What we left in the darkness

Она вздыхает и касается острой грани. Стылая, шероховато-острая, опасная. Заключившая в себе то, что никак нельзя достать без чужой помощи. Его помощи. Свет его раздери, Рей раздраженно вскидывает подбородок, морщится и пробует снова. Тьма ласково льнет к пальцам, ощупывая ребра многогранника в поисках слабины, но через пару секунд сдается, ослабевая. Бесполезно, это так не работает. Этот голокрон принадлежит не ей, так с чего она решила, что сможет вскрыть его самостоятельно? Некоторые — и Рей оглядывается назад, где лежат разложенные на три кучки матовые кубики, пирамидки — были всего лишь летописями прошлого, занудными и бесполезными. От других был толк, не самый лучший, все же без практики нельзя стать истинным Ситхом, но третьи почему-то бесполезны. Хуже того, враждебны, и она с разочарованием отнимает ладонь от голокрона — красную от выступивших сквозь поры крошечных капелек. Может, выбросить их? Это приходит ей в голову не раз и не два долгими вечерами, пока она с ненавистью разглядывает их, выложенные на блестящей поверхности земли. Столкнуть в расселину, и пусть катятся до самого центра, вглубь мертвого города, погребенного под стеклом. Пусть покоятся там еще одну вечность, пока новая Рей или новый... Рен не вернутся за ними в поисках еще большей Силы. И все же она не может сделать этого. Сила есть Сила, в чьих угодно руках. Нелепо бояться ее или отрицать. Ну хорошо, и, отложив голокрон в третью, самую большую кучу, она тщательно очищает руки от кровавых корок. Трет, пока они не возвращают себе более-менее приличный вид, старые царапины и порезы не в счет, и только потом усаживается поудобнее, приняв позу для медитации. Рен всегда рядом, и это больше не пугает ее. Теперь она входит в его сны, держась на самой границе тени, хотя в душе надеется, что он знает. Он должен был заметить ее присутствие, для этого ему не нужны глаза. У него ведь есть Сила. Из него вышел неплохой Император, и в отличие от Сноука Рен, кажется, даже спит с открытыми глазами. Сидя на своем троне. В полной броне, всегда готовый к нападению — слепой, но все еще смертельно-опасный хищник. Монстр. Она идет тихо, стараясь не нарушать целостность видения, старательно стиснув пальцы, потому что желание дотронуться до него слишком велико. Это неправильное желание, и все же оно есть, оно само по себе. Сколько ни тверди себе одно и то же — он опасен — Рей только больше хочет прикоснуться к нему. Она больше не жертва. Не она. Его лицо мертвенно-белое, изможденное, но обманчиво спокойное. А глаза привычно бессмысленно глядят вперед, так ничего и не видя. Чем он теперь обходится? Она видела все, когда так захотели Узы, когда захотел он, но кто теперь позволяет видеть ему? Или это просто больше не надо, и Тьма заволокла его разум, приоткрыв истинный облик его нового королевства. Выдав страхи и желания каждого, лишив лица и личности. Неужели все они для Кайло теперь вода у подножия трона? И она лишь одна из капель? Его выдает рот. Приоткрытый на полувздохе, почти удивленный. Он знает, что она тут. Но боится спугнуть. — Мне нужна твоя помощь, — она замирает приблизившись ровно настолько, чтобы выдержать. Не сбежать — наоборот, чтобы не податься еще ближе и коснуться его лица. — Кайло? Он слепо моргает, словно удивляясь, а затем его рот раздвигается, расползается в слабой усмешке. — Правда? — из-за диссонанса взгляда и позы кажется, будто он ожившая статуя, пробужденная после долгих лет сна. — Ты все же пришла ко мне, девочка? Рей морщится, и на мгновение ей хочется просто исчезнуть. Развеять иллюзию и пропасть, словно и не было, но это ничего не изменит, потому что он прав. Она пришла. По собственной воле. И даже не из-за голокрона, что сейчас покоится в ее поясной сумке. — Ты откроешь его для меня? Он улыбается снова, в этот раз в нем куда больше от человека, расправляя плечи и устраиваясь поудобнее на своем троне. — Нет. — Потому что не можешь или не хочешь? — в его мысли ей хода больше нет, каждый раз, когда она пытается проникнуть в разум, там стена. Достаточно упругая, чтобы не навредить ей, но плотная, чтобы не прорваться сквозь покров внутрь. — Рен? Если не ответишь мне, я уйду, — это лучшая из ее угроз, но сегодня она впервые не работает. Может, потому что ей это все нужно больше, чем ему. — Ну ладно, тогда я... — Тьма закипает внутри обидой, лопаясь словно мыльный пузырь, когда Кайло обрывает ее гневную речь. — Потому что так это не работает. На мгновение она теряется, осекаясь. Не работает что? Голокрон? — Дай мне что-нибудь взамен, и я подумаю, — ах вот оно что. Кайло в своем истинном обличье, а она-то уж подумала, что это все в прошлом. — Но оно должно быть равноценным. Может, удар? Рей отодвигается и размахивается для хлесткой пощечины, с треском разрывающей тишину. Должно быть это забавно, для кого-то со стороны, видящего на ее месте только пустоту — его такое довольное, уверенное лицо вздрагивает, отклоняясь в сторону, а на щеке расцветает алый отпечаток ладони. Кровь пустыни, еле зажившие царапинки снова кровоточат, оставляя влажный след на белой коже. Узы поют, делая его еще более осязаемым, почти реальным. И это ей страшно, а Кайло все еще кривится, усмехаясь. Словно это не ему только что врезали изо всех сил. И это отличный повод уйти, возможно даже лучший за последние несколько месяцев, проведенных наедине с голокронами. — Ну? — только подстегивает ее Кайло. — Все-таки передумала, девочка? — Нет! — равноценное ведь должно быть действительно таковым, иначе не сработает. Как и тот голокрон, что изрезал ее ладони вдоль и поперек — его нужно заслужить. Она тянется вперед, буквально падая в его руки, замершие словно камень, и трется щекой о щеку, размазывая кровавый отпечаток по их лицам. С закрытыми глазами это просто, это почти так, как если бы они были одинаковыми. Слепыми насквозь, ломкими внутри, жадными и почти целиком задушенными страхом. — Нет, — выдыхает Рей ему на ухо, опирается на подлокотник, забираясь на колени и оседлывая их. Камень, он все еще камень, теплый и мягкий, но омертвевший. И в этом ее вина. Равноценность она выкупает объятием, таким тесным, что и сама уже не понимает, в чем их разница, где заканчивается она и начинается его тело. Прикосновением лба ко лбу, словно это хоть как-то поможет, вылечит Кайло от слепоты, вернет на мгновение былой голод, с каким он всегда смотрел на нее. И поцелуем, который он даже не возвращает ей. Это все равно что целовать статую, и когда Рей сползает с его колен, чувствуя, что вот-вот разорвется от смятения и обиды, Рен даже не пытается удержать ее. Почему он больше не хочет ее? — Если я уйду... — бросается Рей еще одной угрозой, словно пощечиной. Яростная и громкая, она вся насквозь фальшива, и это поймет даже глухой. — Ты же больше... ты меня больше не увидишь! Никогда! Бесполезно. Она может молотить его кулаками — самое лучшее занятие для полуреальной тени, существующей исключительно по воле Уз — или оскорблять, ненавидеть, грозясь повыбрасывать все голокроны в стеклянную пропасть, да куда угодно, хоть в открытый космос. Это никогда не станет равной ценой. И ей, похоже, пора открыть свои глаза, пока их тоже не затянуло слепотой. — Хорошо, — она сдается. И вместе с этим становится легче, как будто с плеч сбросили камень, а с горла убралась удушливая петля. До этого пришлось так долго идти, а теперь это кажется таким простым, понятным. — Пожалуйста, — она опускается на пол у его колена и кладет голову на бедро, глядя вверх, как будто он тоже увидит. И поймет. — Пожалуйста, помоги мне. Когда его ладонь опускается на ее макушку и ерошит волосы, по загривку бегут мурашки, и Рей невольно ежится. Но это лучше, чем снова остаться одной. — Дай мне его, — просит Кайло, удивительно мягко и спокойно, и его пальцы ловко очищают голокрон от тряпичной шелухи, высвобождая гладкую поверхность, гладят по ребрам, нажимая на острые выступы. И тот поддается. Набухает пульсирующим свечением изнутри — никакой крови или царапин, он покорно слушается Рена. — Вот так. Завиток Тьмы внутри раскрывается, разворачивается, вместе с клокочущей, чужеродной речью, которую она не в силах понять. — Но... — она ведь это тоже пробовала. Нажимала, скормила целую пинту собственной крови, а он молчал. — Почему? Почему теперь он работает? — Его хозяин мужчина. Он бы ни за что не послушал тебя. И это он тоже знал? Что все бесполезно, и Рей придется умолять, стоя на коленях, а все ради того, чтобы вручить ему самый желанный во всей Вселенной подарок? Ей надо бы снова врезать ему. В открытый пах. В солнечное сплетение — уязвимых мест у Кайло много, он же обычный человек, как и она сама. Вместо этого она сильнее прижимается к его бедру, стискивая зубы. Так хорошо.