Многоточие

Как на восточном ковре, отдыхал я на широкой мохнатой груди детектива Винтерхальтера. И боялся заговорить. Жизненный опыт, зловонная он вагина на лбу моей некрепкой психики, предрекал: если тебе сказали, что разговор будет тяжелым, он и правда будет тяжелым. Но раз уж начали, не отвертишься. – Это ведь ты вызвал скорую Полу? – спросил я наконец. – Ну а кто же еще, – вздохнул Винтерхальтер. Пару минут он хмуро грыз внутреннюю часть щеки, а потом заговорил: – Вот что, Шмидт. У нас с тобой вроде как полугодовщина знакомства, так что я решил: пора раскрыть карты. – И что за карты? – Рука так себе. Во-первых, дама драм. Я следил за Эверсом с тех пор, как отказался продолжать следить для него за тобой. – Господи! – воскликнул я в основном из вежливости. Особенно удивлен я не был. От Пола всегда ждешь чего-то подобного. В конце концов, он слушает в разы больше оперы, чем я, и в разы более склонен к мелодраматическим эффектам. – А следить за тобой он меня нанял еще год назад, – продолжил Винтерхальтер. – Сексуальные контакты и все такое. – Что же ты ему говорил о моих сексуальных контактах? Контактировал-то я только с тобой! – Видишь, грамотный специалист способен держать ситуацию полностью под контролем! - Винтерхальтер засмеялся. – Сказал ему правду. Что ты испытываешь чувства к одному гей-тусовщику, но он не отвечает взаимностью. А самого тебя окучивает какой-то медведь, но и тут шансов мало, потому что ты не заинтересован. Передвинь, кстати, диван от окна. У меня появилось много крутых снимков, но я не хотел бы, чтобы еще какой-нибудь урод с телевиком... – Что?! – я начал было щипать Винтерхальтера за бока, но он схватил меня за запястья и прижал их к себе. – Да-да, все, что происходит между тобой и диваном, должно оставаться между тобой и диваном. Снимки я тебе не отдам. Вообще, нет никаких снимков. Не докажешь! Это я у тебя тут повесил прослушку, а не ты, ахаха! Прекратив ржать, Винтерхальтер отпустил мои руки, посмотрел в глаза и очень серьезно спросил: – Ты ведь правда не заинтересован? И в этот момент до меня дошло. Сам Винтерхальтер заинтересован был. Мне и в голову не приходило, что я мог и правда ему нравиться. То есть я ему нравился, по крайней мере, в сексе он проявлял это с очевидным воодушевлением. Но то секс. Я ни разу не задумывался, что Винтерхальтер может хотеть со мной чего-то большего. Мне он тоже нравился. Трахались мы ошеломительно. И его леденящий душу юмор всегда меня смешил. А еще, если начать вспоминать, Винтерхальтер беспокоился обо мне и многое делал из того, что было совершенно необязательно. Но чувства, которые я испытывал к Майклу... Размер атомов меньше, чем расстояние между ними, материя создана в основном из пустоты. А для меня эта пустота была наполнена любовью к Майклу. И, получалось, что почти весь мой мир состоял из этой любви. Каждый удар сердца гнал ее по моему телу, я вдыхал и выдыхал ее. Волны света и волны звука отражались от любви, шли сквозь любовь и только тогда попадали в мои глаза и уши. Так что нет, я не был заинтересован. Я покачал головой. – Так я и понял, – ответил Винтерхальтер. – Но все равно месяца три назад я сказал Эверсу, что не могу дальше вести твое дело, потому что все уже выяснил и не хочу зря тратить его деньги. – Ты же не дал Полу координаты Майкла? – Конечно нет. Эверс же псих. Он был уверен, что тебя интересует Брайан Кинни, и я не стал его разубеждать. А Брайан Кинни - Пол Эверс клубной тусовки, то есть абсолютно безопасный объект. Но тут наша нарезная примадонна решила сама взглянуть, что как. А ты выпивал с Майклом Новотны. И тут уж, сам понимаешь, другой коленкор. – То есть ты следил за Полом, пока он следил за мной? – Да. Точнее, я следил за Эверсом, он за тобой, ты за Новотны, Новотны за Кинни, а тот за неким Джоном Оливером, который, к слову, еще пять лет назад был Джоаной Оливер из Джерси. В общем, Эверс славный малый, и я не хотел, чтобы с ним что-то случилось. Он меня беспокоил. И ведь не зря. – А что будет дальше? – я убрал руку с талии Винтерхальтера и лег на спину. – Пожалуй, я постараюсь избавить тебя от внимания Эверса. – Как? – я почувствовал дурацкий укол ревности. – Возглавишь фан-клуб? – Нет, Шмидт. Я уже не в том возрасте, чтобы возглавлять фан-клубы и окучивать тех, кто не заинтересован. Эверсу нужен мужик, который будет о нем заботиться. А я хочу приходить домой, зная, что там ждут меня. Из нас с примадонной могут получиться неплохие напарники. – Ты только учитывай, что у Пола... непростой характер. – Спасибо, я заметил, – снова засмеялся Винтерхальтер. – Не беспокойся. Чтобы добраться до моего мозга, нужно прогрызть череп, а он у меня крепкий. А еще Эверс догадывается, что в случае чего его труп никогда не найдут. Мы помолчали минутку, а потом Винтерхальтер стал одеваться. – Если тебе нужно раскопать про кого-нибудь информацию, – сказал он, – говори сейчас. Думаю, ты понимаешь, что в наших общих интересах больше никогда не видеться. Пока мы с Винтерхальтером двигали диван в гостиной, я думал. А потом решился, наконец: – Выясни, пожалуйста, Эдвард Уильямс до сих пор женат? – Это я уже выяснил, Шмидт. Когда наводил о тебе справки для Эверса. Но ты точно хочешь знать? – Конечно. – Эдвард Уильямс никогда не был женат. Я оторопел. – Насколько мне известно, у него вообще не было женщин. После разрыва с тобой он встречался с несколькими мужчинами. Сейчас живет с одним из них. Достать тебе адрес? – Нет. Спасибо, не нужно. Винтерхальтер поцеловал меня и ушел. А я надел рубашку от Кельвина Кляйна и поехал в Попперс. *** Я готов был ездить теперь в этот долбаный клуб каждый вечер до конца моих дней, пока не найду там Эда. Мне нужно было понять, что произошло. Что тогда случилось между нами, почему он ушел. И я должен был выяснить это у него самого, без помощи Винтерхальтера. Потому что это не было оперой, это было обычной, паршивой, совершенно нормальной реальностью, без кровавых примадонн и частных сыщиков. И хватило с меня этих сраных мелодраматических эффектов. Единственное, во что я верил в жизни, – так это в то, что если получалось с Эдом, получится и с кем-то другим. Например, с Майклом. То есть я был небезнадежен, я мог быть счастлив и мог делать счастливым кого-то еще. И тут все рухнуло. Во что бы то ни стало мне нужно было понять, почему. Но каждый вечер ездить не пришлось. Эд с парнем были там. И увидев меня, мой первый бойфренд снова попытался сбежать. Но я догнал его и умолял поговорить со мной, пока он наконец не согласился. Мы засели в ближайшей пиццерии. Втроем: я, Эд и Стив. Отличный парень, кстати. Милый, вежливый, симпатичный. Я сидел на одном диване, а Эдди со Стивом на другом, напротив меня. Они держались за руки. – Понимаешь, – начал Эд, – мне бы в жизни не хватило духу тебе сказать. Уф... Тед... Честно говоря, я тогда просто устал от тебя. Когда мы были с тобой, это был ты, ты и ты. Опера, книги, все, что тебе нравилось. Делали, что ты захочешь. Говорили о том, что тебе интересно. Смеялись над твоими шутками. Понимаешь? И как-то я понял, что совсем забыл – а какой я вообще на самом деле? Тогда я решил, что пора с этим завязывать. А еще появился Алан... Тедди... Мне очень жаль, честно. Ты сокровище, так что... – Забавно, - я усмехнулся, – мне как раз вчера тоже говорили, что я сокровище. Спасибо, Эд, что наконец рассказал. – Прости, Тед. Слушай... Нам со Стивом пора. У нас планы на завтра. – Ага, на хоккей идем. Приятно было с тобой познакомиться! – Стив пожал мне руку, и они ушли. А я расплатился за пиццу и пару минут пялился в стену, соображая, что делать дальше. Ночь была в самом разгаре, и Майкл, конечно, отрывался в Вавилоне. Я испытывал огромное желание поделиться с ним. Все ему рассказать, чтобы он обнял меня, как-то подбодрил и утешил. Майкл очень-очень добрый, и он всегда может найти нужные слова. Наверное, я бы наконец успокоился и перестал считать себя чем-то выдранным из этого мира. Чем-то существующим внутри него, но всегда будто бы снаружи. Словно между миром и мной даже не стекло, а просто он трехмерный, а я плоский, лишенный какого-то измерения и потому никак не способный действительно вписаться в реальность. Может быть, Майкл смог бы мне помочь... Или хотя бы посочувствовать... Но я поехал в баню, нашел там трех медведей и всю ночь играл с ними в Златовласку. Начинался новый день.