Tobacco Vanille.

Эггси вот уже третий раз растирает ледяную воду по лицу, а все еще не может прийти в себя. Из зеркала на него смотрит какой-то чрезмерно помятый агент Кингсмен. Костюм выглядит так, будто в нем спали, хотя Эггси точно помнил, как снимал его перед сном. Одевался он с утра на автомате, поэтому в памяти это толком не отложилось, но такие заломы не могли появиться после простой поездки в кэбе. Разве что они шикарно трахались там с Хартом... Парень мотает головой и сует ее под кран. От холодной воды становится ощутимо легче, и уже через минуты по всему телу разливается блаженное облегчение. Эггси вытирает лицо, опирается о раковину и снова смотрит в зеркало. Да похуй, опоздает и опоздает, Гарри, вон, постоянно опаздывает! А прохладный душ ему сейчас просто необходим – лицо выглядит таким же помятым, как и костюм, не хватало еще думать о сексе с Гарри Хартом! Достаточно и того, что у Эггси неудержимо стоит от запаха этого парфюма, никаких нахер больше совместных пьянок. Парень с удовольствием остужает под тугими струями не только тело, но и воспаленное сознание. Прошло около полудюжины часов с их встречи, а у него нервы реагируют, как оголенные провода, от одного воспоминания о приторной сладости, которая, как опасная бритва, рассекает его самообладание. Жаль, что сегодня не выходной – можно было бы хорошенько отмокнуть, сходить проветриться и выпить пинту-другую в одиночестве. Эггси выключает воду. Истошный писк очков заставляет нахмуриться и вызывает желание броситься к ним со всех ног, но Эггси неторопливо шлепает мокрыми ступнями по холодному полу – сейчас ничто не способно поколебать его самообладание. – Оуэн, – коротко произносит он, нажав кнопку ответа. – Оуэн, позвольте поинтересоваться, где Вас черти носят? Издевательский голос Галахада прокатывается ледяной волной по позвоночнику. Тело непроизвольно передергивает от холода, и Гэри ежится. Гарри способен даже на расстоянии устроить ему головомойку – одного голоса достаточно, чтобы внутри все покрывалось ледяной коркой. Сейчас сработал закон подлости: сколько раз задерживался сам Галахад, и никого особо это не колыхало, а стоит ему опоздать разок – оказывается, что он срочно потребовался в офисе. Да настолько, что Гарри своими интонациями гвозди в крышку его гроба заколачивает. Эггси тайком вздыхает и с усмешкой думает, что можно было бы снять очки, положить на стол, усесться напротив в чем мать родила и выдать что-нибудь по-галахадовски невозмутимое типа: "Я тебя внимательно слушаю, Гарри", но здравый смысл подсказывает ему не нарываться. Сейчас Гарри не шутит. – Дома, – коротко отвечает парень. – Я надеюсь, что у Вас есть для этого уважительная причина, и Вы ее изложите в объяснительной Мерлину, – Гарри продолжает заколачивать гвозди своим размеренным издевательским официозом. – Но если ты не приедешь через четверть часа, никакие причины тебе не помогут! Гарри прерывает разговор, Эггси снимает очки и тянется за полотенцем, бурча в зеркало: "А если я заболел и лежу при смерти?" Впрочем, выволочка Харта сейчас идет на пользу – вкупе с душем она выбивает все ненужные мысли из головы, делает воспоминания менее реальными. Только что перед глазами маячил образ совершенно реального Гарри Харта с его непременно-виндзорским, с бритвенно-острыми краями манжетов белоснежной сорочки, из которых выглядывают идеальные кисти рук. Этот сладкий запах похож на светопись. Сначала в кромешной тьме вырисовывается сверкающий абрис, а потом все вокруг заливается ослепительно-холодным белым светом вспышки. Когда рецепторы восстанавливаются после травмы, среди мелькающих затяжных образов мелькают новые световые лучи, утончая черты, прорисовывая мельчайшие детали. Затемняя. Высветляя. Создавая такой объемный рельеф, что Гарри делает шаг вперед из темноты подсознания. Но сейчас вокруг Эггси видит только собственную ванную, мокрые следы на кафеле и сброшенное на пол полотенце. Никаких запахов, никакого Галахада. Галахад ждет его в офисе, хладнокровно собирая отборный английский мат в изящные словесные конструкции. И если он не поторопится, эти конструкции окажутся там, где должна быть серебряная ложечка у аристократов. В офис он влетает, соблюдая тонкий баланс между "пиздец, как тороплюсь" и "я весь из себя джентльмен" и натыкается на не менее злого Мерлина. Координатор методично вдалбливается в сознание, перемежает нотации с инструкциями. Эггси хочет сказать, что уже все понял, но решает не перебивать его. Мерлин злится редко, и даже сейчас он еще не на грани взрыва, но лучше не доводить его до апогея. Внезапно Гэри размазывает по стене. У него натурально подкашиваются ноги и приходится привалиться плечом к стене, чтобы удержаться в вертикальном положении. Сохранять при этом невозмутимое выражение лица совершенно невозможно, но, кажется, Кингсмен научил его делать невозможное. По крайней мере, Гэри на это очень рассчитывает, потому что с каждым шагом стремительно движущегося по коридору Харта его накрывает удушливой волной все большей силы. Эггси приходится собрать всю волю в кулак, чтобы оторвать себя от точки опоры. Господи, это же блядский бред какой-то, не может так развозить с одного только запаха, не может парфюм действовать, как нервнопаралитический газ! Однако он действует именно так. Нервирует и парализует. Парень тщательно складывает губы в привычную усмешку. Если бы его не размазывало тонким слоем, как джем по горячему тосту, он бы обязательно отреагировал так, но сейчас остается только изображать свои собственные реакции, как обычно агенты отрабатывают легенду. Гарри приближается с неотвратимой неизбежностью, и это похоже на надвигающийся асфальтовый каток – Эггси чувствует себя мягкой горячей субстанцией, которую спрессовывает машина весом в полдюжины тонн. Гарри орет на него не всерьез. Строго говоря, он даже не повышает голос, но его слова прокатываются криком по оголенным нервам и оседают в агонизирующем сознании. Сейчас трудно понять, он соблюдает некий ритуал в присутствии Мерлина или же серьезно зол, но готов простить его в итоге. Так было всегда, Гарри прощал его с первого раза, начиная с угона машины Артура. Гэри Анвин ценил это и старался не подводить наставника в серьезных вопросах, но сейчас перед глазами мелькает только галстучный узел, напрягающиеся шейные мышцы и кадык. Хочется ослабить натяжение виндзорского, спустить его ниже, расстегнуть пару пуговиц и вжаться носом в разгоряченную кожу. Эггси как-то видел, куда Гарри наносит парфюм – основная концентрация между ключиц, в основании шеи. Страшно интересно, если он прижмется туда носом и глубоко вдохнет, его вырубит от этого запаха, или все-таки удастся устоять на ногах? Парень сглатывает и поднимает на Харта совершенно обдолбанный взгляд. Да, это все похоже на приход от наркоты. Героином он никогда не баловался, а вот кокс пробовать приходилось. От него штырило покруче травки, и несколько раз Эггси казалось, что он достиг дзена, просветления и постиг вселенскую мудрость. Разок даже попытался нести ее в массу, просветить всех, рассказать, как все устроено в этом мире... Шикарно огреб, конечно. После этого Гэри и решил, что хватит экспериментировать, марихуаны вполне хватит для комфортного расслабона. От парфюма гребаного Харта вставляет покруче кокаина. Эггси бы думал, что в аромате содержится какой-то афродизиак невероятной мощи, но, наблюдая за остальными агентами, пришел к мысли, что так плющит только его. Вон и Мерлин сейчас монотонно консультирует Гарри, хотя тот стоит не в пример ближе, и никак не реагирует на его близость, несмотря на то, что этот запах витает вокруг него облаком. Конечно, можно все списать на сдержанность и самоконтроль, возможно, только Гэри не хватает внутренних ресурсов, чтобы никак не реагировать, но сама идея выглядит сомнительной. Эггси приближается, вдыхая размеренно и глубоко. Нужно как-то адаптироваться, привыкнуть. Давай, Анвин, ты можешь! Мысль о визите к химикам и разговоре о разработке блокатора запахов греет душу. Присутствие Харта рядом заставляет Эггси чувствовать себя больным. Из состояния покоя и душевного равновесия его регулярно швыряет в жерло вулкана. Эггси купается в обжигающей лаве, задыхается, ощущая всем существом, как вместо живительного кислорода в легкие проникает пылающий огонь, но вместо темноты, запаха обуглившихся тканей чувствуется только терпкая сладость. Ваниль и специи. Как поднимающаяся температура, жар, горячечный бред, который отступает под действием таблеток. А иногда симптомы ухудшаются – Эггси чувствует мучительную эрекцию, густое возбуждение, томатный сок, "Кровавую Мэри", текущую по венам, только сладкую. Все это имеет сладость и привкус ванили… Блокатор запахов помогает. Эггси наслаждается пьянящей свободой целые сутки, а на вторые начинает понимать, почему обоняние считается одним из важнейших чувств. Еда и напитки теряют половину вкуса, и, хотя человеческое обоняние гораздо хуже собачьего, отсутствие запахов мешает даже ориентироваться в пространстве. Парень хотел бы, чтобы блокировался только аромат духов Галахада, но это настолько сложно, что можно отнести к разряду невозможного. Однако пресный воздух, перекачиваемый легкими, со временем начинает приносить не меньший дискомфорт, чем участившиеся внезапные эрекции. Гэри выдерживает три дня. Наслаждается общением с Хартом по полной программе, благо у того выходные, но все это медленно превращается в пытку. Пыткой же становится и возвращение ванильного аромата в череде привычных запахов. После отдыха его обонятельные рецепторы чрезмерно чувствительны, медики предупреждали его о возможной гиперосмии, однако ее нельзя представить, пока не почувствуешь. Раньше этот аромат проникал в организм с вдыхаемым воздухом, впитывался в легочную ткань, разносился кровеносными сосудами, теперь кажется, он ощущается каждой клеткой кожи. Кожа тоже дышит, верно? Скилл самоконтроля прокачивается медленнее, чем ему хотелось бы, да и то он позволяет держать покерфейс, а не снижает интенсивность испытываемых эмоций. Со временем Эггси малодушно начинает желать, чтобы или его, или Гарри отправили куда-нибудь на задание. Хотя бы на неделю – ему просто необходима передышка. Обнаженным Хартом и его запахом отравлены его сны и образы наяву, еще немного, и начнутся галлюцинации. Гэри идет на последние меры – начинает избегать Галахада. Как назло, тот особенно жаждет общения с ним, не обменен ни заданиями, ни чувством такта, ни бумажной волокитой. Раньше Эггси бы мысленно прыгал до потолка от возможности проводить так много времени с наставником. Совместные тренировки, разучивание новых приемов, разговоры обо всем на свете за пинтой терпкого портера – ради Гарри Гэри Анвин был готов даже на многочасовые дискуссии на тему особенностей первых сонетов Шекспира! Пока тот не начал душиться так, что в помещение, кажется, входит сначала облако парфюмерного аромата, а потом сам Гарри Харт. Он всегда считал Гарри немного занудой, еще меньше – снобом, но никогда не понимал тех, кто считал того слишком прилипчивым и навязчивым. Гарри? Навязчивый? Серьезно?! Теперь становится понятно, эти люди просто имели в виду, что его наставник всегда добивается своего. И если он ставил перед собой цель найти Эггси, то находил его. Конечно, всегда можно отказаться напрямую, сослаться на личные дела или поручения Кингсмен. Иногда Гэри приходится прибегать к этому способу, но злоупотреблять им нельзя – меньше всего ему хочется обижать наставника. Харт – не дурак, он поймет все сразу. И задолго до того, как Эггси подойдет к крайней черте. К тому же, Гэри не хочет врать себе: у него нет желания отказываться от этих встреч, сколь бы мучительными они не ощущались. В коридорах Эггси старается не сталкиваться с Гарри. Это позволяет накопить внутренних сил для совместного досуга. В коридорах и так слишком часто ощущается чарующая смесь ванили и специй. Впрочем, Эггси уже не уверен в своих чувствах. Он плохо спит, его изматывает частая эрекция, тройные нагрузки на тренировках не помогают выкинуть из головы развратные мысли. Он начинает допускать возможность отношений Галахадом. Гарри Харт в последние пару недель становится объектом непрекращающегося сексуального желания, и от развратных картинок в воспаленном мозгу Анвина пьедестал, который возносил Гарри на самые вершины Олимпа, существенно снизился, заставляя считать того уже не недостижимым небожителем. Оуэн предпринимает попытку аккуратно выяснить о личной жизни Галахада. Сделать это нужно со всевозможными шпионскими предосторожностями, чтобы никто не спалил даже темы, не то, что причины выяснения. Эггси и раньше получал от судьбы толчки и зуботычины, но всегда переносил их стоически. У всех в жизни есть проблемы, и какой бы привлекательной не казалась чужая шкура, это не означает, что в ней так радужно, как кажется со стороны. Но сейчас эта дурища судьба хорошенько возит его мордой по асфальту: он невольно становится свидетелем разговора о девушке Галахада. Приходится замереть, вслушиваться, чтобы убедиться, что он правильно понял услышанное, а потом сглатывать тяжелый ком в горле. Вряд ли это способно его надломить – парень сразу ни на что не рассчитывал, но почему-то сразу становится в разы тяжелее. Будто на плечи уронили тяжеленный небесный свод, а он не Атлант какой-нибудь и даже не Геракл. Все. К чертям собачьим! Скажется завтра больным, отдохнет денек, пока нет важных заданий. Насмотрится порнухи по уши, обдрочится до той же величины, а то и вовсе подцепит в баре симпатичную девушку и натрахается вдоволь – с этими мыслями Эггси решительно направляется к выходу. Симпатичная девушка не заставляет себя долго ждать и агрессивно зажимает его в коридоре прямо посреди Кингсмена. Они с Роксаной как-то рассматривали возможность отношений, но оба решили, что нет. Это решение оказалось правильным – обворожительная Ланселот оказалась не только исполнительным агентом, но и хорошим другом. И сейчас этот друг настойчиво требовал ответа, каких драных псов творится с Эггси?! Рокси могла быть не менее настырной, чем Харт, к тому же, ее аристократический педантизм имел более строгие рамки, чем у Галахада, так что шансов сбежать от вбившей что-то в свою голову Ланселота почти не было. Варианты спасения требовали хитрости и изворотливости, а Эггси сейчас жаждет только отдыха. Парень рассказывает ей все. Он знает, что Рокси его не осудит. К тому же, ему давно кажется, что на Мерлина та поглядывает отнюдь не с профессиональным интересом. Впрочем, девушка не спешила делиться с ним этой частью своей жизни, а Эггси не собирается настаивать. С Кингсменом и так понятие лично жизни было очень размытым и призрачным, вламываться в чужую душу без приглашения точно не стоит. Он говорит сухо, отрывистыми фразами. Словно не рассказывает о личном, а всего лишь отчитывается о выполненном задании. Его подозрения подтверждаются: Ланселот не заметила никакой смены парфюма, да и на сам запах не просто не реагировала, а даже не замечала его. «Индивидуальная восприимчивость, мать ее», ¬– криво усмехается парень и позволяет себе слабость – устало вздохнуть и пожаловаться: – Боже, по-моему, Галахад таскается за мной постоянно! Даже сейчас мне кажется, что он где-то поблизости. Эггси не кривит душой и не преувеличивает – он снова ощущает этот изысканный аромат, и это уже слишком похоже на одержимость и галлюцинации. – Не знал, что мое общество столь обременительно для тебя, мой мальчик. Извини. Ты мог просто сказать об этом, – спокойный голос звучит где-то за спиной. Из этого можно извлечь хороший урок: для откровений мало пустого коридора и отключенных очков, убранных во внутренний карман пиджака, нужно еще следить, чтобы за спиной не было двери. А еще лучше – держать свой долбаный язык за зубами. Пока Эггси думает, как бы витиевато, но искренне извиниться перед Галахадом, тот огибает его по изящной дуге, не касаясь даже рукавом костюма, и удаляется быстрым шагом. Походка Гарри всегда была грациозной и по-кошачьи бесшумной, однако сейчас каждый его шаг отдается звоном в ушах. Лицо Роксаны приобретает сочувственное выражение. Эггси знает, что она не видела Гарри, иначе нашла бы способ его предупредить, но когда та открывает рот, чтобы что-то сказать, отрицательно качает головой. За свои ошибки нужно расплачиваться самому.