— Я вас не понимаю! — Я вас люблю. Со всей страстностью! (Джейн Остин — Гордость и Предубеждение)
Эйфория Кёко продлилась ровно до того момента, пока в дом вновь не вернулось электричество. В этот миг ее словно окатили ведром ледяной воды. В голове тут же стало ясно, как в божий день. Кажется, такой смущенной она не была никогда. Ее щеки, залитые румянцем, походили на два крупных спелых граната. Когда, подняв глаза, Могами увидела перед собой взбудораженное лицо Тсуруга Рена, она осознала всю непристойность, странность и нелепость произошедшего. — Моя жизнь больше не будет прежней. Почему нельзя повернуть время вспять? — все ее нутро кричало, раздирая Кёко изнутри. Собственный голос раздавался в голове все громче, и с этим ничего нельзя было поделать. Что-то нужно было сказать Тсуруга-сану, нарушить это неловкое, душащее обоих молчание. Но ничего, как назло, не приходило на ум. Ни одного слова. Эти двое стояли друг напротив друга, как две восковые фигуры на выставке — такие настоящие, но такие неживые. Совсем. Сама Могами была готова ко всему. Но или почти ко всему. Она не прочь была услышать любое нравоучение от Тсуруги Рена: «Нельзя позволять кому-либо так легко себя поцеловать, даже мне… твоему семпаю» (только вот Рен всегда считал это трудной стратегической задачей, почти невыполнимой, равноценной хождению по минному полю), или «Могами, это просто репетиция из сцены. Ты забыла сценарий?», «Кёко, это была просто шутка. Ты так испугалась!». Кёко была готова к чему угодно, ведь она не может нравиться самому Тсуруга Рену. Не в этой жизни. «Чтобы в такую, как я, влюбился Тсуруга Рен? Это просто невозможно! Это абсурд! Кёко, пора спуститься с небес на землю и не принимать чужое хорошее отношение к тебе за нечто большее. Прими всю никчемность ситуации!» — вела Могами сама с собой внутренний диалог. Тишину нарушила веселая мелодия. Рен едва не выронил телефон, доставая его из кармана пиджака. Но, даже не смотря на то, что он выглядел рассеянным и потрясенным до глубины души, отвечая на звонок, его голос звучал, как обычно: дружелюбно, вежливо, размеренно. — Да, Яширо. Ничего не случилось. Просто на несколько минут дом оказался обесточен. Нет, я не застрял в лифте. Документы уже у меня. Уже иду. Хорошо, я спущусь по лестнице. Кёко? С ней тоже все в порядке. Она немного напугана. Нет необходимости подниматься, жди меня в машине. Пока Рен был увлечен разговором с менеджером, Могами решила, не теряя времени, сбежать. Ей нелегко было признать, но она струсила. Потому что стоит Рену закончить разговор и опять, вся душащая и сжимающая под самое горло атмосфера, вернулась бы. Кёко было страшно и стыдно одновременно. Эмоции раздирали ее изнутри, она едва могла себя сдерживать, чтобы не расплакаться или не раскричаться, бегая и топая ногами, да или просто все вместе сразу. Откровенно говоря, Могами была на грани истерики. Один щелчок пальцев — разразиться неведанная в Токио буря. Нащупав удивительно быстро в сумке ключи, Кёко поспешила открыть дверь. На звук поворачивающегося ключа в замочной скважине, обернулся Рен. Могами выдавила из себя что-то наподобие улыбки, что больше походило на оскал хищника, и поспешила просочиться внутрь своей квартиры, по-идиотски махнув рукой на прощание. С грохотом захлопнув дверь, Могами нервно заперлась изнутри, будто стоит промедлить хотя бы на секунду и Тсуруга Рен вынесет ее вместе с дверью. Взглянув на свои руки, она с ужасом обнаружила, что они дрожат. Ее трясло так, как-будто случилось что-то из ряда вон выходящее. Из-за порыва нахлынувших эмоций, Кёко побежала со всех ног в комнату, в спешке сбросив обувку в коридоре. Она бросилась на кровать и разрыдалась, потому что больше не могла сдерживать подступающий к горлу комок слез. Кёко уткнулась носом в подушку, которая быстро стала влажной, накрылась одеялом и через некоторое время уснула, тихонько всхлипывая.***
Когда Могами проснулась, за окном только светало. Алый закат озарил комнату. С трудом открыв припухшие от слез глаза, Кёко уставилась в экран телефона. На дисплее светилось время: «5:23». Не желая вылазить из постели, Кёко нырнула с головой под одеяло. Воспоминания минувшего вечера, казались просто страшным сном. Неужели это было на самом деле? Было. Губы помнят. — А-а-а-а-а-а-а, — заголосила Кёко и отбросила на пол одеяло. — Что мне делать? Боже, что мне теперь делать? Вдруг прозвенел телефон. Пришло сообщение на электронную почту. Могами с настороженностью взяла его. На маленьком экранчике светилось: «Моко-сан». От того, что сообщение было не от Тсуруги-сана, заставило девушку просиять. В минуты не покоя — это как душевный пластырь на свежий порез. Кёко поспешила прочитать сообщение: «Как твое самочувствие? Мне нелегко это признавать, но я волнуюсь. Моко». — Моко-сан! Моко-сан, моя лучшая подруга! Так приятно, что лучшая подруга волнуется обо мне, — радовалась Кёко, как маленькая девочка новой кукле, подаренной родителями. Кёко поспешила написать ответное сообщение: «Моко-сан, я в порядке». — Но я совсем не в порядке… — расстроено пролепетала Могами и стерла сообщение. — Я не могу солгать, Моко-сан… «Моко-сан, мне уже лучше. Увидимся на студии». — Слишком формально. Моко-сан обидится, — Кёко нервно сжала губы, уставившись в экран, где около последней буквы мигал курсор. А потом одним нажатием на кнопку стерла и это сообщение. «Моко-сан, можно тебе позвонить?». Отправив сообщение, Могами оставила розовый телефон на кровати, а сама подошла к окну. Солнце поднималось из-за горизонта. Алые лучи окутывали в теплых объятиях, будто пытались сгладить все скопившееся внутреннее напряжение. Лучи неприятно, но терпимо били по глазам. Кажется, им просто нужно было привыкнуть к свету. Слишком часто и много она бывала во мраке. В окнах соседних домов все быстрее загорался свет, а, проезжающих машин на дороге под окнами с каждой минутой становилось все больше. «Интересно, а Тсуруга-сан уже уехал? Тогда, возможно, кто-то, так же, как и я смотрит из окна и видит его автомобиль среди остальных?» Знакомое пиликанье раздалось за спиной, и Кёко поспешила прочитать сообщение. Но оно было, к сожалению, не от Моко, а от Рена. Кёко долго не решалась открыть его. Но чему быть, того не миновать. « Доброе утро, Могами. Надеюсь, не разбудил тебя так рано. У меня съемка в утреннем шоу, поэтому за тобой в 8:00 приедет Яширо на машине агентства. До встречи на студии. Тсуруга Рен». — Слишком формально, — подумала вслух Кёко. — Для вас это ничего не значит, ведь так, Тсуруга-сан? Недовольно отбросив телефон в сторону, Могами поспешила на кухню готовить завтрак. Аппетита не было, но от чашки чая она бы не отказалась. Просто хотелось выпить чего-то горячего. Хотелось согреться изнутри, ощутить приятное тепло, разливающееся по телу. Казалось, сердце замерло, покрылось коркой льда, застыло в ожидании от собственного бессилия, напрасных надежд. А чай, может быть, чай растопит этот лед, раз любовь не в силах? Подумаешь, чай и любовь не одно и то же, но они оба согревают. А разве имеет значение, когда ты замерзла и хочешь хоть немного тепла? Как всегда говорила хозяйка в Киото: «Чай — это огромный мир, помещенный в маленькую чашку». — Что ж, сегодня мой мир — это зеленый чай с листьями мяты и долькой лимона, — ободряющим голосом сказала Кёко, добавляя палочками в чайник ароматные листья мяты. Из комнаты послышалось очередное пиликанье телефона. Закончив с приготовлением чая, Могами вернулась обратно в комнату. — Моко-сан ответила! — радостно воскликнула Кёко и открыла сообщение. « Я так понимаю, у тебя что-то случилось? Тогда звони. И советую поторопиться, я скоро выезжаю на студию. Мои сцены сегодня самые ранние. Моко. P.S. В метро местами по пути плохая связь. Я не хотела бы упустить что-то важное. Жду звонка». — Моко-сан переживает, — Могами покраснела и засмущалась от собственных слов. Кёко уже собиралась позвонить, как ее большой палец застыл буквально в сантиметре от кнопки «вызов». — Но, что я скажу Моко-сан? Моко-сан, тут такое дело, я вчера целовалась с Тсуруга-саном. Да это сумасшествие! Могами, продолжая держать телефон в руке, завалилась спиной на все еще не заправленную постель. Представив разговор с Моко, Кёко поняла, что не сможет и слова вымолвить. — Моко-сан, меня поцеловал Тсуруга-сан… — слыша собственные слова, Могами закатила глаза. — Нет. Это звучит еще хуже. Почему все так сложно? Тогда, может быть… Моко-сан, я поцеловала Тсуруга Рена! — Кёко залилась идиотским нервным смехом от собственных слов. — Она либо решит, что я все придумала и так зло пошутила, либо, что мы репетировали наши роли. Так ничего и не придумав, Могами набрала номер подруги, все-таки не хорошо заставлять другого человека ждать так долго. — Ты чего так долго? Я уже собиралась выходить. — Я не сразу увидела твой ответ, Моко-сан, готовила завтрак, — соврала Кёко, потому что рассказывать о своих терзаниях было бы сущей глупостью. — Что у тебя случилось? Проблемы с ролью? — Нет. С ролью все в порядке. Просто… кажется… я не знаю… мне кажется, я вчера обидела Яширо-сана! — Так ты звонишь мне в такую рань из-за менеджера Тсуруги Рена?! — голос Моко был чрезвычайно разгневанным и недовольным. Кёко не видела ее выражения лица, но очень четко и красочно представляла. Да так, что ей даже стало страшно. — Моко-сан, ну, понимаешь… — Что это за жалостливый голосок? Либо ты говоришь, что произошло на самом деле, либо я кладу трубку и отправляюсь на работу. — Подожди, Моко-сан… Я…я… я… я целовалась с Тсуруга-саном…