Тобирама Сенджу

      Первая, вторая, третья бутыль. А за ней — четвертая и пятая. Немало стойких мужчин упали бы без чувств после шестой — в Танзаку саке варили крепкое — однако Сенджу упрямо тянулась за седьмой, игнорируя грозный взгляд Учиха, которая эту самую бутыль отставила подальше.       — Мидори-и-и-и, я еще не наклюкалась! — И столько обиды женщина вложила в голос, что впору с капризным ребенком сравнивать. Ребенком, чью драгоценную игрушку отобрали.       — Ты обычно так много не пьешь, — спокойно ответили ей и отодвинули бутыль еще дальше.       — Пью. И ты пьешь со мной. И пьешь не эту заварную бурду, а нормальное саке.       — Эта бурда, дорогая моя, называется «чай», — сложенный веер опустился на белобрысую макушку, пресекая попытку буквально перелезть через живое препятствие и добраться до вожделенной выпивки.       — У-у-у, ты прямо как мой муж! — Закатила глаза Сенджу, картинно прикладывая руку ко лбу и откидываясь на спину, с комфортом устраиваясь на досках террасы. — «Изволь пить поменьше, у нас скоро собрание», «тебе уже хватит», «дипломатов распугаешь», или, еще хлеще, «все Учиха разбегутся»! Да он радоваться должен!       О том, что Белая Волчица наводит ужас на вражеские ряды как трезвой, так и пьяной в зю-зю, тактично промолчали.       — Я недавно встречала твой клан. Родной клан.       — О, неужели близ страны Огня прошлись? — Искреннее удивилась Аканэ, припоминая, по каким дорогам кочевали её близкие. — Хм… Старейшина на моей свадьбе вроде как клялся, что ноги их здесь больше не будет.       Эх, а какая была свадьба! С одной стороны — толпа с призывными животными (согласно традициям клана, они должны присутствовать на всех бракосочетаниях), с другой — вооруженные до зубов Сенджу, которым стоять бок о бок с диким народцем совершенно не улыбалось. В центре — присматривающиеся к друг другу жених и невеста, и если он радовался предстоящей совместной жизни, то она всё дивилась, почему на первом свидании не отправила этого дохляка в полет.       — Нет, я виделась с ними в стране Медведя. Горо-сан интересовался, как ты… как мы поживаем.       Женщины помолчали.       — Он, наверное, не знает… — Наконец выдохнула Аканэ. — О войне…       Мидори кивнула.       — Никогда не знал.       Когда Учиха была гораздо младше, когда несмышленой девчонкой вилась вокруг старших, когда вместе с отцом встречалась с главами других кланов, уже тогда кочевой клан, выходцев которого звали «дикими» за животную ярость и призывы, не интересовался ничем, что его окружало. Ни войнами, ни конфликтами. Откуда старейшине знать о вражде между Учиха и Сенджу? Откуда ему знать, что две юные химе, подруги не разлей вода, давно стали злейшими врагами?       — Надо было ударить его посильнее… Может, обошлось бы без замужества.       — Жалеешь?       — Нет. Но… просто устала.       Тогда Аканэ не ведала, какую цену заплатит за семейное счастье. Она, подобно каждому в родном клане, не знала о войне, не прислушивалась к шепоту крестьян, не замечала настороженных взглядов дорогих гостей. И не поверила глазам, когда скрестила клинок с тессэном.       Чашка с чаем опустела. Мидори наполнила её саке, сделала небольшой глоток, собралась с мыслями. Но Сенджу заговорила раньше.       — Они победили. Нет, ты только представь, они нас сделали! — Одним резким движением она села, выхватила бутыль и отпила прямо из горлышка. Поморщилась, когда саке будто прошло мимо, не затуманив мысли, как того хотелось. Паршиво признавать поражение на трезвую голову. — Договор с Танзаку не заключен. Теперь вам нет повода сидеть в глухой обороне.       — Мы бы всё равно перешли в нападение, — спокойно отозвалась Учиха, — Таджима заключил союз с Тамаки.       — Чего?! Какой, к биджевой прабабке, союз с Тамаки?! С этими вшивыми псами?       Злоба Белой Волчицы неосознанно вылилась в Ки, накрывшее сад и террасу. Тяжелое, густое, пропитанное ненавистью и яростью, отвращением и жаждой крови.       — Успокойся, — предостерегающе вспыхнуло алое зарево шарингана, мелькнуло лезвие тессэна.       Секунду погодя, губительное Ки вместе с тихим воем лишенного добычи дикого зверя схлынуло.       — Прости, — Аканэ виновато потупила взгляд, проступившие клыки втянулись, вертикальный зрачок сменился обычным. — Просто ты же знаешь, они…       — Знаю, — выдохнула Мидори, — поэтому он заключил с ними союз. Боюсь, без вашего договора с Танзаку мы вскоре снова столкнемся на поле битвы.       Над террасой снова повисла тишина.       — …Ты рассказала ему об Узумаки.       Не вопрос, утверждение.       — Не с твоих слов. Всё же я шпион, Аканэ.       Эти очевидные слова вновь подстегнули затихшую было в Сенджу ненависть, теперь уже направленную на Учиха.       Сколь бессильна злоба, столь глупы чувства.       Мидори понимала ненависть Белой Волчицы. Она понимала её боль, как никто другой, и порой сама желала выхватить боевой веер и нанести удар. Всего один, точный и быстрый, по доверчиво подставленному горлу или в самое сердце. Ни звериное чутье, ни нечеловеческая сила не спасут от смертельной раны. Жизнь оборвется, подобно тонкой нити.       И поэтому она не ударит.       Учиха слишком дорого время, которое она проводит с ней. Да, она ненавидит Сенджу — всех Сенджу, — но Аканэ для нее навсегда останется несносной девчонкой с мальчишескими закидонами, которая пряталась на деревьях, кидалась желудями, чесала пузо диким медведям, корчила рожи редким гостям и с гоготом убегала от хмурых взрослых. Той малышкой, на которую нельзя смотреть без трепетного восторга, без улыбки на губах, без легкой зависти и желания разделить веселье. Сколько бы лет ни прошло, как сильно бы её ни изменила война, какая бы ненависть ни застилала взор, удара никогда не последует.       Каждый пережил свою трагедию. Смерть близкого человека, потерю друга, предательство любимого… Но боль уходит со временем. И ты соглашаешься на любую авантюру, которая отсрочит неизбежное кровопролитие, даже если придется водить за нос родной клан, лгать мужу и обманывать детей. Они пролили достаточно слез, а потому поставили на кон свои жизни и честь, лишь бы не позволить родным скрестить оружие.       — Мы еще не проиграли, — очень тихо прошептала Учиха.       Они хранили зыбкий мир четыре месяца. Четыре месяца подделывали отчеты, уводили бойцов от границ, сбивали с пути разведчиков и перехватывали гонцов даймё. Благодаря их усилиям, четыре месяца Сенджу и Учиха не сталкивались в боях, не несли чудовищных потерь.       — Остался только мир, но мы его не получим! — Всплеснула руками Аканэ.       Подтолкнуть кланы к миру гораздо сложнее, чем разделить их. Если Таджиму еще можно склонить к прекращению вражды, то ненависть Бутсумы не умерить ничем. Глава Сенджу не умел прощать, не умел отпускать боль, каждую потерю он принимал так близко к сердцу, что оно уже давно дало трещину и не сломалось только благодаря поддержке жены. Если самый близкий человек вдруг предложит мир с ненавистными демонами, оно не выдержит.       — Мы получим договор, — острие веера просвистело перед носом у Сенджу, которая после этой фразы попыталась уползти куда подальше. — Ты куда?       — М-м-м, я тут поняла, что мне хватит. Видишь, ик, шатает уже, ик! Даже ползу, ик! Так что я сейчас без всякой бюрократии, без умных слов и бумажек пойду и вздремну, а ты пока посидишь и поду… Упс.       Когда веер раскрылся, демонстрируя острые лезвия, Аканэ невольно втянула голову в плечи и судорожно сглотнула.       — Дорогая моя, — от ласкового голоса Мидори ухнуло сердце, — трезвая, как стеклышко, подруга. Мне показалось, или ты вздумала оставить всю работу на меня?       Надо ли говорить, что драть когти от шаринганистого демона, растянувшего губы в садистской улыбке, было, как минимум, неразумно?