Тобирама Сенджу

При всем уважении к Учиха Таджиме, Учиха Хикаку категорически отказывался понимать, почему его, опытного и закаленного в жестоких боях с Сенджу воина, назначили нянькой для самого непредсказуемого шиноби клана. Согласно мнению большинства, таковым, конечно, являлся Мадара, чему поспособствовал борзый нрав и никудышное терпение оного, но Хикаку-то знал, кто на самом деле заслуживал титула самого проблемного гения молодого поколения. Присматривать за Изуной было невозможно. Да и само понятие «присматривать» не вязалось с обученным шиноби. Ему дай повод кого-нибудь прибить, так он прибьет, причем не физически, а морально, со вкусом и расстановкой. Недаром рядовые бойцы, ценившие свое душевное спокойствие, буквально растворялись в воздухе, едва завидев его многообещающую ухмылку. Редкие моменты снисхождения на этого шиноби накатывали, дай Рикудо, раз-два в месяц, тогда с ним и поговорить можно было нормально, не опасаясь какой-нибудь подлости. Этот клочок неприятностей из проклятой всеми заразы превращался в ласкового котенка только подле старшего брата, заботливо терся о его бок и едва ли не мурлыкал. И никто бы не поверил, что в детстве у братьев была привычка драться между собой за всё, что плохо лежало. Впрочем, кое-что как было, так и осталось: младший по-прежнему умело успокаивал старшего и был этаким стоп-дзюцу. Жаль, такого же «стоп-дзюцу» не находилось на самого Изуну, а нечастые выговоры или оклики Мадары действовали на него оттого плохо, что их эффект держался максимум часа два-три. На фоне этих неприятностей Хикаку находил себя истинным мучеником. Как нянька, он обязан был следить за Учиха Изуной и помогать тому, если потребуется. Причем, наблюдаемый о своем наблюдателе был осведомлен и всячески этим пользовался, спихивая на него работу, которую должен был разгрести сам. Благо Изуна спихивал на Хикаку исключительно бытовые заботы, а вот за бумаги садился сам и за них же усаживал брата, ибо у старшего сына главы явно была какая-то аллергия на все канцелярские дела. Не просто так же он обходил их десятой дорогой? Тем не менее, грош цена была Хикаку, как шпиону. Он постоянно упускал Изуну из виду, причем столь же часто, как другой нянька-Учиха упускал Мадару. Талант к внезапным исчезновениям у братьев был удивительно развит и, даже скооперировавшись с «товарищем по несчастью», приставленным присматривать за Мадарой, два горе-наблюдателя лишь безуспешно слонялись по деревне, из раза в раз осознавая глубину своего провала. «Товарища по несчастью», к слову, звали Учиха Рай. Высокий, бледнокожий, черноглазый – типичный Учиха, разве что волосы не отращивал и не стягивал в хвост, как большинство, и кунаем остриг под неровное каре. У Рая были удивительные способности к маскировке: кокон чакры, которым он себя окружал, был фактически непроницаем для сенсоров, и в чакра-диапазоне воспринимался естественным природным элементом. Идеального шпиона и командира немаленького отряда отозвали с передовой только из-за серьезного, по мнению Таджимы, ранения – Рай по неизвестным причинам ослеп на левый глаз. Не было ни шрама, ни ушиба, ни каких-либо признаков удара, но зрачок исчез, а радужка выцвела, и сколько бы Рай не пытался скрыть сей факт от главы, обеспокоенные подчиненные всё же доложили о его травме. Однако Рай был не из тех обалдуев, кому только дай шанс, так всю войну пролежат на футоне. Не желая перечить главе, он действительно остался в лагере, но и дня не прошло, как заявился на учебные полигоны и взялся за подрастающих шиноби. Таджима, вполне осознавая, что не удержит энтузиаста на месте, не приказал, а обратился к нему с просьбой присмотреть за старшим сыном. Рай согласился и, насколько знал Хикаку, о выборе не жалел. – Значит, опять?.. – Грузно выдохнул Таджима, борясь с труднопреодолимым желанием приложить ладонь ко лбу. Перед ним с почтением преклонили колено Учиха Хикаку и Учиха Рай, которых он назначил по мере сил следить за сыновьями. – Да, Таджима-сама, они пропали только что, – ровным тоном доложил Хикаку. – Как всегда, в общем, – подавил смешок Рай, за что удосужился уничижительно взгляда от коллеги, но умышленно его проигнорировал. На настолько бездарные и глупые промахи, описать который не нашлось бы слов даже у старейшин, Таджима снисходительно закрывал глаза. Первое время он злился на подчиненных, грозился отправить биджу на прокорм или устроить няньками для престарелых, но, как оказалось, их вины здесь не было. За таинственные исчезновения отвечал Изуна, а ему в уме не откажешь. Вероятно, уходы старшего брата прикрывал он же. Таджима вновь глубоко вздохнул. – Найти их? – Подобравшись, осторожно задал вопрос Хикаку. – Нет. Им всё равно ничего не грозит. По-видимому, глава клана считал пустым беспокоиться о молодых гениях, пробудивших и овладевших шаринганом в условиях шаткого мира с Сенджу. Его сыновья не подвергались стрессу, который испытали бойцы постарше, но, тем не менее, превзошли все возложенные на них ожидания. Таджима как-то обмолвился, что посмеялся бы над глупцами, по незнанию сунувшимися к его наследникам. – Э, вы уверены, Таджима-доно? – Приподнял брови Рай. – Я понимаю раньше, но сейчас мы на пороге войны с Сенджу. Неразумно оставлять детей без внимания. «Ты сам ребенок!» – Едва сдержал язык за зубами Хикаку, категорически не признававший панибратства с главой клана. К тому же, возраст напарника он припомнил весьма резонно: Раю было всего двадцать. «Ребенок, который командует целым подразделением. А чего добился ты?» – Неприкрытая насмешка сквозила во взгляде молодого шиноби. Хикаку скрипнул зубами и благоразумно оставил едкие комментарии при себе, потому что действительно занимал должность ниже, чем следовало бы в его возрасте. – Да что с ними станется? – К немалому удивлению подчиненных, приземленно фыркнул Таджима, растягивая губы в кривой усмешке. Сейчас он был таким... простым, совсем не походил на холодного и расчётливого главу, каким привыкли его видеть. Рай и Хикаку синхронно сглотнули, осознавая, какое им оказывают доверие. А еще у Рая было такое чувство, будто глава знал об исчезновениях сыновей много больше, чем номинальные няньки. – К тому же, Буцума еще не потерял остатки разума. Надеюсь... Ну, а вам приказ. Ни слова старейшинам. – Так точно, глава! – Хором отозвались шиноби и уважительно склонили головы. Таджима опустил взгляд на бумаги в руках. – Не подведи меня, сын. – Он усмехнулся. – Ведь теперь всё будет зависеть только от тебя.

***

Если бы он смог понять, зачем снова сюда пришел, то его жизнь наверняка стала бы проще. Если бы он набрался решимости метнуть в доверчиво подставленную спину кунай, то непременно бы так поступил. Если бы «если» в его жизни было меньше, врожденная ненависть работала бы правильно. К сожалению, их было много, по-биджеву много, и ненависть сбоила, который год по кривой дорожке обходя одного белобрысого Сенджу. Изуна Учиха отказывался признавать, что вместо кровной неприязни испытывал к Белому Демону что-то другое, и с силой сжимал кулаки. Так или иначе, сегодня всё закончится. – Так и будешь сидеть в кустах? – Тобираме, по-видимому, надоело ждать, пока Учиха закончит самокопание и поравняется с ним. Изуна хмыкнул и приземлился в двух шагах от Тобирамы. Они стояли на вершине полюбившейся старшим братьям скалы. Над раскидистым лесом царила звенящая тишина. В чаще, разделенной водной границей, прятались два могущественных шиноби, чью чакру отчетливо ощущал даже Изуна. Вне сомнений, Хаширама и Мадара чувствовали присутствие друг друга, но ни тому, ни другому не хватало смелости сделать первый и, возможно, последний роковой шаг, что перевернет их жизни. Казалось, сам мир замер, ожидая, пока грянет гром. Изуна медленно извлек клинок из ножен. – Даже если ты пришел сюда, я не собираюсь с тобой драться. – Обернулся Тобирама на звук, что-то сжимая в кулаке. – Пока что. – Тогда что ты будешь делать? – Нехорошо усмехнулся Изуна, как бы невзначай бросив взгляд вниз. – Будешь ждать, пока они сорвутся? – Ничего. – Безразлично пожал плечами Тобирама, заставляя Учиха споткнуться на ровном месте. – Я ничего не собираюсь делать. Чего ты от меня ждешь, Изуна? – Упомянутый едва заметно поморщился, когда к нему обратились по имени. – Что я рванусь туда и, брызжа слюной, начну оскорблять ваш клан и твоего брата в частности, попутно пытаясь порубить его на куски? – Вполне в духе такого Учиха-ненавистника, как ты. – Едко прошипел Изуна, буравя Сенджу взглядом. – Кто бы говорил... – Тихо пробурчал Тобирама, но его слова были услышаны. – Я не ненавижу Учиха. Вы опасны, потому что из всех кланов, с которыми мы воюем, вы – сильнейшие. Короткая передышка под видом мирного договора эту правду не изменила. Вы по-прежнему достойные противники и самая большая угроза для нас. На самом деле, мне интересно, кто придумал небылицу о «кровной ненависти». – Я удивлен, что годы войны между кланами тебе ни о чем не говорят. – Изуна всё же опустил оружие. Было в словах Тобирамы что-то, что его задело. – Мы убиваем друг друга. Ненавидим. Презираем. Что это, если не кровная ненависть? Тобирама удивленно моргнул и, кажется, с трудом удержался от желания сложить «кай». Изуна скептически на него посмотрел и махнул рукой в сторону леса, как бы намекая, что, раз драка не состоится, то всё зависит не от них, а от засевших в лесу то ли гениев, то ли идиотов. Учиха действительно предлагал просто «поговорить», несмотря на неотвратимую беду, нависшую над ними. Сенджу шумно выдохнул, замахнулся и запустил небольшой камень, который до этого сжимал в кулаке, куда-то высоко и далеко. – Что это было? – Яд, – честно признался Тобирама и смахнул с ладоней тонкую водяную пленку. – На камне? – Ты бы ведь не стал уворачиваться от мелкой гальки? Изуна хмыкнул. – Так что там с кровной ненавистью? – Поторопил он. Сенджу состроил странное выражение лица, будто боролся с огромным соблазном ответить нечто весьма своеобразное. Очевидно, он сдержался. – Я бы назвал это просто «ненавистью», только очень сильной и избирательной. Каждый в клане сам решает, ненавидеть или нет. В конце концов, – он пожал плечами, – это просто война. На ней естественно убивать. А будь эта ненависть кровной... Ну... Разве стояли бы мы тогда тут? Ведь сердцу не прикажешь. Кто бы не привил людям веру в «кровную войну», он явно не учел в расчетливом кровопролитном плане такую данность, как человеческий фактор. Люди – не послушные безвольные игрушки, они носители мечтаний и желаний, они руководствуются чувствами и отталкиваются от мировоззрения. Всё же вынужденный взрослеть в обнимку с мечом маленький ребенок не обязательно вырастал жестоким и беспринципным воином. Точно так же на становление личностей Хаширамы и Мадары повлияла их встреча с друг другом. Наследники великих кланов не разделили всеобщую ненависть, потому что заметили поразительную схожесть их жизней. Это несоответствие, это нарушение привычного хода истории, оно привело к крепкой и глубокой связи между двумя детьми, подростками, юношами, будущими лидерами великих кланов шиноби. А жалкие попытки исправить этот просчет пресекались Тобирамой и Изуной. Каждый из них преследовал свои интересы, укрывая тайну старших братьев, но, безусловно, руководствовался слабой надеждой, что их действия на что-то повлияют, что-то изменят. По крайней мере, именно так обосновывал свои действия Изуна. Несколько лет назад он собственноручно придушил ненависть, которую считал кровной, и заставил себя играть по чужим правилам. Возможно, он сам не заметил, как со временем прекратил переступать через гордость, как перестал оправдываться перед кланом, как начал считать свои решения единственным разрешением конфликта, и как... наслаждался мирным временем. Временем без неисчислимых жертв. Временем, когда соклановцы возвращались с миссий израненными, но живыми. – Вот уж не думал, что ты в этом признаешься. – Изуна тихо фыркнул от смеха, чего, правда, из-за широкого ворота было не видно и не слышно. – Я же говорил, нет? – У Тобирамы улыбка была кривой и слегка нервной. Загляни ему сейчас кто в голову, то понял бы, что девушка ждала ожесточенного боя, а не мирной беседы. Сейчас, ощущая на себе вполне благожелательный взгляд младшего Учиха, ей хотелось спрятаться за ближайший валун и переждать встречу брата там. План уже полетел биджу под хвост, а дальше-то что будет? – Я не ненавижу твой клан и никогда не исключал возможность союза. К слову, что это была за показательная агрессия? – Не понимаю, о чем ты~ – Буквально пропел Учиха, сверкая лисьим прищуром глаз. Изуна смотрел с легким укором, ибо помнил о яде, заготовленным Сенджу на случай неблагоприятного хода событий, но, в общем-то, ни в чем не винил своего соперника. Он ведь тоже не ожидал, что разговор завершится на неправдоподобно дружественной ноте. Тобирама неожиданно насторожился и резко вернулся к наблюдению за затихшим лесом. Изуна заметил мгновенную перемену в поведении Сенджу и непроизвольно подцепил пальцем запрятанный в складках одежды кунай. – В чем дело? – Слежка. Трое... нет, четверо. Хорошо прячутся. Учиха поравнялся с Тобирамой и всмотрелся в даль. Вспыхнул шаринган. – Биджу их побери, личный отряд старейшин. – Куда?! – Сенджу схватил готового сорваться с места Изуну, безапелляционно оттащив того назад. – Дашь им всё испортить? – Гневно прошипел тот. – Если они подобрались так близко, то уже засекли чакру Сенджу. Полезешь сейчас – спровоцируешь всех. Что ты знаешь про этот отряд? Какие-нибудь особенности? – Подчиняются только старейшинам. Отлично обучены, иначе бы я засек и избавился от них раньше. – Изуна требовательно повел плечом, чтобы его отпустили. Он не чувствовал вины или неправильности, раскрывая слабости отряда из своего клана. К тому же, он всегда недолюбливал старейшин. Кому они вообще нравились? – Они не нарушат отданный приказ? – Нет. – Значит, не покажутся... Ну, тогда еще не всё потеряно. Тобирама ухмыльнулся, подобрался и спрыгнул вниз со скалы, исчезая в листве. Изуна, по-прежнему не до конца осознав план Сенджу, последовал за ним.

***

– Мадара! В миле от скалы, под которой в недалеком будущем воздвигнут первую деревню шиноби на материке, пролегала синяя полоса мелководной реки. Деревья у неё поредели, землю покрывал толстый слой глины и гальки, а редкие тропы обросли жухлыми кустами. Мадара осторожно, с достоинством прошагал вперед. Хаширама напротив был непривычно серьезен. Казалось, глаза обманывали, словно поддались навеянной больным умом иллюзией, зыбкому миражу. Сенджу пришел налегке, в неуклюже наброшенном поверх рубахи кимоно, – он по-прежнему не научился подбирать одежду, – и глупых сандалиях, явно неподходящих шиноби. Длинные волосы были растрепаны, будто мужчина пробирался с боем через лес, чего не могло быть всуе, ведь природа заботливо опекала своего любимца. И всё же, никто бы не посмел усомниться в нем сейчас. Окажись перед Хаширамой армия, она бы содрогнулась под тяжестью его присутствия, ни один, вплоть до самого захудалого бойца, не осмелился бы поглумиться над непритязательной внешностью будущего главы Сенджу. Воины поостереглись бы быть раздавлены даже не техникой, а взглядом. Подобную решимость доселе Мадара ощущал лишь единожды, когда, протянув руку, предложил другу и товарищу воздвигнуть деревню у подножия величественного склона и примирить враждующие кланы. Только теперь руку протягивал не он. Этот пылкий взгляд Хаширамы пробивался сквозь любые выстроенные Мадарой стены. Годы крепкой, почти братской дружбы сказались на их душах. И Мадара не смел усомниться в том, с кем разделял мечты и стремления. Проведенное с Хаширамой время он по праву мог назвать лучшим. Хаширама оставался непоколебим. Испытываемые перед встречей страх и неуверенность истончились, исчезли перед очевидным фактом: «сейчас или никогда». Если он отступит, поддастся тревогам, то все усилия, все годы дружбы обратит в прах, и даже за сотню жизней не искупит вину за бегство. Он отчетливо помнил миг, когда пришел в поисках утешения на эту самую реку. Его захлестывало отчаяние, боль от непонимания взрослых, терзало одиночество... а Мадара его спас. Всего парой слов, одним разговором по душам, простой искренностью и непринужденностью - всем, что будто отверг родной клан. Эмоциями, забытыми во горне войны. Хаширама помнил, как, несмотря на слезы, обвинительные реплики и бессилие детей перед взрослыми, Мадара с бесстрашной улыбкой протянул руку, предлагая ухватиться за неё, как за спасительный маяк. «Только тебе в голову могла прийти такая глупая идея... Но давай сделаем это! Давай построим деревню! Место, где наши близкие будут в безопасности!» Это была не просто мечта. Это была осуществимая цель. Впервые её услышав, Хаширама был уверен, что она найдет отклик в сердцах его тогда еще живого младшего брата Итамы и младшей сестры Тобирамы. Даже Тока, возможно, приняла бы её. «Можно ли назвать взрослых глупыми?» – Спросила однажды Тобирама. Это было на следующий день после смерти Каварамы. Дети собрались в лесу на широком срезе векового дерева. – «Если они хотят остановить резню... они должны подписать соглашение с противником». Тогда она еще даже не была шиноби. Теперь Хаширама стоял на перепутье, но свой выбор он сделал давно. – Мадара! – Он повторил громче, увереннее. – Семь лет назад я сказал, что не знаю, что ждет нас в будущем. Я спросил у тебя, что мы можем изменить. Ты ответил, что мы должны стать сильнее, чтобы взрослые... восприняли нас всерьез! Мадара молча внимал пылкой речи друга, не сводя внимательного взгляда с протянутой ему руки. Сколько раз они пожимали друг другу руки на протяжении семи лет? И первый раз в этом жесте было заключена настолько огромная важность. – Наша мечта... нет, наша цель... Если наследники великих кланов пожмут друг другу руки, клановая вражда не возобновится. Мы встретились, когда мы еще воевали, но сейчас, пока сражения не вспыхнули с новой силой, это наш шанс. Хаширама и Мадара никогда не сталкивались в битве, но их силу знали все. Разница была лишь в том, что демонстрировали они её не в сражениях с друг другом, - раз Учиха и Сенджу избегали стычек из-за неоспоримого преимущества последних, - а в столкновениях с другими кланами, с вольными наемниками-шиноби и с прочими могущественными противниками, заказанными страной. Их авторитет не смели оспаривать. И это была возможность, которую они не смели упускать. – Мадара, давай заключим соглашение. Давай заключим... мир. «Дети больше не будут умирать». «Больше не будет жертв». Столь многое было недосказано. Хаширама хотел продолжить, но... – Хн. Губы Учиха пересекла ухмылка. Кривая, но добродушная. Слегка зловещая, но одобряющая. В три шага, оставляя круги на воде, Мадара пересек реку и остановился рядом с Хаширамой. – Я Мадара Учиха, глава клана Учиха. – Неожиданно произнес он. – Официально буду назначен утром завтрашнего дня. И твое предложение, Хаширама Сенджу... Он с силой сжал руку друга. – Я принимаю.