Тобирама Сенджу

      Это был один из тех редких беззаботных деньков, когда даже сын (а для кого-то дочь) главы клана Сенджу вздыхал полной грудью и отдыхал душой и телом. Это был «выходной» в преддверии Танабаты.       К немалому удивлению Тобирамы, Танабату, традиционный японский праздник, в этом мире отмечали с положенным размахом. Шиноби придавали желаниям большую значимость и сворачивали все военные операции на дни подготовки и празднования. Даже самые свирепые кланы склоняли головы и опускали наточенные до блеска клинки. Люди стремились возвратиться домой к торжеству, а самые смышленые за месяц до Танабаты взваливали на себя прорву дел, чтобы после ни на что не отвлекаться.       Девочка прослышала об этом едва ли не за день до Танабаты. Ей показалось странным, что улицы украсили красочными фонарями и стеблями бамбука, а на витрины магазинов выставили роскошные кимоно, хаори и хакама. Со слов Хаширамы, он впервые заговорил о празднике еще месяц назад, и с тех пор напоминал о нем едва ли не каждый день, на что Тобирама неоднозначно пожала плечами. Она постоянно сортировала речь брата на две категории: важное и глупое, или же — полезное и бесполезное и, наверное, неосознанно сочла болтовню о празднике информацией маловажной, что поняла только за день до торжества.       Еще больше принцесса пожалела, когда увидела женские наряды. Нет, это были те же кимоно, хаори и хакама, но как же искусно они были выполнены, как же они сияли. Каждая женщина в подобном наряде будет выглядеть восхитительно! Девичья натура взыграла не на шутку, но Тобирама совладала с чувствами, относительно легко согласившись на гору тряпья, предназначенного мужчинам. Разумеется, портные не ударили в грязь лицом, и мужские наряды практически ничем не уступали женским, но всё же было в цветочных узорах и изящных бантах что-то такое, что заставило юную принцессу пожалеть о сделанном выборе.       За день до Танабаты буквально расцвел отец. Он по-прежнему хмурился, недовольно гаркал на подчиненных, изъяснялся коротко и грубо, не упускал возможности продемонстрировать стальную хватку и жестокий характер, но всё же широко и со всей искренностью и душевной теплотой улыбался, особенно рядом с супругой. Удивительно было наблюдать за тем, как светлеет его лицо, как у глаз расглаживаются морщинки, как матерый, погрязший в кровопролитной войне боец превращается в заботливого мужа, коим был в далекой-предалекой молодости. А мама рядом с ним, «дикарка» и «варвар кочевого племени», затмевала любую женщину в клане, пленяла дикой грацией и звериным очарованием хищника. Её завистницы, жены старейшин и далекие от войны девушки, теряли дар речи. Возможно, они были красивее и изящнее, возможно, умели вышивать, танцевать и петь, но всё равно блекли на фоне величественной куноичи.       У Аканэ был шарм, присущий женщинам-героям этого мира. Тобирама как-то не уследила за языком и брякнула при брате, что мама бы обязательно подружилась с Кровавой Хабанеро. На закономерный вопрос Хаширамы, что это за «Акачинеро» такая, девочка с невозмутимым видом наплела с три короба про древнее-предревнее сказание, в котором воспевалась некая великая куноичи, после чего умело перевела тему на техники запечатывания. Может, это Тобираме, как бывшей наблюдательце за историей со стороны, просто так казалось, и Аканэ была совсем не похожа на пресловутых Микото Учиха, Кушину Узумаки, Мито Узумаки и Тсунадэ Сенджу.       Принцесса Сенджу замечала на себе тревожный взгляд матери и её на диву робкие попытки убедить дочку приодеться. Робкие, потому что сама женщина прекрасно осознавала, как глупо это будет выглядеть, особенно после тех усилий, которые семья предприняла, чтобы выдать Тобираму за мальчика. К тому же, девочка не была «им», и яркие эмоции подобные сожалению, напрямую связанные с прошлым родным миром, скрывала из рук вон плохо. В конце концов, Аканэ взяла дочку за локоток и вручила мешочек монет со строгим наказом купить что-нибудь строго для себя.       — Запомни, Тигренок, неважно, что ты купишь, — женщина крепко-крепко обняла дочку, стараясь унять беспокойное сердце. — Главное, чтобы тебе нравилось. Будь то заколка, платье, книга, оружие или даже мягкая игрушка — что захочешь. Тебя никто за это не отругает.       — Х-хорошо, мам, — смущенно ответила Тобирама, неуверенно обнимая в ответ. Она с трудом сохраняла каменную моську, да и то губы кривились, так и норовя растянуться в улыбку во все тридцать два. На душе было так хорошо и приятно, а в груди разгоралось странное тепло.       — Сохраним это в секрете от папы и брата, договорились? — Аканэ выпустила девочку из объятий и растрепала ей волосы. Короткий белый ежик щекотал мозолистую ладонь. — Хех, если захочешь их отрастить, то смело отращивай, поняла? О, но, если осмелишься остричь их горшком, как один тупица, то я лично закину тебя в круг призыва и отправлю на Волчью Равнину, поняла?       Испугавшись больше перспективы ходить с ночным горшком на голове, чем быть закинутой в гости к призывным животным матери (у них, между прочим, характер не подарок), Тобирама усиленно закивала головой. А, ну вот, опять, излишнее проявление эмоций. Ей надо быть сдержанней, гораздо сдержанней! Ух, ну почему вся модель поведения рушится рядом с этой женщиной? Ей обязательно надо напоминать о не самых лучших вещах в этой жизни? Но кое в чем она права. Брата, которому взбрело в голову подравнять не только ветки бонсая, но и свою волосню, иначе как тупицей не назвать. Хотя, она всё равно его любит.       Расставшись с матерью, Тобирама решила пройтись по любимым лавкам. Как ни странно, а первыми в очереди были стенды оружия и лавка с письменными принадлежностями.       Устройство кланового селения было очень схоже с устройством скрытой деревни. В конце концов, зачем заново изобретать велосипед, когда можно его видоизменить и усовершенствовать? В основу системы Конохи наверняка лег уже устоявшийся порядок. Тобирама вела к тому, что не каждый в клане — шиноби. Оружейники, бронники, портные, повара, строители, рукодельцы и другие мастера. Разумеется, их было гораздо меньше, чем при деревне, поддерживаемой общими усилиями нескольких кланов, но достаточно для полноценного и комфортного существования селения. Здесь не все приходились друг другу родственниками по крови, ведь Сенджу заключают браки чаще из выгоды, чем по любви. На фоне этого правила брак Бутсумы и Аканэ — сущая аномалия! Или твердолобость и упрямство молодого и горячего главы клана. Тем не менее, шиноби, как правило, искали пару не по любви, а по силе, чтобы передать свои лучшие качества будущему чаду, а вот обычные трудяги следовали зову сердца.       В лавке письменных принадлежностей Тобирама не нашла ничего интересного: чернила, пустые свитки, схемы, печати да базовые символы. Зато в оружейной лавке «сын» главы клана завис надолго, погрузился в изучение новой партии смертоносного железа. Минуя ряды вывешенного на стене холодного оружия, Тобирама раздосадованно подмечала, что всё это можно отыскать и на тренировочной площадке, пусть и худшего качества, а покупать новое для простой практики — лишняя трата денег. Когда девочка уже собралась уходить, дабы найти что-нибудь занятное в швейной мастерской, взгляд зацепился за белое и пушистое… нечто.       — Пушистый… — Зачарованно прошептала Тобирама.       На ощупь он — теплый и мягкий. Его белый плотный пух щекотал ладонь. Такой уютный, такой… приятный. Неясно, правда, чей. Для волка — недостаточно жесткий, для лисы — шибко длинный. Он потемнел от пыли, наверное, уже долго висит среди всего этого оружия никем не замеченный.       Но для Тобирамы, это была любовь с первого взгляда.       — Что она делает? — Бутсума стоял на углу дома, откуда прекрасно просматривался балкон, и наблюдал за дочерью. От увиденного он даже позабыл, что должен обращаться к ней как к сыну.       — … — Хаширама, который стоял рядом, вовсе потерял дар речи. Такого он никак от сестры не ожидал.       — Что тут у вас за собрание? — Навалилась на спину мужа незаметно подошедшая Аканэ и проследила за взглядами сына и мужа. — О! Хм, дорогой, у тебя разве нет важных дел? И ты, Хаширама, иди-ка потренируйся, потом с братом поговоришь.       — Н-но!.. — Хаширама, в отличие от Бутсумы, помедлил.       — Давай-давай! — Подтолкнув сына, Аканэ, прежде чем уйти самой, бросила короткий взгляд на дочь. — Пф, а я-то переживала, какая у меня взрослая девочка растёт. Какой же она еще ребенок…       А Тобирама лежала на деревянном полу и, переворачиваясь с бока на бок, прижимала к груди пушистый воротник и самозабвенно смеялась, наслаждаясь легкой щекоткой и теплотой белого меха.