Только между нами

      До слуха донесся назойливый звук будильника. Людвиг застонал и только сильнее завернулся в одеяло. Казалось, что лишние пять минут сна смогут сыграть свою роль в самочувствии Байльшмидта. C новым телом немец получил целый набор несвойственных ему привычек. Например, любовь к сладкому. В первый день, не видя ничего постыдного в тяге к пирожным, Людвиг до отвала ими наелся и получил нагоняй от России. Брагинской пришлось в скором порядке проводить урок по теме «Лишний вес: что такое диета, и с чем ее едят». Строгий рацион, состоящий из тушеных овощей и постного мяса, стал настоящим кошмаром для любящего все копченое, жирное и вредное немца.        — Ты явно хочешь моей смерти, — Людвиг уныло посмотрел на дымящуюся тарелку только что приготовленного овощного супа с имбирём, — верните мне мои свиные сосиски и шницель.       Анна молча вытерла руки о кухонное полотенце и строго посмотрела на Германию. Её вкрадчивый голос сочился злорадством. Сама, всегда тяготившаяся диетами ради красивой фигуры, Россия чувствовала моральное удовлетворения, глядя на страдания Байльшмидта. Она осознавала, что поступает нехорошо, но ничего не могла с собой поделать.       — Уговор есть уговор, Людвиг. Я же согласилась париться в костюмах сутками, несмотря на их неудобство и духоту.       Но навязанная диета не шла в никакие сравнения с тем, какой пыткой для Германии стали ранние подъемы. Никогда раньше не сталкиваясь с данной проблемой, Людвиг был обескуражен. Вместо энергичной зарядки и бодрящего душа немцу хотелось зарыться поглубже в одеяло и пролежать так, как минимум, до полудня. А назойливый гимн США, стоящий на телефоне России, как мелодия будильника стал самой ненавистной музыкой. Байльшмидт долго гадал, почему Анна поставила звуковым сопровождение именно американский гимн. А разгадка оказалась совсем простой.       — Ничто тк не стимулирует на ведение жесткой внешней политики по отношению к Джонсу, как каждодневное насильственное прослушивание его гимна, — Аня засмеялась, глядя на недоуменное лицо немца, — уже с утра встаешь с убийственной ненавистью к Америке. Условный рефлекс, как у собаки Павлова. Очень помогает, когда надо проявить характер.       Одним подъемом проблемы не ограничивались. Им они только начинались. Дальше следовало принять душ, попытаться сделать хоть что-то с длинными волосами, накраситься. И если сначала Людвиг, воспитанный в век уважительного отношения к женщинам, старался не смотреть в зеркала, когда одевался или мылся, то затем он не выдержал.       — Ну же, чего ты ждёшь! — голос в голове Людвиг был чертовски похож на Гилберта. Немец даже мог бы представить себе миниатюрную версию Пруссии с рожками и трезубцем на своем левом плече. — Такой шанс дается раз в жизни. Ты же всегда этого хотел.       — Как ты можешь даже думать о таком! — голос совести слишком сильно походил на голос Австрии. Родерих с ангельскими крылышками за спиной и сияющим нимбом над головой стоял на правом плече Германии, недовольно сложив руки на поясе. — Она же женщина. Это непозволительно, — последнее слово он сказал по слогам, делая акцент на кощунственности данного желания.       — Кого ты слушаешь? Этого ворчливого педанта? Братишка, не будь дураком, послушай того, кого любишь больше.       Больше Людвиг всегда любил Гилберта. Глядя на обнаженное тело России в зеркале, Людвиг готов был согласиться, что плюсы в его нынешнем положение тоже есть. По-крайней мере никто из ныне существующих стран не мог похвастаться тем, что видел Брагинскую голой. С распущенными волосами, мягкими волнами спускавшимися ниже пояса, и на каблуках.        — Ну, ты и извращенец, братишка, — чертик внутри него ухмыльнулся, — но сиськи зачёт.       Людвиг смутился своим мыслям и отвернулся от зеркала, поскорее накинув халат.       Макияж также оставался почти неразрешимой задачей для немца. Если с волосами он более или менее научился обращаться, то множество различных баночек, тюбиков и коробочек на столе у России ввергали его в ступор.       — Это же обман. Вы, женщины, просто рисуете то, что вам надо на своем лице. Как на холсте. Так нечестно.       Людвиг послушно сидел в мягком кресле, пока Анна колдовала над его лицом. Более грубыми, неприспособленными к этому руками Германии наносить тени было неудобно, и Брагинская, еще не привыкшая к новому телу, недовольно пыхтела. Привычный макияж не получался, и Россия была очень зла.       — Это можно счесть за оскорбление?       — Нет, просто я не понимаю, зачем ты это делаешь, — Людвиг пожал плечами, чем вызвал недовольство со стороны Ани: из-за резкого движения снова смазалась подводка, — ты же и так красивая.       Россия замерла, а Байльшмидт смутился, поняв, что сказал лишнее.

***

      Уже когда заклинание было снято и все вернулось на круги своя, Людвиг понял всю простоту мужского счастья. Это возможность посидеть на диване за просмотром матча Бавария: Боруссия, попить пива из бутылки и закусить все это копченой сосиской. Вот она — несложная формула немецкого счастья.