Спутник

Шёлк темных волос Нийгена невесомо скользил меж пальцев. Дарк подцепил одну прядь, намотав на фалангу. Пользуясь моментом, пока эльф спит и не заметит нелепого приступа сентиментальности, прижался к ней носом. Горьковатый лиственный аромат навевал грустные мысли о сером дождливом утре, расставании на крыльце, и уходящей в туман дороге, что кажется путём в иные миры, откуда нет возврата. Так ведь и будет. Исключая, разве, дорогу — к дому ведьмы вела лишь неприметная тропинка. Но в остальном Дарк не сомневался. Кровавая Неделя совсем скоро закончится, зарядят туманы и дожди — обычные, смывающие с земли всё зло, что выплеснулось за это время. Небо оплачет всех не переживших страшные дни. И они с Нийгеном разойдутся в разные стороны — союз человека и эльфа невозможен. Но, вопреки здравому смыслу, Линг всё равно не желал расставания. За чуть больше недели знакомства Нийген существенно расширил горизонты представления Дарка о мире и о самом себе. И совсем не только в плане секса. Опытный воин, Нийген обучил охотника некоторым хитрым приёмам рукопашного боя. Правда и Дарку тоже удалось удивить одним, не принятым у благородных эльфов, зато крайне действенным. «Когда хочешь выжить, не до соблюдения чести», — пояснил Линг, и затем они полвечера проспорили, что именно для их рас входит в понятия чести и доблести. Нийген называл людей дикими и жестокими детьми, не желающими взрослеть. Дарк клеймил эльфов соплежуями и белоручками, решающими свои проблемы за счёт других. Закончился спор спаррингом на кровати, в результате которого они оба согласились, что у каждого из народов имеются свои достоинства: эльф, сжимая колени после удара в пах, признал, что в детской наивности и непосредственности есть определённый шарм, а придавленный лицом к покрывалу Дарк с вывернутым под диким углом локтем искренне восхитился мудростью перворожденных. Нийген вообще многое знал и помнил — широта его познаний поражала неглупого, но малообразованного охотника. Только за исторические рассказы, зачастую с позиции очевидца, за объяснения доступным языком сложных и непонятных моментов в межрасовых конфликтах, стоило быть ему благодарным. А уж за чтение вслух книг и вовсе можно было влюбиться. Дарк умел читать с детства — мать его научила, — но почти забыл ненужное простому человеку искусство складывать буквы в слова: книги являлись роскошью для избранных, в их число охотник не входил. Слушая, как Нийген читает мягким глубоким голосом рассказы о великих магах и полководцах, о драконах и рыцарях, о простолюдинах и знати, Дарк ощущал давным-давно утраченные покой и умиротворение. Его уносило, как на волнах, бархатными интонациями в сказочную реальность. Да, только за это можно влюбиться. Или уже? Учитывая, что кроме разговоров и чтения у них имелись не менее интересные занятия, затрагивающие не только голову, но и всё, что ниже. Помимо дружеских потасовок, конечно. «Любовь… Что это вообще такое?» — спрашивал Дарк себя, лёжа рядом со спящим Нийгеном. Желание касаться, смотреть, не отрываясь, впитывать каждую мелочь: ловить жесты, следить за малейшим изгибом губ, изменением выражения глаз. Чувствовать всем телом отклик на свою страсть, ощущать отдачу и взаимное желание. Знать, что ты — именно ты — вызываешь дрожь и стоны, способен добиться грудных криков, испарины на коже и оргазменных судорог. Нет, не любовь — физическое влечение. Да, очень сильное: такого Дарк никогда раньше не испытывал, даже не догадывался, что может быть так. Но можно ли назвать любовью чувственность тела? Нийгену удалось пробудить её в Дарке, до встречи с ним считавшим, что секс — простое удовлетворение потребности организма, вроде голода или жажды, примитивный процесс, приводящий к разрядке. Линг всегда со снисходительной жалостью смотрел на полковых товарищей, терявших разум из-за женских прелестей и готовых разбиться в лепёшку, чтобы удержать своих избранниц рядом. Каждый раз, когда войско наместника перед Кровавой неделей возвращалось в приграничные города, кто-нибудь из солдат да сдавался в плен очаровательным искательницам лёгкого дополнительного дохода или — что ещё хуже — надёжного плеча для постройки семейного очага. Глядя на приятелей, попавшихся в вырытые изящными ручками ловчие ямы, Дарк лишь качал головой. Мужчины тратили на красоток всё жалованье, залезали в долги, попадали в позорную зависимость от женской милости и ради чего? Чтобы поддерживать иллюзию своей избранности и нужности, называя собственную глупость и слепоту любовью. Дарк всегда выбирал девок попроще — те не разыгрывали неземной страсти, не тащили под венец и довольствовались недорогими подарками. Пусть с ними никогда не замирало сердце в груди, зато было правдивей — как он считал. Никакой лжи о чувствах: взаимная выгода, устраивающая обоих, приятно проведённое время и расставание без претензий. Но, видимо, каждому в глубине души хочется найти того, кто примет тебя целиком, бескорыстно и беззаветно. Сейчас, рядом с Нийгеном, охотник понимал, что влекло его товарищей в цепкую паутину отношений, прочувствовав разницу между занятием любовью и обычным сексом. Познав душевную близость, когда оргазм затрагивает не только член, но и душу, а внутри вырастает что-то, выходящее за рамки бренного тела, будто разворачиваются крылья, охватывающие весь мир. То, что происходило между ним и Нийгеном, у Дарка язык бы не повернулся назвать «совокуплением». За окном грохотали раскаты грома, смертоносный ливень хлестал по стенам и крыше, выискивая жертву, и в свете почти непрекращающихся вспышек молний, Дарк смотрел на прекрасное лицо спящего эльфа, уже в который раз удивляясь совершенству черт. Но ведь его не только красота привлекала, нет. Нийген удивительным непонятным способом, своей открытостью и лёгкостью характера, смог сделать то, что никто до него ранее — всего за несколько дней мягко и незаметно проникнуть под броню, подобрать ключи к запертому на все замки сердцу вовсе не склонного к сантиментам и нежности человека. И причина не в удовольствии тела, хотя… Дарк мечтательно улыбнулся, вспоминая... — Ляг на спину и закрой глаза, пожалуйста, — попросил Нийген после того, как они оба вымылись в сенях подогретой принесённой из колодца водой и вернулись в комнату. — Глаза-то зачем закрывать? — вытиравшийся широченным полотенцем Дарк удивлённо глянул на эльфа. — Стесняешься? А ничего, что мы минуту назад оба голыми плескались? — Нет, — улыбнулся Нийген. — Хочу, чтобы ты полностью сосредоточился на том, что чувствуешь. Поверь, зрение тебе только помешает. Я бы предпочёл завязать тебе глаза, но ты ведь наверняка откажешься? — Откажусь! — мгновенно отрезал Дарк. Не то чтобы он полностью не доверял эльфу, но слепота и как следствие беспомощность являлись основными страхами с детства. — Тогда пообещай, что закроешь глаза и постараешься не открывать, пока сможешь, — смягчил просьбу Нийген, добавив: — Тебе нечего бояться. — Я не боюсь! И не стесняюсь, — показательно откинув в сторону ткань, скрывающую тело, Линг улёгся на покрывало, развёл руки в стороны и зажмурился. — Обещаю! Сказать всегда намного проще, чем выполнить. Уже через несколько секунд ему захотелось хоть немного, но приоткрыть веки: лежать и ждать, не понимая чего именно, оказалось мучительно. Борясь с малодушным желанием подсмотреть и напрягая слух, Дарк пытался угадать, что сейчас делает Нийген. Тот прошёл вроде к столу, чем-то на нем тихонько пошебуршал, и всё — настала полная тишина, разбавляемая лишь завываниями ветра. Собственные стук сердца и прерывистое дыхание наполняли, казалось, всё помещение. Линг постарался упорядочить вдохи, не желая выдавать волнение ходящими ходуном рёбрами. И ему это почти удалось, но когда на плечо легла тёплая ладонь, а кровать рядом прогнулась от веса, он всё равно напрягся и нервно сглотнул пересохшим ртом. Взяв его лицо в ладони, Нийген провёл большими пальцами по бровям, разгладил морщинку между ними, прикоснулся губами сперва к одному веку, потом к другому, словно уговаривая их потерпеть и побыть ещё немного закрытыми. Очертил изгиб носа и по ложбинке под ним добрался до рта. Дарк не утерпел и клацнул зубами в попытке прикусить, но не преуспел. Нийген тихо рассмеялся и прижался к губам в поцелуе. — Доверься мне, — выдохнул эльф ему в губы, когда нашёл силы отстраниться от требовательно захватившего его язык рта. Дарк с неохотой позволил прервать поцелуй, всё же сумев продемонстрировать, что и, замерев без движения с закрытыми глазами, он не намерен оставаться безучастным. Нийген принялся гладить охотнику плечи и грудь. Ладони скользили по коже с ощутимым нажимом, но как-то слишком легко, и Дарк догадался, что тот смазал руки маслом. Втянув воздух поглубже, ожидаемо уловил сквозь восковый запах горящих свечей тонкий аромат можжевельника: кувшинчик с настоянным на ягодах маслом они нашли на одной из полок. «Буду теперь благоухать, как высокорожденный», — хмыкнул Линг про себя, признавая, что ощущать массирующие движения тёплых скользких пальцев необычайно приятно. Неожиданно пальцы сомкнулись на соске и довольно резко сжали его. Ресницы вздрогнули испуганными бабочками, желая распахнуться. Но Дарк усилием воли успел зажмурить глаза сильнее, только дёрнул кадыком и выгнул шею, упираясь затылком в изголовье. Пальцы смягчили захват, покатали между собой затвердевшую вершину, цепляя ногтями. Горячий рот накрыл другой сосок, втягивая, принимаясь ласкать языком, будоража мозг контрастом ощущений. Когда губы скользнули по телу ниже, прохладный воздух, коснувшийся влажной разгорячённой плоти, показался обжигающе холодным. Линг рвано выдохнул, комкая в сжавшихся кулаках покрывало — он никак не ожидал, что его грудь окажется настолько чувствительной. А Нийген уже ласкал губами ребра и живот, не оставляя без внимания и миллиметра кожи. Не обошёл стороной даже длинный неровный рубец на боку, оставшийся от кривого орочьего меча, и мелкие пятна следов от жидкого огня. Дарк не любил, когда трогают шрамы, ему казалось это проявлением нездорового любопытства и оскорбительной жалости. Но то, как Нийген обцеловывал и облизывал каждую отметину на его теле, было пропитано только одним чувством — любовью. Дарк поставил бы всё имеющееся на то, что именно любовь двигала им. Эльф принимал, любил и хотел его — такого, как есть, от кончиков волос до огрубевших пяток, со всеми шрамами и изъянами. И оказался прав — именно закрытые глаза дали возможность охотнику почувствовать это в прикосновениях. Нежных и одновременно собственнических, без грамма смущения или стыда. Нийген не просто стремился доставить удовольствие, он сам откровенно наслаждался телом мужчины, что и заводило больше всего. Дарк поначалу недоверчиво прислушивался к ощущениям, ожидая, что подсознание постарается вызвать мысленный образ какой-нибудь женщины. Может, как в прошлый раз, сказочной красавицы, или призовёт реальный прототип из числа бывших любовниц, но нет — оно покорно молчало, никого не навязывая. Хоть и с закрытыми веками, Линг видел внутренним взором именно Нийгена, его яркие, чётко очерченные губы и серебристые глаза под тенью густых ресниц. Именно от его ласк трепетало тело и наливался тяжестью член. Порхающие пальцы двигались наравне с губами, прокладывающими дорожку из поцелуев к паху, и, одновременно достигнув своей цели, принялись наперебой ласкать тонкую кожу ствола и яичек. Млеющий Дарк решил, что Нийген пустит в ход свой умелый рот, однажды уже порадовавший его невообразимым по искусности минетом, но ошибся. Обласкав напоследок сверхчувствительное местечко в ложбинке между бедром и мошонкой, губы и пальцы ускользнули, вызвав разочарованный стон. Дарк потянулся к плечам Нийгена, желая вернуть, удержать. Но запястья тут же перехватили крепкие пальцы, нежно, хоть и решительно сжав, развели руки обратно в стороны и прижимали к покрывалу. — Не спеши, — с томной хрипотцой в голосе остановил его эльф. Еле сдерживающийся Дарк недовольно искривил рот, всё внутри уже буквально кричало, что нечего ждать, надо подминать под себя и трахать, вколачивать в кровать резкими толчками, забыв про бережность. Но он только глубоко вдохнул и оставил руки лежать раскинутыми. То, что делал Нийген, доставляло слишком много приятных ощущений, чтобы прерывать. А эльф, согнув неповреждённую ногу охотника в колене, приподнял её, отводя в сторону, и покрыл поцелуями кожу под коленом, после прошелся губами по голени, приближаясь к ступне. Кровь прилила к щекам Дарка, а веки зажмурились ещё сильнее, когда он представил, в каком бесстыдно раскрытом виде оказался. Нийген почувствовал его смущение и сдавленно фыркнул в ямку под косточкой на щиколотке, прихватил зубами мизинец, юрким языком пощекотал меж пальцев и принялся дразнить, перемежая поглаживания чувствительной кожи с довольно ощутимыми укусами. — Ты меня вылизываешь, как кошка, замурчи ещё! — Линг дёрнул ногой, не в силах терпеть мучительную своей медлительностью ласку. Напряжённый член, подрагивая и пачкая живот липкой смазкой, в компании с прижавшимися к нему в нетерпении яйцами настоятельно требовали своей доли внимания. Нийген откликнулся низким горловым звуком, очень похоже подражая кошачьему урчанию, широко лизнул напоследок изгиб стопы, отпустил ногу и решительно оседлал охотника. — Несдержанный, как все… Он не успел договорить, Дарк зарычал и вскинул бедра, буквально подбрасывая его вверх, как норовистый скакун седока. Эльф удержался, сжав с силой колени, придавил человека к кровати, упёрся ему в плечи ладонями. Опустив голову, мазнул волосами по лицу, с удовольствием отмечая, что, несмотря на упрямо сжатые губы и нахмуренные брови, глаз тот так и не открыл. Приподнявшись немного, Нийген отвёл руку назад и не стал более медлить — ухватил член Дарка и направил в себя. Головка, с трудом преодолев сопротивление мышц, протолкнулась вглубь, и в этот момент Линг распахнул ресницы, не в силах выдержать вспыхнувшие огненные спирали на внутренней стороне век. Нийген оказался до болезненности узким и тугим, Дарк замер, с тревогой вглядываясь в его лицо. — Больно? — пальцы эльфа жёстко сдавили ему губы, не давая говорить, а потом, огладив в извинение щеку, невесомо прикрыли карие глаза ладонью. — Отпусти себя, не сдерживайся, прошу, — последнее слово вновь сомкнувший веки Дарк скорее угадал, чем услышал. С тихим стоном опустившись до конца, Нийген начал медленно двигаться, постепенно ускоряясь и увеличивая амплитуду. Поначалу дышавший через раз Дарк расслабился, а потом сам активно включился в процесс. Ухватив эльфа за каменно-твёрдые бедра, он подавался навстречу, резко вскидываясь, когда его наездник, замерев на секунду в высшей точке, начинал скольжение по стволу вниз, насаживая на себя до упора. Звонкие шлепки тел наполнили комнату, сопровождаемые сдавленными вскриками Нийгена при каждом толчке. Полностью отдавшись происходящему, Дарк забыл обо всём, выбросив из головы мысли, он растворился в их совместной скачке, наверное, впервые в жизни утратив контроль над окружающей обстановкой и полностью сосредотачиваясь на внутренних ощущениях. Сквозь шум крови в ушах до него доносились протяжно-напевные слова на эльфийском, он не понимал их сути, лишь улавливал ласковую интонацию. «Любимый, дорогой, единственный…» — вольно переводил мозг, или то рвались из него ответные признания? Дарк не знал, но это и не несло никакого смысла, значение имело лишь одно — то, что сейчас, ещё немного, так близко от него находилась финишная черта, за которой… Широко раскрывшиеся карие глаза человека не видели ничего, кроме космически-чёрных зрачков напротив: они сперва притянули корабельным канатом, засосали в себя бездонным омутом и под конец пронзили насквозь, словно острым безжалостным клинком. — Да-а! — их крики слились в один, раскалывая действительность на куски и взрывая остатки привычного мира. — Я умер? — губы Дарка слабо шевельнулись в улыбке. — Умер и переродился в слизня, у меня, по-моему, ни одной кости в теле не осталось. Эй, ты чего? — лежащий на нём эльф не отреагировал и даже не пошевелился. — Нийген! Перевернувшись на бок, аккуратно придержав ватно-расслабленное тело, Дарк уложил его на лопатки и испуганно заглянул в бледное до синевы лицо, застывшее безжизненной маской. — Да что с тобой?! Ний! — Только… — Нийген выдохнул и пошевелился. — Человек может сократить и так уже упрощённое имя… — Ха! Ворчишь, значит, в порядке! — Дарк облегчённо откинулся на подушки. — Признал бы лучше, что только человек может затрахать эльфа до обморока! — Нет, — серьёзно ответил Нийген. — Только ты… Вспомнив эти слова, Дарк снова расплылся в счастливой улыбке и ещё раз взглянул на спящего: вспышки молний выхватывали из темноты идеальный профиль с прямым носом и чувственным изгибом полных губ. Можно ли назвать любовью, что ему до одури, безумно хочется целовать эти губы, пить с них вздохи и стоны? Линг выпустил из пальцев чёрную прядь и невесомо провёл подушечками по алебастровому плечу, наслаждаясь гладкостью кожи. После того раза, что закончился для эльфа полуобморочным состоянием, а для Дарка запредельным фееричным оргазмом, ему захотелось не только принимать, но и дарить в ответ не меньшее наслаждение, чем получил сам. Линг всегда быстро схватывал новое, а Нийген оказался отличным учителем эротической науки и дал ему возможность полностью погрузиться в захватывающий мир чувственных удовольствий, экспериментировать и делать открытия. Раньше для этого никогда не хватало времени, да и редко с кем охотник спал больше одного-двух раз, а уж чтобы беспокоиться об удовлетворении любовниц даже не задумывался. Он платил — они стонали, чего ещё-то, все довольны. Но им, запертым в доме ведьмы, некуда было торопиться. И Дарк, словно неизведанную землю, не спеша изучал тело Нийгена, с восторгом пробуя различные способы, подмечая, что вызывает просто отклик, а от чего тот полностью теряет выдержку, начиная сладко стонать и цепляться пальцами за плечи, словно умрёт в то же мгновение, стоит прекратить. Охотнику приносило ни с чем несравнимое удовольствие распалять ласками надменного и всегда такого уравновешенного эльфа. Ради того, чтобы услышать из его уст: «Я не могу больше, возьми меня!», — он готов был принять в рот и вылизать не только член, такой же безупречно-прекрасный, как и всё у эльфа, но и всего целиком, не испытывая ни малейшего отвращения или брезгливости. Дарк изнывал от всепоглощающей нежности в груди, когда Нийген лежал под ним, трепеща и постанывая от поцелуев. Особенно охотника почему-то умиляли и возбуждали острые кончики ушей, розовеющие и нервно подрагивающие под языком. Стоило сдерживаться и терпеть, чтобы увидеть, как в твоих руках выгибается и дрожит от страсти мускулистое жёсткое тело воина, сдаваясь на милость победителя. И когда серебристые глаза темнели от желания, голос ломался и звенел просьбами, Линг отпускал себя. «Хочешь меня!» — он не спрашивал, утверждал, впиваясь в губы, выстанывающие «да». Жадно сминая пальцами плечи, руки, бедра, оставлял уже не поцелуи, а укусы на нежной коже, брал без жалости, как покорённую крепость, желая захватить и подчинить себе полностью. Воспринимая наградой впивающиеся в спину ногти, купался в расплавленном серебре глаз и как трофеи получал вырывающиеся вместе с криками призывы «ещё» и «глубже». И сам потом растворялся, сливался с Нийгеном не только телом, но и душой, входя и впуская, умирая и воскрешаясь. Дарк ни за что не поверил ещё пару недель назад, если бы ему кто-то сказал, что дни, проведённые в домике ведьмы, станут самыми счастливыми за всю его жизнь. А теперь он чуть ли не благословлял тот смерч, из-за которого они встретились. И соглашался мысленно с эльфом — бывают часы по насыщенности, по своему содержанию стоящие месяцев или даже лет беспросветного тусклого существования. Да за мгновение, когда на хриплое: «Кончи для меня», Нийген отвечал гортанным вскриком и выплёскивался жемчужными каплями — Дарк отдал бы, не торгуясь, год. Но можно ли назвать это любовью? Линг которую ночь не мог заснуть, копаясь в душе в поиске ответа: что именно чувствует к Нийгену? Не понимая, зачем и, главное, что бы дал ему этот ответ. Удержал рядом прекрасного спутника? — так ведь нет. Привязать к себе эльфа — что туман силками ловить. Ещё несколько дней и он уйдёт. Эльфы живут почти вечность, но Дарк не сомневался, что будет помнить Нийгена гораздо дольше, чем тот его. Он останется навсегда первым и неповторимым, а кто такой сам Дарк для него? — всего лишь очередной человек, наверняка, один из многих, кто попал под эльфийские чары. Внезапная ревность ко всем мужчинам в прошлом эльфа и желание стать единственным смешались в крови в горячий отравляющий коктейль, разгоняя по венам дикую смесь ярости, отчаяния и протеста. Соображение, что сам-то провёл тридцать лет далеко не монахом, не пришло Дарку в голову: ему можно. А вот Нийгену — нет! Тот должен был хранить себя до их встречи, не позволять касаться кому бы то ни было, не имел права влюбляться и любить. Не-ет, никакого права! Ни на день, ни на час, ни на миг! В камине вдруг вспыхнули подёрнутые пеплом угли, и Дарк приподнялся на локте, раздражённо наблюдая за маленькими язычками синеватого пламени, что заплясали на головешках дров. Под его взглядом они присмирели и спрятались, замерцали красными подмигивающими глазками. — Спать, — тихо приказал Линг себе и им: злость пропала вместе с огнём. Повернулся лицом к тёплому сонному Нийгену, уже привычно заключая его в собственнические объятия и ещё для надёжности закидывая на бедро ногу — мой! Тот сквозь сон что-то проворчал на эльфийском. «Наверное, про человеческую неуклюжесть бубнит, привереда мой ушастый», — решил Дарк, вжался в него всем телом, глубоко удовлетворённо вдохнул и смежил веки. Ему приснился бой. Вернее, исход практически проигранного боя, раз дошло дело до рукопашной. Орки навалились лавиной: не обращая внимания на убитых выстрелами, они продолжали рваться вперёд, не щадя своих жизней, и смогли преодолеть расстояние, приблизившись вплотную. Времени перезаряжать не осталось, и револьверы превратились в бесполезный груз. Стрелки оказались в окружении, а конница не спешила на помощь — всё, как и было однажды наяву. Рассчитывать приходилось на длинный нож в руке и собственную реакцию. Дарк словно вновь очутился в эпицентре кровавой резни: кругом жуткая раскраска лиц орков, блеск кривых мечей, лязг железа, хрипы падающих замертво людей, предсмертные стоны, грубые окрики на чужом языке. И везде — кровь. Противников слишком много, а рядом никого, кто прикрыл бы спину. Нет, вообще никого — пронзило ясное понимание, как бывает во снах. Он один, абсолютно один против сотен. Паника — чудовищная, унизительная, лишающая воли и сил охватила его. Вспугнутым зайцем сердце рвануло из груди, казалось, именно его Дарк держит за сомкнутыми до скрипа зубами, не давая позорно сбежать из тела. Но жажда жизни оказалась сильнее парализующего страха, она заставила не смириться с предрешённой, казалось бы, гибелью и продолжить безнадёжное сопротивление. Отчаянно орудуя ножом и подхваченным с трупа орочьим мечом, пригибаясь и ускользая от ударов, он пробивался, сам не зная куда, пока не заметил знакомую высокую фигуру — Нийген! Рядом с ним не было орков, и Дарк осознал — вот оно спасение. «Ний! — заорал во все горло. — Ний!». Тот обернулся, ожёг льдом равнодушных глаз и с двух рук метнул ему в лицо стальные лепестки своих ножей, вспыхнувших в полете ярким ослепляющим пламенем… — Дарк! — увидев над собой эльфа, находящийся ещё в полусне Дарк дёрнулся, как от удара. — Ты кричал во сне. Кошмар? — Да, — неуверенно согласился, садясь и потирая ладонью лоб. Сердце продолжало заполошенно биться в ребра. — Мне что-то снилось… Огонь! — он вспомнил последний образ уже ускользающего из памяти сновидения. — Будто в меня летит огонь, и я не могу защититься. — Огонь? — переспросил Нийген, пристально вглядываясь в карие глаза. — Или лёд? Лёд вроде тоже был… Не помню! Да какая разница, это всего лишь сон. — Разница есть и существенная, — негромко проговорил эльф. — Ты выбираешь стихию, или, скорее, она признаёт тебя. — Что? Теперь уже Дарк всмотрелся в Нийгена, отмечая напряжённость черт, и чувствуя холодок под ложечкой от отстранённо оценивающего взгляда. У эльфа стал вид, как у рачительного хозяина, решающего, что делать с переставшей приносить молоко коровой — попытаться продать или прирезать без лишних хлопот. Такой Нийген — незнакомый и непонятный, — настораживал своей непредсказуемостью, вызывая подспудное желание держаться подальше. «Зато спящим он вызывает совсем другие желания», — некстати подумал Линг и переспросил, убеждая себя перестать высматривать признаки враждебности на прекрасном лице: — О чем ты говоришь? — Это место силы, — эльф обвёл ладонью помещение. — Ты знаешь. Почувствовал ещё на подходе, хотя и не должен был. В тебе тоже заключена сила, сейчас она пробуждается, — и снова этот испытующий взгляд, который охотнику совсем не нравился. — Ощущаешь её? — Аж яйца звенят! — Дарк вложил в восклицание весь сарказм, отмеренный ему природой. Нийген промолчал, лишь приподнял брови и поджал скорбно губы, словно удивляясь и сожалея о человеческой тупости. И Дарк задумался: что, помимо почти постоянного физического влечения к эльфу, он ощущал? Перестал волноваться, что происходит снаружи. Так это объяснимо — он убедился в безопасности их временного убежища. Ещё в последние дни разведение огня занимало не больше пары секунд: стоило чиркнуть кресалом о кремень, как искры послушно вспыхивали на растопке. И пламя вело себя спокойно — не пыталось вырваться за края очага, не гасло и не превращалось в удушающий ядовитый дым, горело ровно, угли оставались горячими намного дольше обычного. Да и ночью сегодня… Но Дарк списывал всё на ведьмино колдовство, скрытое в камнях дома и печи. А получается? — Нет, бред какой-то! Огонь? — для проверки он щёлкнул пальцами, мысленно представляя, как с них посыпятся искры, но, конечно же, ничего не произошло. И никакой силы он в себе не ощущал. — Даже ярмарочным фокусам учатся, — снисходительно улыбаясь, как несмышлёному ребёнку, объяснил Нийген. — Мало обладать силой, нужно уметь её концентрировать и направлять. Что тебе ближе? Вода или огонь? — Огонь, наверное, — пожал плечами Дарк: «Он сильный, может сжечь всё», — всплыли в памяти свои же детские слова. Эльф кивнул, довольный, что не ошибся в своих предположениях. Недаром ещё при знакомстве почувствовал двойственность энергии человека. Теми эпитетами, что он озвучил: «Мягкий стержень, ласковая сила, надёжная лёгкость и дерзкая основательность», — Нийген тогда пытался передать сложную противоречивую взаимосвязь Огня и Воды внутри Линга. Две разные стихии, сошедшиеся в смертном — не такая уж редкость, но обычно люди выбирали близкую им по духу Воду. Дарк же интуитивно отказался от пути наименьшего сопротивления, отдав предпочтение сложной в управлении, но крайне мощной стихии. Впрочем, он же привык воевать, и из него получится отличный разрушитель — улыбка Нийгена стала шире. — Я научу, как чувствовать, понимать и управлять своей силой, — переместившись за спину охотника, эльф прижался к его затылку губами и зашептал в волосы. — Если ты хочешь. — Спрашиваешь! Кто же откажется? А у тебя есть сила? — спросил Дарк с любопытством, пытаясь обернуться, но ему не дали удерживающие голову ладони. — Конечно, как бы я иначе почувствовал твою? — Нийген слегка дунул ему в ухо, намекая, что тот мог бы сообразить и сам. — Воздух? — почти не сомневаясь в правильности предположения, уточнил Линг. — Хотя наша стихия Воздух, но мне ближе Земля. Нийген помолчал, думая, стоит ли говорить, что когда Огонь окончательно признает Дарка, в их паре сойдутся четыре стихии, и совместная сила, направленная опытной рукой… Но решил, что не стоит опережать события. Их обоюдная связь крепла с каждым днём, но человек ещё оставался слишком диким и неотёсанным, кто знает, как он отреагирует? Может воодушевиться, а может из глупого упрямства, так присущего людским особям, оборвать все нити, что возникли между ними. Хорошо хоть никаких других привязанностей в душе охотника не имелось: жена или дети сильно усложнили бы задачу. — Тебя ждёт кто-нибудь в городе? — поинтересовался Нийген, прекрасно зная ответ. Дарк дёрнул ртом: со дня записи его имени в городской книге, он не завёл себе ни друзей, ни постоянной подружки. Снимал конурку при трактире «Ражий кот», так за три года и не поинтересовавшись — ошибка ли закралась в написание вывески, или хозяин специально выбрал такое необычное название. При том, что Линг легко шёл на контакт, он ни с кем не сближался. Его считали неплохим парнем работники трактира: он не скупился на чаевые и никогда не буянил во хмелю; служанки и жены мастеровых привечали: знали, что симпатичный темноглазый охотник не болтлив и не оставит без подарка; скупщики шкурок и клыков щитников высоко ценили качество приносимого товара и уважали нежелание торговаться. Но никто не знал, что у него на душе, да и не хотел знать по большому счету. О планах рыжей дочки трактирщика выйти за него замуж Дарк даже не подозревал, искренне полагая, что той всё равно с кем развлекаться, девица-то благочестием не отличалась. И сильно бы поразился, если бы ему сказали, что Долли, когда он не вернулся в город вовремя, плакалась всем вокруг и каждому о смелом и красивом женихе, отправившемся в лес, чтобы заработать денег на свадьбу и по возвращению просить её руки у отца. Отец, толстяк Раффи, только посмеивался в пышные усы, такие же рыжие, как коса у шебутной дурёхи-дочки: «Как сливками не пои, из камышового кота домашнего не сделать», — но не мешал ей фантазировать. Чем ещё скрашивать тоскливые дни, когда народ боялся нос из дома высунуть — только выпивкой, да байками. Тем более, рассказы и влажно блестящие от якобы не пролившихся слез глаза дочери развлекали постояльцев. Образ несчастной девы, лишившийся своего возлюбленного, по мнению самой Долли, придавал ей романтичность и интересность. И один далеко не бедный купец, остановившийся у них на Кровавую неделю, уже предложил ей своё общество в качестве утешения. Но сидя в небольшой избушке за несколько километров от городских стен, Линг не догадывался, что его «ждала невеста», поэтому честно признался: — Никто меня не ждёт. Я бы вообще не возвращался за стены, если бы не Кровавая неделя. — Не любишь город? «Людей», — хотел ответить Дарк, но лишь молча пожал плечами. Счёл, что не стоит говорить об этом Нийгену: тот и так всё время снобистски подчёркивал человеческое несовершенство. Как бы охотник ни относился к людям, они всё-таки свои: понятные и простые. В отличие от эльфа, что казался то близким и родным, то внезапно отстранялся и становился далёким, как луна в небе. Но всегда оставался привлекательным и прекрасным. — Может, тогда ты не откажешься попутешествовать со мной ещё? — поинтересовался Нийген. Он обвил охотника руками и привлёк к своей груди, разворачивая, чтобы заглянуть в лицо. — Например, в другой мир? — добавил, невинно улыбаясь. — Шутишь? — спросил непослушными губами Дарк, с замершим сердцем ожидая, что тот сейчас рассмеётся и согласится с тем, что пошутил. — Ни капли. Я не хочу расставаться с тобой, но и задерживаться здесь надолго не в праве. Если мы будем вместе, я многому научу тебя, обещаю, — серебристые глаза с расширенными зрачками влекли человека больше, чем все миры и знания, заключённые в них. — Говорят, эльфы дорого берут за свои уроки, — стараясь скрыть охватившую его радость, нарочито бесстрастным тоном заметил Линг. — Верно говорят, — Нийген привлёк ближе Дарка за шею и прошептал прямо в губы: — Я возьму самое дорогое — твоё сердце! Согласен? — Да-а, — выдохнул тот, включаясь в поцелуй. Как только горячий рот Нийгена обхватил его губы, а языки встретились в борьбе за первенство, Дарк нашёл ответ на мучивший его несколько ночей вопрос: что он чувствует к эльфу. И, кажется, понял, что такое любовь. По крайней мере, понял, что готов идти вдвоём куда угодно, не спрашивая зачем, как долго, и что ждёт на пути. Идти, чтобы быть рядом. Пока может. И неважно, что за мир и как они туда попадут. Нийген сказал — значит, получится. Даже слова о магической силе не особо затронули душу и не затмили для Дарка главного — они остаются вместе! Переполненный чистым восторгом, расходящимся теплом в груди, он плавно углубил поцелуй, запуская пальцы в волосы на затылке Нийгена. Сжал пряди в кулаке, как доказательство, что и эльфа можно удержать. И продолжил жадно целовать того, кто теперь не исчезнет как морок через несколько дней, кому он мечтал доказать, что лучше, сильнее и нежнее всех бывших любовников. Отчаянно надеясь, что любовь Нийгена к нему не «на миг», и он сможет завладеть его сердцем целиком, безраздельно и надолго. «Навечно», — Дарк не рискнул так даже подумать. Зачем ему вечность? — хватит и отмеренной жизни.