Одинокие прятки

Собраться... Это значит собрать себя из тысячи кусочков. Понять, кто ты и где. Всё непослушное, неподходящее привести в порядок. А оно не приводится. Дисгармоничное, острое, осколками, обрезками. Некоторые кусочки такие... Такие... Лучше бы их не было. Но словно в ролике на обратной перемотке этот безнадёжно разрушенный дом создавался заново, стены вырастали из обугленных кирпичей, из грязи и арматуры, из бетона и пыли. Из сделанного кем-то другим. То, что происходило в этих стенах, Йошиатсу предпочёл бы не знать. Но тело сохранило для него всё - в мелочах, в тактильных ощущениях. Информация медленно загружалась, по капле добивая и сводя с ума. - Помогите, - скулил он в закрытую дверь чердака Юске, пока на него наплывали, налетали стаей нетопырей чувства, записанные на подкорку клоуном. Он смотрел внутрь, он видел прошлое. Его собственные пальцы, опускающиеся во влажное, багряное, дико нежное. Голова кружилась от этой пульсирующей жижи под подушечками. Казалось, от скользкого погружения внутрь возьмёт и поднимется пар, как туман над лесным озером поутру... Кровавый туман, дыхание, запах ржавчины, начинающегося разложения. Вонь, оседающая в носоглотке, на горле... Вниз, опустился в живот по запястья. И дальше, дальше, в глубину, по локоть. Шарить внутри, слышать звуки. Не слышать этих звуков! Лицо Юске на полу, как часть узора на паласе. Ковровая лилия - редкий цветок, распускающийся после нескольких десятков ударов ножом. Первую волну тошноты Йошиатсу едва сдержал, проглотил её, в ужасе растопырил перед лицом пальцы - рука ходила ходуном, странно, на ней не было крови, не было следов. Йошиатсу скукожился, чтоб не развалиться на куски от этих вспышек всё новых и новых чудовищных воспоминаний тела. Завыл громче: - Ребята... Ребята! Я тут... Помогите мне, пожалуйста. Не уверен, но... Кажется, я не могу встать, - и он правда не мог, смирился, только тихо дрожал, чувствуя, что под щеками ткань брюк становится противно мокрой, будто от дождя. Дверь отворилась со стуком. Йошиатсу сидел на корточках, обнимая колени, сжавшись в невообразимо крохотный чёрный комок, втиснувшись лицом в ноги, было видно только безобразно взлохмаченную макушку. Томо вбежал и опустился на пол рядом с трясущимся мальчиком, не соображая, что делать и как помочь, осторожно ткнул в плечо и ляпнул какую-то глупость, но больше ничего в голову не пришло: - Эээй! Очнись! Приём! Йоши, всё уже позади, всё хорошо. Ответа не было, лишь скрип зубов и неразборчивые причитания. Томо уловил тихое движение сбоку, оглянулся. Такаши не смотрел на него, только на друга детства - с болью и волнением. Опустился на колени у зажатого в ком приятеля, и начал шёпотом вкрадчиво уговаривать, как ребёнка, параллельно, не глядя, снял с плеча сумку, на ощупь расстегнул и достал из неё небольшую бутылочку с водой: - Йо, послушай, я здесь. Не беспокойся больше ни о чём. Мы с тобой, Йо. Приходи в себя, ну, давай потихоньку. Так, а теперь посмотри на меня. И выпей немного воды для начала. Ну давай же, Йоши, что ты как в детском саду, когда от воспитательницы прятался?!! Погладил по голове, по дрожащему плечу, оба «спасателя» услышали реакцию – из-за острых коленок раздалось приглушённое рыдание: - Такаши... Что со мной? До этого были лишь голоса и темнота. Меня точно в раздевалке спортивной заперли. А сейчас... Почему я вижу... странное? Где Юске? - с надеждой выглянул, увидел Томо и снова спрятал раскрасневшееся, некрасивое зарёванное лицо. - Прости, Йоши, с Юске беда приключилась. Он... В общем, его больше нет. - Я знаю... Значит, правда. Это правда, - он дёрнулся с перепуганными глазами, хотел вскочить, но не смог, рухнул обратно неуклюжим мягким тюком, его затошнило, он попытался закрыть рот рукой, но не вышло; в итоге, стоя на четвереньках, он вывернул наружу содержимое желудка и затравленно огляделся. С одной стороны, Такаши рядом успокаивал. С другой – был Томо, и это было ужасно. Видеть того ему было физически тяжело, стыдно, но и контролировать себя он не мог, тело и душа конфликтовали между собой, подчиняя Йошиатсу, творя с ним совершенно невообразимое. Поскальзываясь, кривясь от отвращения, он зацепился за стену, а другой рукой опёрся на плечо Такаши и предпринял очередную попытку вернуть себе человеческий облик. Получилось лишь отчасти - он не выпрямился, только привстал, согнувшись пополам. - Томо, ты чего остолбенел, давай скорую, что ли, вызовем? Видишь, с ним не пойми что творится, - сердито проворчал Такаши, и Томо послушно достал телефон, собираясь вызывать парамедиков. - Нет, не надо ничего, - тихо, но решительно запретил Йошиатсу, - Руки-ноги на месте, всё со мной... - наверное, он хотел сказать «в порядке», но замялся. Это состояние никак нельзя было назвать упорядоченным, в башке творился полнейший хаос, но всё-таки он набрался смелости утвердительно кивнуть приятелям, - Нормально. Что толку звонить, врачи не приедут на такой вызов, или приедут и деньги за ложный потребуют. Кто тут при смерти? Никто. - Тогда надо самим до города добраться и в больницу тебя свозить, чтоб осмотрели, - упрямо убеждал Такаши, машинально убирая волосы с лица Йошиатсу, помог полностью подняться и продолжил, - Это не норма, что бы ты сейчас ни болтал из-за гордости своей глупой. Я что, слепой, что ли? Вон Томо можешь обманывать, но не меня. Всё, что тут проходило, что творилось с тобой и твоим телом, настолько далеко от нормы, как мы от Луны. Поэтому надо всё проверить как следует. - Да, Йоши, давай я такси вызову до больницы, отвезём тебя, - негромко проговорил Томо, исподлобья глядя на паренька, их глаза встретились, явственная двусторонняя молния проскочила от одного к другому, и оба отвели взгляд, - Или, если хочешь, можем заехать сначала к тебе домой, а потом уже... Договорить не вышло, «больной» изменился в лице, побелел, как полотно и закричал, словно его неожиданно подло пырнули ножом в живот: - Нет-нет-нет! Домой... Нет! Не поеду, только не дом, - орал он, как полоумный, крепко вцепившись в Такаши, тряс его за плечи и сам трясся, бормоча какую-то околесицу, - Лёд, лёд, синие, нет, нет, мама, братик, пожалуйста! Не заставляйте меня. Отец! Только не туда! Из всего это безумия Томо вычленил только последнюю фразу, вспомнил то, что ему стало известно совсем недавно из разговора со следователем о семье Йошиатсу, о том, как там с ним обращались, и истолковал страх мальчика в этом ключе. Внутри вспыхнуло чёрное, злое - непонимание, ненависть и жажда защитить. Рассердился, перехватил запястья Йоши, заставил оторваться от Такаши и повернуться. Лицом к лицу медленно, жёстко проговорил: - Послушай, тебя больше никто не обидит. Не тронет. Я обещаю. Твой отец никогда больше не поднимет на тебя руку. Томо не видел, как загрустил Такаши от его естественного порыва - уголки губ вниз, весь поник и потускнел. А Томо неотрывно смотрел только на дёргающегося Йошиатсу, пытающегося вывернуть свои кисти из захвата. Он усмехался друзьям мягко и нежно, словно умиляясь неразумному ребёнку, которому приходится объяснять что-то, в чём он ещё не разбирается, не зная устройство мироздания и законов физики. В итоге удалось выпутаться, он откинулся назад на стенку, скрестил руки на груди и заговорил: - Конечно, он больше не тронет меня, Томо. Потому что он сдох... И будь это только отец, я бы, может, порадовался и смог бы с этим смириться. Но они все, все... И это я сделал этими самыми руками, - спокойно признался он, и сдул мешающуюся угольную прядку с лица, так буднично, просто, точно речь шла о скидках в супермаркете или о школьных новостях. - Йоши, это не ты... - замотал головой Такаши, - Не ты, это было что-то другое. Я сам видел, и Юске говорил, Юске же у нас никогда не врёт, то есть не врал... А я разбил эту проклятую куклу. Всё кончилось. Твари больше нет! Ты в безопасности! Это он, а не ты сотворил. Если сотворил вообще, и тебе не кажется, мало ли... Дрожащий, всё ещё пахнущий собственной рвотой, измождённый Йошиатсу продолжал умиляться, а Томо бил озноб от его до отвращения обречённого взгляда. Перед ребятами стоял обычный щуплый подросток. Но он дико изменился. Походил на пришельца с другой планеты, потусторонний какой-то. Такими получаются старики на чёрно-белых глянцевых фотографиях крутых современных фотографов. Одинокие умирающие старики в хосписах. Очень красивые, светлые, мудрые... Одной ногой в могиле. Йошиатсу в этот момент был прекрасен, как увядающий цветок, и это отчего-то злило Томо, царапало изнутри, раздирая, раздражая. Бледный мальчик говорил негромко, но очень отчётливо: - Спасибо, Такаши. Но не надо, не старайся придумывать и оправдывать. Что мне с твоих убеждений? Я знаю, ты переживаешь, хочешь успокоить. Только, какая безопасность? Её нет. Смешно даже, - и он кисло растянул губы в подобии улыбки, - Это правда произошло - я вижу. Стою с вами, а тело как в другом измерении - убивает мою семью и Юске, и других людей. Вам ещё не всё известно, а клетки всё сохранили. Этот ад прокручивается и прокручивается... Не важно, кто захотел это сотворить, кто придумал, делали-то эти руки. Я не смогу с таким жить. Просто убью себя. Это какая-то пытка ощущать всё... Мне просто хочется, чтоб оно кончилось, это кошмарное кино... Финита ля... - А ну заткни фонтан! - рявкнул Томо, - Сопля! Ради тебя! Это всё было ради тебя, придурок, Юске жизнь отдал, Такаши чуть не погиб, а ты тут комедию ломаешь. Ты, сука, будешь жить у меня, как миленький. Я уж позабочусь. И он выхватил у Такаши бутылочку с водой, которую тот всё ещё сжимал в пальцах, отвинтил крышку и в одну секунду устроил Йошиатсу холодный душ. Отбросил пустой пластик, а тот с гулким звуком отскочил и покатился вниз по лестнице. Изумлению мальчишек не было предела, Йоши встряхнулся, как пёс, капли в стороны, в зрачках немой вопрос и странное тепло. А Томо всё повышал и повышал голос, скоро весь дом гудел от его крика: - Ты не посмеешь сдохнуть. Не хочешь домой? Отлично! Я вижу, ты чувствуешь себя прекрасно. По крайней мере, чтоб молоть чушь сил хватает. Так что, может больница и не нужна. Сейчас машину вызову, поедем ко мне. Мы с Такаши глаз с тебя не спустим. Если понадобится, к батарее привяжем и следить будем по очереди, чтоб ты не посмел ничего сотворить. А потом в себя придёшь, когда отпустит. Тебя отпустит, ты уж поверь. Наркоманы справляются с собой, и ты справишься. Для убедительности он ударил кулаком стену рядом с головой Йошиатсу, которую тот испуганно втянул в плечи, ещё сильнее вжимаясь в нее спиной. Уверенности в голосе Томо было хоть отбавляй, на миг все трое поверили в такой исход событий. Он вызвал такси и ушёл на крыльцо, курить и ждать, рассеянно оглядывая сад, медленно наполняющийся солнечными лучами, как тарелка тыквенным супом. Свет заливал всё, и невозможно было представить, чтоб в этом сверкающем, зелёном и весёлом царстве могла быть ночь с оживающими мертвецами. Только цикады и бабочки, только шмели и птицы могли существовать тут. И никаких зомби, никаких блондинок с раздавленными черепами, никакого мрака. Дымок вился вверх. Томо устало думал, что поступил, как трус, оставив мальчиков одних разбираться с чувствами. Они там беззащитны друг перед другом - два родных, по сути, человека, ставшие из-за него если не врагами, то противниками. Две стороны дурацкого треугольника. Однако опасения, судя по всему, были напрасны, они вышли из дома спустя пару минут, расслабленно перебрасываясь замечаниями о погоде и о том, что скоро каникулы, а за ними - следующий год - финальный в школе. Что угодно можно было ожидать от этой парочки, но не таких вот умиротворяющих бесед после победы над древним демоном, оставившим в Мацуяме после себя целую гору трупов. Но они болтали и улыбались. Такаши сел на ступени рядом с Томо. Йошиатсу робко отошёл подальше, спустился с крыльца и направился к калитке. Там и закурил, вглядываясь в видневшуюся сквозь прутья, дорогу. - Томо, я не поеду, - ровно произнёс Такаши, широко улыбнулся и помахал Йоши рукой, тот затянулся и ответил тем же жестом, но его взмах оставил в воздухе дугу сизоватого дыма. - Как не поедешь? - возмутился Томо, - Это мне одному с твоим придурком-другом маяться? От суицида его спасать? - Можешь не притворяться больше. Ты знал его раньше. И он тебе нравился. Не я. - Это не так, Таши, - ласково попытался объяснить Томо, - То есть раньше было так. Но я тебя выбрал. С тех самых медвежат желейных. А может раньше. Точно! Помнишь, ты песенку напевал, когда уходил от меня в школу в день нашей встречи? Вот тогда ты меня зацепил. И прошлое стало не важным. - Кто знает, - уклончиво ответил парнишка, привычно путая пальцы в волосах. Томо обожал, когда он так делал, это значило, что Такаши в чём-то в жизни запутался, и так приводит мысли в порядок. Сейчас жест заставил сожалеть о словах, брошенных в доме. Взволнованного и трогательного мальчишку хотелось до одури сжимать в объятиях, а вовсе не слушать его поучительные фразы. Но было нельзя. - Сейчас всё изменилось. Этой ночью всё изменилось. И как прежде не получится. Мне кажется, ты сам не понимаешь, что ты не мне тогда у чердака признался, а себе. Ты его любишь. Может, и меня тоже. Но именно Йошиатсу надо помочь. Ты бы видел, как изменилось лицо Йоши, когда я сказал об этом, о том, что ты помнишь его, ту встречу во время поездки. Если ты не заставишь его жить, никто не заставит. Тогда... Я не хочу говорить о том, что тогда. - Ты что, предлагаешь мне забить на нас, жить с Йоши, возвращать его к жизни… Ну охренеть! И как мне это делать? Потрахивать, что ли? - Ты сам это предложил, - мрачно и вдруг как-то язвительно отрезал Такаши, - Как только забеспокоился о нём, сразу захотел повезти к себе. Бездумно. Твоё подсознание давно всё знает, но ты прячешься за чувством долга по отношению ко мне, потому что, видите ли, мне первому предложил встречаться. - Давай вот ты не будешь решать за меня! - фыркнул Томо, - Я и Юске притащил к себе в беде, если ты не помнишь. - Юске ты не любил. И сравнивать нечего. А слова «Йошиатсу» и «секс» у тебя всё время в одном предложении. И ты хотел, чтоб я помогал тебе, наблюдая со стороны все ваши влажные переглядки? Уволь. Я - не Мать Тереза. Да и вообще не женщина. По-моему, ты порой об этом забываешь напрочь. - Неправда! Ты это ты, не думаю я о тебе как о девчонке. - Думаешь. И не замечаешь. Вся твоя бережность и заботливость в данный момент - поперёк глотки. Если вам с Йоши суждено быть вместе, я переживу, не хрустальный, не растрескаюсь. Просто перестань прятаться от собственных чувств, и реши уже, кто тебе нужен. А потом... посмотрим. Неожиданная взрослость в словах Такаши обескураживала, сам Томо никогда не смог бы рассуждать подобным образом. Поглядывая на виновато скукожившегося у калитки Йошиатсу, вцепившегося в прутья, как вьющееся растение, он понимал - тянет, причём невыносимо сильно. Так что сорвался бы сейчас, вжал бы его в решётку, заставляя раскинуться руки, как на кресте, а глаза распахнуться от восторга и испуга... Но и серьёзный мальчик, сидящий с ним на крыльце бок о бок, был родным и любимым. «Какой же я ублюдок... Свинья», - думал Томо с горечью и мысленно гладил Такаши по худенькой спине, не решаясь сказать, что никогда не сможет избавиться от бережного и заботливого отношения к нему. - Без тебя он не справится. А я не хочу больше никого терять... Он тоже не девчонка, ему не нужна ни моя, ни твоя жалость. Он решит всё сам. Если не дай бог... Понимаешь, ты всё хорошо сказал - про наркоманов и привязать к батарее. Только вот нельзя заставить человека бросить наркотики или захотеть жить. Насильно - не выйдет. Ты просто побудь с ним, я прошу тебя, Томо. Ты хоть понимаешь, как это унизительно для меня, такое просить? Томо кивнул, и Такаши со вздохом продолжил: - Унизительно. Только Йоши мне как брат. Я никогда не смогу избавиться от той пустоты, что принесла смерть Юске. Из меня будто кусок вырвали, и это место болит, кровоточит воспоминаниями. Садик, школа, часы, недели, годы рядом... Если же с Йошиатсу что-то случится... Он рассказал мне там, когда ты вызывал такси, про то, что он чувствует, что такое - память тела. Обо всём рассказал. Я не знаю, смогу ли я спать после этого рассказа. А он внутри этих ощущений. Вытащив его из куклы, мы вернули его в какую-то камеру пыток. Так что просто побудь с ним. Когда он говорит о тебе, его глаза сияют. Мне хуёво, Томо, очень... У меня такой ад в душе, но я серьёзно. Прошу, позаботься о нём. Маленькая чёрная фигурка против солнечного света всё увеличивалась, обеспокоенный Йошиатсу приближался к ним по тропинке: - Что-то не едет и не едет. О чём болтаете? - спросил он. - О том, какой ты дурачок, - тихо рассмеялся Такаши. - Ну вот, так и знал, икать начал. Это всё из-за вас, - насупился Йоши. - Ладно, я шучу. Я говорил Томо, что не поеду с вами на такси, хочу велосипеды отогнать, свой и Томо. - Это что же ты, с великами пешком до Мацуямы попрёшься? - удивился Йошиатсу, - Зачем? - Так погода же сегодня пре-крас-на-я! - нараспев произнёс Такаши, вскинул руки вверх и зажмурился, подставляясь жаркому дыханию лета, - Вы, бедные-болезные, валите в город на машине, а я потихоньку. Хочу пройтись. Томо не был рёвой даже в детстве. Он не помнил за собой таких порывов. Но именно сейчас, разглядывая солнечный профиль Такаши, он чувствовал, как щиплет ему глаза чужая невысказанная боль за сияющей улыбкой. *** Томо расплатился с таксистом, перекинулся с ним парой фраз напоследок. По пути он тоже поддерживал с ним беседу: мол, погода просто ад, и платили бы больше, и что сейчас экология в стране ни к чёрту, а зарплаты ещё хуже. На всё находил короткие и дельные фразы, подкидывал вовремя, совсем по-мужски, несмотря на возраст, и таксист к концу поездки говорил с ним, как со своим. Когда прощались, Йоши стоял поодаль, в тени окружавшего особняк забора, и наблюдал, как широко улыбается Томо, показывая ряд белых зубов, как кивает ему таксист. И казалось ему, что он видит кино в 3 д, сам являясь ущербной плоской копией живого человека. Томо был чересчур хорошим, слишком настоящим и таким любимым. «Двумерному мне не светит. Не стоит даже пытаться», - печально думал он. В сад вошли друг за другом через калитку, сразу щурясь от слепяще салатового контрастного газона. Йошиатсу видел каждую травинку сразу, все они двигались, все были чёткими, от этого слезились глаза и раскалывалась голова. Но надо было помнить только одно. Невозможный и недоступный мальчик из школьной поездки теперь вёл Йоши к себе в пустой дом. Отец Томо говорил, что отправился в Токио ненадолго, но причин верить ему не было, сын вот не верил: сколько раз он уже нарушал свои обещания. Йошиатсу двигался медленно, будто засыпал на ходу, едва волочил ноги. Однако дело было не в усталости, он с трудом понимал, что ступает по земле, что колени сгибаются, а в лёгкие поступает воздух, и щёки чувствуют на себе горячие лучи солнца. Всё вызывало в нём недоумение, поэтому скорость была небольшой. Томо обогнал его, шёл и оборачивался, в итоге не выдержал, стал пятиться. Так и шёл спиной вперёд, лицом к Йошиатсу, как родители порой делают перед ребёнком, который только недавно научился ходить. - Ну же, давай смелей. Так мы до вечера лужайку не перейдём! - поторапливал растерянного мальчишку, а сам улыбался против воли. Недавний разговор с Такаши ещё жил в памяти, обжигая, вызывая чувство вины, но попробуй тут не улыбнись, когда Йошиатсу напоминает беспомощного маленького крота днём. Щурится, спотыкается, путается в ногах и всё время что-то бормочет под нос, чтоб не сбиться, шаги, что ли считает? - Смелей, смелей. При чём тут смелость вообще. Тебе легко говорить, а я не понимаю, как ходить вообще. Всё странно, - недовольно ворчал Йоши. - Предупреждаю! Моё терпение на исходе. Знаешь, что будет следующим пунктом после последней капли? Йошиатсу - тюк. Или Йошиатсу - принцесса. Выбирай. Закину на плечо и потащу, ну или на ручках, деточка, - Томо угрожающе приблизился, растопырив руки, на что Йошиатсу так занервничал, что внезапно очень хорошо вспомнил не только, как ходить, но и как бегать. Обогнул его и мгновенно оказался у дверей. - Вот так-то лучше, - ухмыльнулся молодой хозяин особняка, - Милости прошу к нашему шалашу, проходи, будь как дома. - Дома, - чуть побледнев, вздохнул Йошиатсу, - Вот уж как там чувствовать себя не хотелось бы. - Ну хорошо, тогда как на курорте. Постарайся не думать ни о чём. - Да если бы это были просто мысли, Томо, я бы, может, мог ими управлять, - произнёс расстроенный паренёк, сбрасывая обувь в холле, - Всё гораздо хуже. Я это чувствую, как только что совершённое действие. Настоящее длительное. Настоящее, блять, бесконечное. Словно секунду назад я смотрел, как умирает мой младший брат, кровь брызжет из глаз, из пор, капли попадают на мое лицо… - Так, всё, остановись. Мысли это или ощущения, не важно, справимся. Значит нам нужно перебить эти сигналы нервам другими чувствами, остановить твою долгоиграющую пластинку, чтоб не свихнулся мне тут... Применяемое Томо слово «нам» приятно согревало изнутри, как глоток молока с мёдом во время ангины. Значит, он считает, что есть «мы»? - Как это перебить другими чувствами? - опустил взгляд Йошиатсу и пошевелил пальцами ног в носках, стараясь сосредоточиться на этом простом действии и остановить поток нежданных неприличных фантазий, которые вдруг нахлынули в его голову. Чуть не подскочил от неожиданности, потому что рядом с пальцами его ног вдруг оказались ноги Томо. Поднять глаза было страшно, но всё же он предпринял попытку -уровень щиколоток, икр, коленей. Джинсы у Томо были красивые, модные, художественно протёртые в некоторых местах, и всё же отвлечься на качество ткани и на причудливые светлые пятна не удалось. Поднимая взгляд всё выше, Йошиатсу отчаянно краснел, выдавая себя с потрохами. - Извращенец, - весело прошептал Томо, который теперь стоял так близко, что мог бы и вовсе не напрягать связки. Движение воздуха и без того донесло бы весь смысл сказанного до Йошиатсу. - Я имел в виду, что тебе поесть надо... - И добавил ещё тише, - Для начала. Йошиатсу шумно выдохнул, а Томо, не помогая ему справиться со стыдом, взял его за руку, поднял на уровень груди, выпрямил пальцы, так, что они стояли теперь ладонь к ладони. Двое в пустом холле, и всё кружилось, кружилось в воображении Йошиатсу - стены, зеркала, мебель, лестница, Томо, который говорил: - Всё будет хорошо, правда. Пойдём со мной. Переплёл свои пальцы с его, взял крепко за руку и повёл за собой. На кухне усадил Йошиатсу за стол и стал рыться в огромном холодильнике в поисках съестного. - Тощий ты, жесть... На тебя смотреть больно, - раздавался приглушённый голос из морозильной камеры, в которой почти целиком исчезла голова Томо. Было видно только его широкую спину и идеальную задницу, на которую Йоши пытался не пялиться. - Но если я буду готовить что-то серьёзное, то больно будет смотреть на меня. Поэтому у нас есть вот что. Тадаааам, - пропел он торжествующе, выуживая из камеры две порции мороженого, - А ещё якисоба быстрого приготовления где-то в шкафу валялась, съедим в обед. Как вариант, можно заказать что-то серьёзное, но мне почему-то не хочется никого чужого видеть сейчас. Что думаешь? - Думаю, это просто пир богов, - мягко улыбнулся Йошиатсу и потянулся за своей порцией пломбира. Пошуршал упаковкой и добавил, - Знаешь, сколько я съел сэндвичей Юске за всю свою жизнь? Тысячи, наверное... Каждый день он мне их приносил... Самые вкусные в мире были сэндвичи. Прости, - спохватился он и кисло откусил мороженное за уголок. - Не извиняйся. - Не могу. Прости. - Говорю же, не за что, перестань. Юске - твой друг. Я понимаю, от этого так просто не закроешься и не спрячешься. - Ага, извини. Ой, опять... Хреновый и меня собеседник теперь, - отозвался Йошиатсу с грустью, - Да и человек в общем-то, хреновый. Пока он ел, Томо достал два высоких стакана, налил в них чай с молоком и со вкусом клубники из разноцветной упаковки, открыл своё эскимо, искоса поглядывая на почти незнакомого парня, которого поклялся защищать, и ради которого пришлось оставить любимого. И чем дольше он смотрел, тем больше осознавал: раздражение и злость, что он испытывал по отношению к однокласснику, на самом деле прятали за собой нечто другое. Большая кухня сияла, как стеклянная банка, доверху заполненная светлячками, и для Томо вселенная сошлась в этот миг в одной точке - в мальчике, подобравшем под себя ноги. Он сидел на стуле, скрюченный-перекошенный, как дерево после шторма, и был занят только десертом. Зубы с хрустом надкусывали холодный шоколад, губы обхватывали лакомство, пачкались в белом и Йоши то и дело смущённо слизывал с них сливочную липкость. Один раз капнул на подбородок и подобрал пальцем, тут же на автомате засунул его в рот, бегло стрельнул взглядом в сторону Томо и замер. У того мороженое текло по обёртке. Он молча стоял и пожирал Йошиатсу взглядом, рискуя выронить подтаявший десерт и уляпать пол. - Очнись, оно же сейчас упадёт, - тихо заметил Йоши, возвращая Томо в реальность. - Почему всё так неправильно... - пробормотал тот, виновато вздохнул и вернулся к еде. Хотеть друг друга было жутко и, правда, неправильно, рациональное не работало в случае с Йошиатсу. Ни причин, ни логики, только прочные невидимые нити от живота к животу, от сердца к сердцу. Ужасное состояние для обоих - всё тело в крючках, и леска наматывается на незримый спиннинг. Можно было хоть сто лет убеждать себя, что вот Такаши - любовь, что в Такаши ему нравилось буквально всё, а в Йошиатсу почти ничего. Можно было убежать на другой конец Земли. Или отворачиваться и врать себе, что стояк в джинсах пригрезился, нет, ничего не происходит. Это бы не изменило ровным счётом ни черта, они всё равно бы встретились, чтобы разрушить друг друга изнутри. Жесты, взгляды читались однозначно, это смущало, но тёмное душное притяжение не ослабевало, наоборот, усиливалось с каждой минутой, проведённой наедине. Томо ел мороженое, как последний ужин приговорённого к казни, с удовольствием, медленно и печально. Изредка отрываясь от сливочного лакомства, он видел перед собой своего «мальчика-потеряшку». Глаза – тоннели, глаза – кроличья нора отчаяния. Йошиатсу походил на затравленного тощего чёрного лиса. Томо читал его, как книгу, смотрел, как документальный фильм о дикой природе. Дождь, собаки, окружившие со всех сторон, огни, огни, чтобы потянуть время, охотникам - удовольствие агонии, лису – лисья смерть. А потом всё же загнали, и челюсти псов со всех сторон рвут на куски – только шерсть в воздух клочьями. И секунды раздирания, расчленения стали годами, такая это была боль. Чудо произошло. Каким образом, никто не понял, но лис выжил. Теперь вроде бы всё было хорошо, зверёныша вылечили, о нём заботятся, но страх на дне зрачков остался, скорее всего навсегда. Йошиатсу будто не верил, что не умер, что происходящее – не бред воспалённого сознания, убегающего от страданий. Он то и дело опускал голову и прятался за лохматой чёлкой от одноклассника. Больше всего на свете Томо хотелось, чтоб ужас и недоверие исчезли, а для этого, казалось, было достаточно только протянуть руку, обнять и… А Йошиатсу видел его, как прекрасный сон. Настолько восхитительный, что даже во сне не верилось в его правдивость. Когда-то давно после школьной поездки он каждую ночь мечтал о Томо. Когда-то он бы душу продал за возможность просто разговаривать с ним вот так – пусть неловко, пусть сбивчиво, но разговаривать. Кухня-банка со светлячками, а они оба - будто попавшие сюда случайно ночные мотыльки. Теперь Йошиатсу не верил ни во что. Томо должен принадлежать Такаши. Это ведь ясно, как белый день, сама собой разумеющаяся истина. Но за белым днём приходит темнота, а в ней законы разума не действуют, там нет истин, только сладкая полоумная похотливая мгла – чернильное пятно во все стороны. И, может быть, невозможное станет возможным? Позже они отправились в комнату к Томо и разглядывали вместе его коллекцию, Йошиатсу всё было любопытно, он не восхищался бездумно, как простодушный Такаши, а был дотошным. Всё-то ему было надо, обо всём расспрашивал - о технологии изготовления фигурок, о каждом заинтересовавшем его персонаже и фэндоме. Томо сначала было сложно говорить с ним - очень мешали губы Йоши, на которые он смотрел во время диалога, и то и дело начинал сбиваться и путаться в словах. Как непросто оказалось находиться с ним рядом без этой надёжной защиты из грубости и язвительности, что он использовал раньше. Теперь он тоже много раз ловил себя на желании огрызнуться, отбрить Йошиатсу, но подавлял это намерение. Со временем удалось расслабиться, и он разговорился. Показал самые редкие фигурки, свою гордость - те, что были куплены на фестивалях в единственном экземпляре и затем раскрашены мастерами вручную. Йошиатсу слушал, кивал, а потом рассказал о своей коллекции маленьких уродцев из капсульных игровых автоматов, даже рассмеялся, когда вспомнил долгую цепочку приобретения одной игрушки, для которой пришлось меняться чуть ли не с половиной школьников Мацуямы. - Юске тебе Гёдза-мэна достал, - вспомнил Томо, с болезненным наслаждением отмечая, как красиво изменилось лицо Йошиатсу - он и просиял, и помрачнел одновременно, - Он сейчас в полиции. В уликах, думаю, валяется. Но если хочешь, я найду способ его достать. - Хочу, это же память, - вздохнул он, а потом неожиданно добавил, - Слушай, давай в приставку? Мне отвлечься надо. Конечно, если у тебя время есть, и я тебе не мешаю. И куда вообще Такаши подевался? Обещал ведь приехать, как он там с велосипедами? Томо к своему стыду совсем забыл о Такаши, напоминание резануло, и он пообещал написать смс, разузнать, как дела. Оказалось, что парнишка уже добрался до дома, попросил не волноваться и поставил в конце такой страдальческий смайлик с жестом «окей», что впору было сорваться и бежать к нему прямо сейчас. Но Томо не мог бежать, у него был Йошиатсу, при взгляде на которого кровь приливала к скулам, и не только к скулам. Пытаясь оценить своё состояние, Томо думал, что впору было взять нож и распилить себя на две части, чтоб не мучиться. Так что идею с приставкой поддержал с воодушевлением. Игра помогла забыть о проблемах и ему. Когда они пришли в себя, за окном уже начинало темнеть, перекусили и снова поиграли. С приближением ночи состояние Йошиатсу ухудшалось. Он то и дело всхлипывал по неизвестной причине или замирал посреди игры, остекленевшими глазами глядя в экран, геймпад выпадал у него из рук, и он становился похожим на тонкую статую из старинного мрамора, всю в прожилках и трещинках, такую хрупкую, что было страшно находиться с ним в одной комнате, того и гляди рассыпется от вибрации воздуха или просто от человеческого тепла. В первый раз Томо просто испугался, не зная, что делать с этим изваянием, "разбудил" его окликом. Во второй - прикосновением к плечу. Осторожно, нежно: - Йоши, Йоши, где же ты? Вернись! - и лёгкий толчок ладонью. В третий раз он не заметил, как так получилось, что он обнимает Йошиатсу, и, что удивительно, тот сразу откликнулся, вернулся из своего внутреннего небытия, и сказал: - Не надо, Томо. Не начинай. А то я не смогу остановиться. А у тебя Такаши... «Не сможешь остановиться? - горестно подумал Томо, - Кто не сможет, тот я». Наконец глубоко за полночь пришло время расходиться. Томо хотел постелить себе футон, а Йошиатсу уложить на свою кровать, но тот решительно отказался. - Это твоя постель. Какого хрена я буду её отнимать? Нет. Ты спи, как привык, а я и на футоне прекрасно отдохну. Не отдохнул. Томо послушно улёгся, как обычно, на кровати, и долго слушал, как Йоши вертится и тихо вздыхает. Иногда ему казалось, что мальчик молится, иногда, что матерится. Отрубиться Томо и сам не мог, слишком большое волнение ему приносил запах Йоши, вздохи Йоши и острые коленки, которые он разглядел, пока оба укладывались спать. Звук капающей воды, тикающие ходики с боем, скрипящие половицы, хлопающие двери и чересчур громкие и страстные соседи – всё это меркло по сравнению с присутствием в комнате столь желанного человека. И всё же верчение, и причитание понемногу стали убаюкивать Томо. Задремал ненадолго, нырнул в какую-то чёрную яму полузабытья. И когда тёмный силуэт, будто вырезанный из картона, вырос над ним на фоне окна, он искренне удивился, проснулся, как от испуга, резко вскрикнул: - Ох, это ты… Йоши, что такое? Не спится? Йошиатсу промолчал, склонившись над Томо – узкое худое лицо сейчас выглядело огромным как чёрная растущая луна, неторопливо, но неизбежно заслоняющая весь небосвод с его звёздами и спутниками, с его ангелами и архангелами. Застыл, будто сомневаясь в принятом решении. Только мелкая дрожь выдавала то, что мальчик, нависший над ним, жив, он, похоже, даже не дышал от ужаса, собираясь с силами произнести нечто уму не постижимое. А потом облизал губы и ответил: - Я не могу. Не могу забыть, не могу отвлечься от этих страшных вещей. Пожалуйста, прости меня за то, что я попрошу. Но если ты мне не поможешь, мне ничто и никто не поможет… Трахни меня, Томо.