а там по всей длине окись. Он ничего другого и не мог предпринять. Тем более что бесперебойника так и нет. Как вообще не сгорело всё? Сроки эксплуатации и параметры входа-выхода — всё против нас. В эфире треск, слышали?       — Ох, слышали… Герман уже вроде готов поменять кое-что по твоему списку, но ведь не закуплено ничего пока… Что мы можем сделать сегодня?       — Я смогу только тоже подрезать кабели, подтянуть клеммы, почистить вентиляторы, чтобы не перегревались… Но всё это не гарантия. Нужно менять ретранслятор срочно!       — Я, Саня, сегодня буду добиваться у Германа. И это ведь нужно будет вещание останавливать?       — Конечно! Объявите, что технические работы в такой-то день, и всё.       — Целый день?       — Нет. Часа четыре. Можно оставить вещание только на инете.       Коротич в почти воинственном настроении отправился на планёрку, а Саня принялся латать, что было можно, бесконечно бегая к звукарям, проверяя низы и слушая треск. Звук телефона не слышал, а звонил Никитенко.       Иван Тимофеевич приплыл с планёрки, радостно махая плавниками:       — Герман велел купить кабель новый. Сегодня! Передатчик и ретранслятор он через снабжение закупит. Но это надо подождать! Победа!       — А ресивер? А антенна?       — Ох, ему не нужно сразу обо всём говорить… Мы потом потихонечку-помаленечку.       — Так ресивер важнее! Он у вас самый дряхлый! И бесперебойник, а то опять гроза какая-нибудь…       — Саня. Всё будет. Попозже. А сейчас поедем за кабелем. К вам, в «Телесистемы». Только там можно быстро, без заморочек. Счёт-фактуру в этот же день выписывают.       — Много ли денег дал?       — Достаточно. Ты же на машине? Поехали.       — Деньги-то налом, что ли? — Саня знал, как работал склад на его бывшей работе. Быстро — только если наличкой.       — Ага.       — Что ж… поехали.       В «Телесистемах» Элли отстранил Коротича от выбора кабелей, оставил его с мадам Васьковой болтать, а сам забурился в недра склада. Посчитал на калькуляторе «хау мач», вытащил нужную коробку, проверил содержимое. Отмотал нужный кабель. И сразу всё потащил в машину. Потом только зашёл к Васьковой и лично вписал всё в счёт-фактуру. Коротич выложил нал и получил квитанцию.       — Дороже получилось… — задумчиво произнёс Иван Тимофеевич, ткнул на коробку на заднем сиденьи «тойоты». — Там кабеля, что ли? Зачем так много? Вот ведь моток целый…       — Там ресивер. Я купил кабель без оснастки и оптимальный метраж, фидер для антенны подождёт. На сэкономленное взял ресивер. Он недорогой.       — Блин. Герман будет психовать, — забеспокоился Коротич. — Он не любит самодеятельности.       — Что он сделает? Выпорет? — ухмыльнулся Саня.       — Типа того…       — Вы ему не говорите про ресивер. Ну, или гоните его с плёткой на меня.       — Охо-хо…       Уже на выезде из двора «Телесистем» Саня увидел в курилке своего вражину — Худобца. Тот внимательно смотрел на «тойоту». Захотелось по-мальчишески показать «фак», вытащив руку из окна машины. Еле сдержался.       Все парковочные места были заняты, пришлось поступить так же, как когда-то шеф, — въехать на часть тротуара. В «Перекрёстке» атмосфера была накалённая — шеф был не в духе. Редакторша Тамара рыдала, её отчитали как девчонку, не выбирая выражений. Юрист Гриневич пил валерьянку, так как ему вкатили выговор за то, что он не изменил форму авторского договора. В курилке пыхала злобой Катя Цветкова, у которой отобрали проект летнего фестиваля, «когда он уже был на мази!». И это ещё Коротич не сказал своим немногочисленным подчинённым, что технический отдел лишён премий за вчерашнее задымление. Но Саня не замечал этих человеческих выхлопов — предстояла работа, которую он любил.       Техник перекусил остывшим ланч-боксом, который ему заботливо сохранила сладкая Люсенька, пошушукался с Олимпиадой Карловной по поводу несанкционированно купленного ресивера и удалился в свою обитель — монтировать, подчищать, совмещать, паять, менять. Как текло время, Саня не замечал. Когда наступил момент подключить новый кабель и ресивер, он задумался: нужно ли специальное разрешение-предупреждение, чтобы прерывать эфир, пусть даже на пять-десять минут? Включил радио в своих наушниках, там бухала какая-то хардовая группа. Всего лишь музыка. И он решился никого не предупреждать — важное же дело делает!       Переустановка ресивера и подключение кабеля заняло семь минут — почти пит-стоп на «Формуле-1». Включил радио и довольно улыбнулся — музыка звучала гораздо сочнее, треска не было. И главное, что задымлений больше быть не должно. Вот заменит шеф передатчик — и низы будут, забасят ярче. Саня стал прибирать пространство аппаратной. Вдруг дверь отворилась, и на пороге обозначился растрёпанный Степан Шевченко — дежурный звукарь. На его лице — паника.       — Что? — Саня отодвинул одно «ухо» динамика.       — Что это было? Он же нас убьёт! — выкрикнул Шевченко, лихорадочно оглядывая аппаратную.       — Я новый кабель подключил и ресивер, звук лучше стал.       — Другого времени-то не нашёл? Бли-и-ин… Не делай больше ничего, хотя бы час! — И звукарь убежал на своё рабочее место.       Саня сначала не понял, в чём дело. Подумаешь, семь минут эфир молчал! Но потом музыка в его динамиках прекратилась. Заставка и уже знакомый голос… Чёрт! Идёт вещание «Тяжёлого понедельника»! Он своими спасательными работами утопил какую-нибудь язвительную речь Казацкого? Элли хмыкнул, паника звукаря его не захватила, он не боялся шефа. Что тот ему сделает? Наорёт? Ну, так получит по морде своей лощёной. Уволит? Вряд ли… такой технарь, как Саня, ему нужен.       Виновный в семиминутной смерти «Перекрёстка» решил не уходить домой, дождаться окончания «Тяжёлого понедельника» и лично определить уровень тяжести характера шефа. Он сидел на полу в аппаратной: пил кофе из автомата и слушал эфир. Казацкий в эфире совершенно не демонстрировал нервозности и агрессии, напротив, благодушен, благоречив и бла-бла-бла… Голос низкий с хрипотцой, саркастические сентенции таким эротическим тоном подаёт — заслушаешься…       Однако в ту же секунду, что зазвучала финальная отбивка, совсем не интимный голос прогремел в коридоре:       — …не нужно его оправдывать! Только совсем тупоумный может сорвать эфир! Он кем себя возомнил? Он просто Шу-у-урик, даже имя кошачье! Понабрали рукожопов! Иван, где этот твой электроник?       — Герман, не горячись. Это я виноват, не предупредил его… — высокий боязливый голос Коротича. — Он уже домой ушёл, наверное. Рабочий день закончился!       — Етить… Пусть не приходит больше! Уволен!       — Герман, он — спец, он нам нужен, не горячись.       — Он спец по долбоёбству! Завтра же рассчитать, как не прошедшего испытательный срок!       — Э-э-э… он без испытательного срока принят, кхе-кхе… — Коротич даже закашлялся от нервов.       — Как без испытательного? Какого чёрта! Всё равно уволить! Без всяких там недель, я сам завтра ему скажу. К девяти пусть явится ко мне! Урод! Его счастье, что он сейчас не попался мне под руку, я бы его…              — Попробуй! — Это Саня вышел из аппаратной, выключив там свет и прихватив с собой сумку. Он решил, что больше не вернётся на «Перекрёсток». Уволен так уволен, но унижать себя он не позволит. — Вот я — тот самый Шурик. Что ты там собирался сделать со мной? — И спокойно подошёл к парочке Казацкий-Коротич и уставился в лицо шефу.       А с лицом шефа вдруг что-то сотворилось. Ярость как будто стекла вниз, заземлилась. Рот приоткрылся, и выражение глаз стало каким-то идиотским. Но самое удивительное то, что Герман молчал. Он сначала шокированно вглядывался в лицо Сани, потом рассмотрел, прошарил всю фигуру. И вдруг ухватил за запястье и выдохнул:       — Это ты?       — Это я! — Саня с силой выдернул руку из сильных пальцев Казацкого. Толкнул шефа в грудь. — Завтра приду только за расчётом! Обойдёмся без пафосного прощания! — И, пихнув Коротича плечом, устремился по коридору, вниз, на выход, на волю…       Мельком взглянул на окна кабинета шефа, Казацкий высунулся тоже. И Саня не сдержался, показал этому придурку «фак». И тут же заметил, что на запястье нет браслета! Казацкий оборвал цепочку, гад!       Саня хлопнул дверцей и гордо сорвался с места. Домой!       Где же я видел Казацкого раньше?