What we left in the darkness

Кошмар все тот же — да, Рей прекрасно помнит его. Она делает один шаг, другой, и ноги вязнут в густой, будто зыбучий песок темноте. Приходится брести наощупь, неловко водя руками перед собой. Она сейчас словно в шкуру Кайло влезла. Таким кажется ему теперь мир — сплошная темень и пустота, цепляющаяся за ноги, не дающая сделать шаг. — Кайло? — ей чудится, будто кто-то идет следом, ступая тихо, но недостаточно тихо — для того, кто с детства привык к пению песков, любой шорох, скрежет крохотных песчинок будет громче треска молний. Но нет, можно оборачиваться сколько угодно, Кайло там нет. Узы молчат, надежно сдавленные, будто срезанные лезвием сейбера — это ведь кошмар. В кошмарах ты всегда остаешься один. — Кайло! — таким стал его мир? Это то, что он видит каждое утро при пробуждении? Это то, с чем ему приходится мириться днем, ограничив себя тронным залом, местом, где он уже наверняка знает каждую выщербину на плитах, каждый скол панелей, на которых обрушивался его удар. Кровь пустыни... до чего же здесь холодно. Здесь всегда так, скребется голосок в ее голове. Пусто, одиноко, невыносимо, тебе нравится? Он шелестит, заходясь от смеха, больше похожего на рыдания, такой знакомый, будто она уже его слышала. Где-то, когда-то... Это не голос Сноука или Кайло, он... другой. Безобидный, лишенный ядовитой вкрадчивости или обезумевшей ревности. Хотя и отвратительно честный. Тебе нравится то, что ты с ним сделала? — Заткнись! — Рей отмахивается от него, будто можно отпугнуть его взмахом ладони. Будто можно заставить замолчать саму себя. — Кайло, вытащи меня отсюда. Она должна очнуться! Выбраться из этого ужаса, пока страх не заполонил разум, пока она не сошла с ума. Проще сказать, чем сделать. Потому что это ее собственный кошмар, она же его и придумала. — Кайло!!! — темнота ласково льнет к телу, поднимаясь все выше и выше, требуя, чтобы она поддалась. И заткнулась. — Кайло, пожалуйста... — он что-то сделал с нею, возможно это все... и его вина, частично. Нет, заходится во все том же полусмехе-полуплаче голосок. Он думает, что ты спишь. Крепко и сладко, хочешь увидеть, что он делает с тобой сейчас? Тьма отступает, а к телу возвращается слабое подобие ощущений. Будто кто-то трогает ее прямо сейчас, гладит по лицу, по щекам. Чужие пальцы путешествуют от скулы к подбородку, вырисовывая замысловатые узоры, запутываются в волосах, пытаясь пригладить их, расчесать. — Рей, — доносится до нее отголосок его зова. — Девочка... — так ласково, так нежно, как никогда не было наяву. — Моя славная девочка, — его прикосновения могут, должны разбудить ее, но этого почему-то не происходит. Как будто она заключена в своем теле будто в клетке, в прозрачном гробу, и не хватает самой малости, щипка или толчка, чтобы проснуться. — Теперь мы будем вместе, — словно одержимый все еще шепчет Кайло. — Я приготовил тебе трон и корону. Все это станет твоим, — он поднимает ее на руки и несет куда-то. Темнота шевелится, обступив ее, и прячет очертания предметов, остается только Кайло, он единственное, за что она может держаться, чтобы не упасть обратно, в липкий кошмар. — Я буду с тобой, когда ты очнешься. Когда ты будешь готова очнуться. Его поцелуи горят на коже. На горле, ключицах, плечах. Он избавляется от плаща — единственное, что прикрывало ее наготу, и продолжает трогать ее. Гладить, целовать, растирать безвольные ладони, кажется, ему плевать, что она без сознания. Или же... он даже счастлив. Потому что сейчас владеет ею безраздельно, а она не может и пальцем пошевелить, не то что вырваться и сбежать. Милосердная тьма забирает ее себе в тот момент, когда он толчками, рваными и сильными, прокладывает себе путь внутрь нее, упиваясь полученной властью. Видишь? Во всем этом только твоя вина, девочка, передразнивает Кайло голос, засевший отравленной иглой в подкорке. Он такой из-за тебя. Но знаешь... ты всегда можешь остаться тут. И снова она возвращается в темноту. В пустоту, заполненную лишь ее страдальческими криками. Но сколько ни зови, Кайло не ответит. Ему все равно, он уже получил то, что хотел. А она... Рей пытается вырваться из темноты, облепившей ее по горло, пока не задохнулась. Она получила по заслугам.

***

Она все равно сдается. Позже, чем раньше, но сдается. К счастью, у ее разума тоже есть предел жестокости, и видения о том, что еще творит с ее телом Кайло, Рей больше не посещают. Он уже насиловал ее, тогда она сопротивлялась, а теперь... Теперь это не имеет никакого значения, здесь, в темноте и тишине ей нравится куда больше. Чтоб одолеть Кайло, ей достаточно просто ничего не делать. И принять тот факт, что бесконечный кошмар — это всего лишь передышка, милостиво подаренная собственным разумом. И она может не возвращаться, а ему придется смириться с тем, что добыча ускользнула из рук. Что он сделает потом? Смирится? Кайло Рен и смирение? О нет, заходится горьким смехом голосок. Ты еще не знаешь, на что он способен. Или знаешь, но боишься подумать? Когда он поймет, что тебя не разбудить лаской, он попробует по-другому. Он станет щипать тебя, резать и колоть, оставляя синяки и порезы на теле. Он перестанет умолять, но начнет угрожать. Что начнет отрезать от тебя по кусочку. И есть, ведь только так ему удастся сохранить тебя. По крайней мере, хотя бы частично. — Тогда я останусь, — Рей жмет плечами и садится, скрещивая ноги в позе лотоса. — Останусь тут. У нее оказалось предостаточно времени, чтобы подумать и понять, что все это было... не случайностью. И никакой не внешней угрозой, пришедшей издалека. Он сам подстроил все это. Ему было мало того, что она пообещала пойти с ним. Ему было... Страшно. Ему было страшно, вот и все, подсказывает ей голосок. Он боялся, что ты исчезнешь снова. — Но я бы... Я бы никуда не ушла. Я же пообещала! — ее охватывает злость, и темнота под пальцами становится гуще, налипая на ладони будто еще один слой кожи. Он не верит обещаниям. Словам. Ему не помогут все твои клятвы и обеты. Ему нужна рука, чтобы опереться. Что-то реальное. Это бессмыслица. Кайло не из тех, кому нужна опора. Свою слабость он прячет так глубоко, что ее не увидеть. Рей вскакивает на ноги, шатаясь. Оглядывается и ищет того, кто говорит с нею. Это все Тьма, она играется с разумом, искажая реальное. Это все твоя вина, что он стал таким. Твоя, девочка. Он слеп из-за тебя. Он уязвим из-за тебя. А ты... голос снова смеется, всхлипывая. Ты отказываешь ему снова. Ты делаешь его монстром. — Кто ты? — она продирается вперед, слепо шаря в пустоте, и не находит и следа от чужого присутствия. Ты, оно выныривает из темноты, сгущаясь, оформляясь в фигуру, до жути напоминающую ее саму. Одна Рей, вторая, третья, десятая, их так много, и все они словно отражения одного тела, дышат в унисон, двигаются в унисон, говорят разом. Проснись, когда будешь готова. — К чему?! — они окружили ее, взяли в кольцо, и отталкивают назад. Они касаются ее так же, как это делал Кайло — грубо и настойчиво. Полюбить своего монстра.

***

— Кайло... — она выдыхает, барахтаясь во всей той же темноте, не сразу понимая, что больше не спит. Но в этот раз Узы с нею. Они вернулись и звенят натянутой до смертельной остроты нитью, перегоняя туда и обратно страх, вину и слепую, до безумия любовь. Даже больше — это не любовь, а одержимость. Неутихающий голод. — Я здесь, девочка, я с тобой, — его голос кажется таким реальным. Если бы она только могла коснуться его, но руки намертво примотаны к чему-то твердому, с острой кромкой. — Не дергайся, иначе поранишь себя. Это... — он подступает ближе, становясь видимым. Бледное лицо, осунувшееся, и пустой черный взгляд. — Это для твоего же блага. Расслабься. — Нет... нет-нет-нет... — лучше бы он просто привязал ее к себе, чем к еще одному пыточному креслу. — Отпусти меня, пожалуйста... — хуже всего даже не то, что ее снова обездвижили, Сила не дается. Где-то совсем рядом, она манит прохладой источника, из которого нельзя испить. — Пожалуйста, Кайло! — Тише, девочка. Я позабочусь о тебе. Я подарю тебе... — Трон и корону! — выкрикивает Рей до того, как он заткнет ей рот. Его жажда заботиться убьет ее раньше. — И я никуда не сбегу, потому что обещала! Но ты должен освободить меня. — Освободить? Нет, мы это уже проходили, — он отступает назад, хмурясь, и жует губу — привычный жест, по которому она так скучала. — Я не могу тебе доверять. — Постой! — безумие, исходящее от него, перетекающее по Узам, заразно. Но еще есть шанс, еще не поздно. — Посмотри на меня! — тщетно, ведь она лишила его глаз. — Пожалуйста! И все же Кайло подходит и склоняется сверху — темная глыба, лишенная сострадания, но не мертвая. Под его скорлупой растекается отравленная любовь, насыщенная, вязкая, обжигающая. Он ощупывает ее лицо, прижимая пальцы к векам. — Ну? Упрямый идиот, он сам делает невозможным даже самый последний шанс на спасение, и из этого порочного круга им никогда не сбежать. Он не доверится ей. Он никогда не поверит в ее слова. — Я люблю тебя, — она вытаскивает из себя эту криффову правду, вместе со смехом и плачем, и чувствует, как проходятся по щекам подушечки пальцев, следуя за дорожками слез. — Но мне страшно. Страшно, что ты исчезнешь. Погибнешь, сойдешь с ума, что с тобой что-то случится, я боюсь этого каждую секунду, когда тебя нет рядом. И я не смогу ничего сделать. Я не смогу тебе помочь, потому что ты запер меня в очередной клетке! — Я не... — шевелятся его губы, беспомощно сминаясь, — я просто хочу, чтобы ты была рядом. Ты создала его, вспоминает она. Ты сделала его монстром. — Я знаю, — Рей глотает слезы и обессиленно откидывается в оковах. Да. Во всем ее вина. — Не думай об этом, не надо, не надо... бояться за меня, — Кайло наклоняется, чтобы поцеловать ее в лоб, но она приподнимается, выворачивается в кандалах, насколько это возможно, чтобы хотя бы немного уравнять шансы и оказаться наравне. Если он захочет, пусть целует ее в губы, а от этой жуткой заботы Рей уже тошнит. —  Корона, — шепчет она, прижимаясь щекой к его щеке. — Отдай мне мою корону. И трон, как пообещал.