Спутник

Любить день, час, миг, но всем сердцем. Вновь закрыв глаза, чтобы не видеть опускающийся клинок, Дарк понял, о чем говорил Нийген в день их встречи. Никто не знает, когда оборвётся его жизнь. И рассчитывая на годы и десятилетия, всегда нужно помнить, что они могут внезапно обернуться всего лишь мигом. Для него будущее стало мгновением: сталь достигнет груди — и оно закончится. Вот сейчас. Раз, два… сердце сжалось и замерло в ожидании неминуемого удара. А боли всё не было, наоборот, внезапно ушла даже та, что терзала тело: Дарк почувствовал себя невесомым и лёгким. Его плавно закачало, будто на волнах, и потянуло куда-то ввысь всё быстрее и быстрее. «А умирать, оказывается, не страшно», — не успел подумать, как тут же рухнул вниз на что-то твёрдое, ударившись спиной и затылком. Все раны словно только этого и дожидались, чтобы тут же разболеться с новой силой. Болело всё, даже, казалось, кончики волос. Не сдержавшись, Дарк застонал. «Попал сразу в ад? А как же сперва справедливый божественный суд по делам и намерениям?» Открыв глаза, он рассмотрел высокий белёный потолок, перевёл взгляд левее: прямоугольная деревянная ножка, заканчивающаяся полированным углом — стол. Посмотрел направо — грубой каменной кладки стена. Такое логичней увидеть в каком-нибудь кабаке, свалившись по пьяни с лавки, а не в чертогах бога. Где роскошь, облака и сладкоголосое пение прекрасных дев? Линг попытался приподняться, чтобы оглядеться получше, и невольно оперся на правую руку, забыв о переломе. Заорав от боли, упал назад, снова гулко стукнувшись головой о тёмные доски пола. — Вста-ать! — с режущим слух произношением властно прозвучало откуда-то. Сказано было так, что напрочь исключало любую мысль ослушаться. «Альазим — бог огня или кто-то из его воинства?» — не отличающийся особенным благочестием ни в детстве, ни тем более во взрослом возрасте, Дарк не помнил имён всех божеств пантеона пламени. Но это явно кто-то из них: и акцент объяснялся — люди к ним наверняка не часто попадали, вряд ли так уж много отступников выбирали своей стихией не Воду, а Огонь. «Вот ведь, и после смерти одни приказы!» — злость заставила стиснуть зубы до скрипа и предпринять вторую попытку подняться, оказавшуюся более успешной: он сперва сел, а потом, уцепившись левой рукой за угол стола, тяжело встал на ноги. Комната, где он очутился, скорее всего, располагалась на верхушке башни: из узких стрельчатых окон далеко виднелся всё тот же пейзаж — холмы и туман. Дарка ощутимо шатало и чтобы не упасть, он крепче сжал пальцы на высоком бортике столешницы, взглядом мазнув по поверхности. И забыл и про неизвестного, отдающего приказы, и про изломанное тело, и про слабость — обо всём забыл. Потому что на столе… Похожее он однажды видел ребёнком, когда мать взяла его с собой в замок. Она заболталась с поварихой, и как уж так получилось, как они не усмотрели, и зачем его понесло из кухни на лестницу — Дарк не смог бы объяснить, но он беспрепятственно поднялся на второй этаж, где располагались господские покои. И заглянул в первую же попавшуюся открытую дверь. Это оказалась детская. Интерьер Дарк не запомнил, да и вряд ли вообще тогда заметил обстановку, потому что всё внимание приковал игрушечный городок прямо посередине комнаты. На светлом кленовом паркете собранные из раскрашенных деревянных кубиков и пирамидок высились башни и дома. А вокруг них были расставлены солдатики. Размером с ладонь, но тщательно сделанные с соблюдением всех пропорций и деталей. Часть из них представляли армию наместника: рядовые раскрашены голубым и белым, офицеры синим и золотым. Расцветку других Дарк по малолетству не знал — чёрное с красным, цвета южан. Два ряда солдатиков выстроившихся напротив, будто перед боем. В свои семь он никогда не видел подобных игрушек, даже не представлял, что такие бывают. Дарк, открыв от восхищения рот, рассматривал маленьких воинов от силы минут пять: мать быстро спохватилась, отыскала его и увела прочь. Но всё до мельчайших деталей врезалось в память и потом ему несколько ночей снилось, как солдатики оживают и бегут в атаку, размахивая крошечными мечами, а миниатюрные флаги развеваются на башнях. Сейчас, на широкой и длинной столешнице перед ним, не было домов, только ровные округлые холмики, выполненные из чего-то, напоминавшего буро-зелёный бархат, и с подобием белой ваты между ними. А вот солдатики нашлись. Два. На одном из бугорков, почерневшем и обугленном, раскинув руки лежала маленькая человеческая фигурка, а вторая, с длинными черными волосами, стояла рядом на коленях, сжимая кинжал, выглядевший в занесённых руках обломком иголки. Чуть в отдалении от них драгоценной брошью посверкивал сине-зелёными искорками свернувшийся кольцом дракон. У Дарка перехватило дыхание, он оторопело заморгал, не веря своим глазам. Он смотрит с небес на своё тело? Как такое возможно? — ведь Ний ещё не опустил клинок! — Красиво, верно? Из-ъящ-щная и то-анка-йя работа, — со странными заминками донеслось откуда-то сбоку, будто говорящий давным-давно не пользовался речью и теперь вспоминал, как звучат слова. — Ост-тановить время и извле-ейчь тебя. Дарк повернул голову и упёрся взглядом в широченную мощную грудь под выглядящей обманчиво мягкой, но явно прочной облегающей кольчугой с крупными звеньями из тёмного матового металла. Поднял глаза выше и резко выдохнул. Потрясли не столько телосложение и рост, хотя гигант возвышался над ним на две головы с лишним, и вряд ли Дарку удалось бы обхватить его за пояс обеими руками. Но прежде ему попадались среди орков подобные особи, поражающие воображение размером. И чёрная кожа Линга не удивила бы — на границе, хоть и не часто, всё же встречались южане, сумевшие пройти караванами сквозь бесплодные земли. Но вот такую — фиолетовую до черноты, с глубоким синим отливом — он видел впервые. Склонённое к нему лицо можно было сравнить с ночным небом, на котором горели излучающие невероятную мудрость и леденящее душу презрение две ярко-жёлтые луны глаз. С вертикальными щелями зрачков. Первым порывом стало пустить в ход магию. Но Дарк не нашёл в себе даже её отголосков, словно никогда и не было в нем сил двух стихий. И физически он ощущал себя беспомощным и слабым: устоять бы на ногах, о нападении или сопротивлении и речи не шло. Правда, дракон — а это не мог быть никто иной — не торопился его добивать. По крайней мере, пока. «Вот, значит, как. Вот, значит, кто. Вот, значит, что…» — мысли прокручивались вхолостую, словно барабан револьвера с пустыми гнёздами, не принося и грана понимания. Не получалось даже приблизительно объяснить увиденное и хоть как-то втиснуть в привычную картину мироздания. Но общение с эльфом подготовило Дарка к различным чудесам, даже если они не вписывались в грани разумного. Поэтому после непродолжительного ступора, он просто принял факт вот такой двойственности, как и воплощение дракона во что-то близкое к человеку. Но если они находились сразу в двух местах, то где-то рядом должен оказаться и Нийген? Для устойчивости перехватив повлажневшими пальцами деревянный бортик стола, Дарк надтреснутым голосом прохрипел: — Где Ний? — Ты про эльфа? — уточнил дракон, наклонив голову ниже и вглядываясь в человеческие глаза. Прядь бледных болотно-зелёных волос, неприятно контрастирующих с яркой темнотой кожи, скользнула из-за плеча и упала на грудь. — Он там, — короткий кивок на стол. — Он мне неинтересен. Меня заинтр-р-риговал ты. Я очень давно не удивлялся, — с каждым словом запинок в речи становилось всё меньше, и голос звучал плавней. — Тебе удалось разбудить мой-ё любопытство. Придвинувшись вплотную, он коснулся рукой подбородка Дарка, приподнимая. Тот вздрогнул — пальцы обратившегося дракона заканчивались острыми когтями, уколовшими кожу. Один скользнул вверх по щеке, словно лаская, но оставляя за собой тонкий, сразу же закровивший след. На почерневшем от копоти лице кровь выглядела светло-алой. Дарк сжал зубы, не желая показывать страх, но всё же дёрнулся всем телом, услышав: — Как ты вер-рнул глаза? «Вот, значит, как», — снова щёлкнуло в голове, но в этот раз барабан прокрутился не впустую, и патрон занял своё место в стволе. На вопрос «кто такой Кауре?» — эльф заумно понёс про какие-то там страхи. А ведь это было имя. Ний проговорился, упомянув его, и чуть не выдал себя. Тогда Дарк не почувствовал лжи, зато ясно понял сейчас: встреченный в тумане действительно был его отцом. И дракон его помнил. Не дождавшись ответа, гигант схватил Дарка за шею, заставив захрипеть от душащей хватки. Острые когти грозили проткнуть насквозь горло, но дракон не торопился их сжимать. Он наслаждался, впитывая ужас человека, тонкие синевато-черные губы искривились в усмешке. Продолжая удерживать Дарка, дракон развернулся и, сделав пару крупных шагов, впечатал охотника спиной в стену, заставляя того вытянуться на цыпочках, чтобы хоть немного уменьшить удушье. — Вы, люди, все на одно лицо, но глаза я запомнил, — указательный палец завис напротив правого зрачка Дарка. — Они у тебя были вку-усные, — протянул дракон, показательно облизнувшись длинным языком с раздвоенным кончиком. — Интересно, так же, как эти? — спрашивая, он медленно приблизил блестящий чёрный коготь к глазу и оттянул нижнее веко. Сколько себя Дарк помнил, потерять зрение было его самым жутким кошмаром. Он не знал, отчего страх слепоты поселился в душе, но на всё, что касалось глаз, реагировал крайне нервно. И стоило почувствовать инородный предмет, царапающий изнутри слизистую века, как мгновенно подступившая тошнота наполнила рот желчью и встала комом в передавленной шее. Ощутив под пальцами спазмы, дракон отпустил Дарка, и тот мешком осел на пол, кашляя и сплёвывая горькую слюну. Сердце заполошно билось где-то в освобождённом горле, грудь ходила ходуном от судорожного дыхания. Сломанная рука неудачно подвернулась, но острая прострелившая плечо боль скорее помогла — прочистила мозги и отогнала панику: «Смешно, ей-богу, только что собирался умереть, а тут чуть не обделался от страха ослепнуть». — Так как тебе удалось вернуть глаза? Пока я снова тебя их не ли-ишил, не с-советую тянуть с ответом. — Я… не… — голос отказывался повиноваться, — возвращал. Тогда был… — Дарку ужасно не хотелось даже думать про это, а уж вслух произносить тем паче, но выбора не осталось: — Мой отец. — Преемственность поколени-ий: глупость, переданная по наследству. Не интересно, скучно. Пора возвращать жертвенное животное на алтарь. — Я не животное! — собравшись с силами и подняв голову, зло выплюнул Дарк, смаргивая розовую слезу. — А он считает иначе, — отойдя обратно к столу, дракон постучал когтями по деревянному бортику. — И не колебля-ась, принесёт тебя в жертву. — Я его люблю. И он меня. Я знаю, — прозвучало с той мрачной убеждённостью, какая бывает у отчаявшихся людей, до последнего отказывающихся верить в очевидное. — He was my North, my South, my East and West, my working week and my Sunday rest¹, — нараспев произнёс дракон фразу на незнакомом языке и вновь перешёл на всеобщий: — Что ты можешь знать о любви?! Любовь в ус-стах человека звучит насмешкой! — Я знаю, что умру ради него! И что ты считаешь, мне похрену! — пропадать, так с музыкой, решил Линг, мысленно поклявшись, что больше не поддастся страху. — Меня всегда забавляли люди, вами так легко управлять! Эльфы слишком горды, гномы упрямы, орки примитивны, но только люди, сочет-тая все эти качества, обладают удивительным тщеславием. Скажи человеку, что он единственный и неповторимый, и он твой! Даже группы людей — целые народы! — легко поведутся на простенькую ложь о своей избранности по сравнению с соседями. А уж Ниеюдескенгенвэр Тиельмор за свою долгую жизнь научился филигранно играть на этой струне в человеческой душе. Он ведь наверняка с первой встречи вызвал в тебе желание доказать, что ты не такой, как все? Не такой заурядный и ограниченный, как большинство хумансов. И саму встречу обставил как-нибудь впечатляюще. Он тебя спас? Или дал возможность спасти себя? — Это была случайность! — а в груди от слов словно потянуло сквозняком и впервые услышанное полное имя эльфа лишь подбавило холода: ведь сам Нийген за всё время общения так и не счёл нужным представиться полностью. — И сколько же потребовалось случайностей, чтобы тебя приручить? — прищурив жёлтые глаза, словно от души развлекаясь, с издёвкой протянул дракон. Смерч на поле, появившийся необычайно рано до начала Кровавой недели, и именно с той стороны леса, куда Дарк собирался выйти. Так не вовремя дунувший порыв ветра, что заставил потерять равновесие на камнях — в город не получилось дойти из-за повреждённой от падения ноги. Дохлые твари в небывалом количестве, что не дали покинуть дом ведьмы — вихри собрали трупы… И в каждом случае — виновник Воздух. Стихия эльфов. «Нет! Это бред, так всё можно вывернуть! Может, Ний ещё и ведьму заблаговременно погнал на казнь, чтобы её дом освободить для моего соблазнения?!» — Дарк упрямо вздёрнул подбородок и уставился с ненавистью в глумливо скалящуюся рожу. — А потом посадил тебя на поводок привязанности и научил выполнять команды, как послушного пса? И ты поверил, что твоя глупость и слепота и есть любовь? Вместо ответа Дарк бросился на дракона, откуда только силы взялись? Не поднимаясь с пола, он ухватился здоровой рукой за щиколотку человекообразного ящера, рассчитывая сперва уронить, а там уже вгрызться зубами куда придётся. Лучше бы, конечно, в горло. Но не успел выполнить задуманное: сильный удар ногой в лицо отбросил обратно к стене, из разбитого носа потекла кровь, смачивая губы тёплым. — Чем короче срок жизни, тем меньше к ней почтения, — последовало за гулким смехом. — Даже к своей, что уж говорить про чужую. Только орки да люди наделены такой тягой к самоубийствам. Жаждешь умереть по капризу эльфа? Хороший пёсик, преданный до конца хозяину. — Он пытается спасти наши миры! Избавить их от твоего зла! — кровь пузырилась на губах и капала на жалкие обрывки, бывшие когда-то удобной охотничьей курткой, сейчас даже цвет ткани было не различить. — Он преследует только свои интересы! Как и все эльфы. Это они развязали войну, они вынудили атаковать, ловко отбивая мои удары на ни в чём неповинный мир! — Врёшь! Ний говорил, — адреналин ярости спал, и голос становился глуше, превращаясь в невнятное бормотание: — Это из-за того, что люди разрушили старый мир. И я знаю эти истории, так и есть. Это все знают. Когда-то давно именно люди выкрали огненный меч Альзаима и сожгли всё. Пепельный плащ потом накрыл землю, и годы не появлялось солнце. — А эльфы успели заблаговременно уйти, оставив заражённую радиацией землю вам. И лишь теперь, когда опасность миновала, стали приходить в ваш мир. Человеческая тяга к саморазрушению наказала лишь вас самих! Перворожденные могли остановить потерявших разум человеческих королей, развязавших бойню, но не стали. Не захотели! Им это было выгодно! Они рассчитывали, что остальные расы исчезнут, но промахнулись. Гномы пересидели в своих норах, орки оказались устойчивы к мутациям, а вы, живучие как тараканы, смогли вновь размножиться, хоть и откатились в развитии далеко назад. Но это тоже оказалось на руку эльфам — люди перестали представлять угрозу. — Врёшь… Дарк, в лохмотьях, перемазанный кровью и сажей, с потухшим бессмысленным взором, выглядел безумным неупокоенным мертвецом, вылезшим из могилы. Да он почти так себя и ощущал. Заполненный до краёв болью, чувствуя каждой клеточкой тела, что всё кончено: нет дороги назад, нет вообще ничего, ни малейшего шанса спастись, мечтающий о прекращении всего этого — терзающего на клочки душу. Даже, если избавление возможно лишь ценой смерти. Его сердце уже было вспорото, хоть клинок Нийгена продолжал оставаться занесённым над грудной клеткой. Но Дарк не мог признать правоту дракона. Иначе тогда всё зря. Вся его любовь обернётся ложью. И смерть станет напрасной. А фиолетовокожий гигант, будто забыв, что совсем недавно собирался отправить человека обратно на заклание, продолжал говорить: — Зачем бы мне тебе врать? Эльфы решили уйти, но не захотели ютиться на положении беженцев в чужих землях, тем более, человеческая раса, как вирус, расплодилась в каждом из миров. И кому-то из эльфийских старейшин пришла мысль создать свой собственный. Не полноценный мир — на это способны лишь боги, но осколок, остров, достаточный для их комфортной жизни. Создать что-то постоянное в междумирье… Это высший уровень магии, требующий гигантских затрат сил. Такая сила есть только у нас, у драконов! И всё их благополучие, вся их сказочно прекрасная жизнь без войн, межрасовой ненависти и природных катаклизмов… Всё! — голос поднялся до грозного рыка: — Оплачено страданиями дракона! Моего брата. Ради его освобождения я много веков атакую Долину, ради его спасения я каждый год подчиняю себе стихии. И я не остановлюсь ни перед чем! — дракон присел на корточки возле Дарка, вывернув ноги коленями назад, словно огромный кузнечик. — Эльфы давно могли бы его отпустить и вернуться в ваш мир, откуда когда-то ушли, но не хотят покидать свою тихую обжитую гавань. Они даже разрешили вход в свою долину другим расам — чтобы было кому работать на них за право жить в безопасности. И не оставляют попыток поработить ещё и меня, чтобы увеличить пространство. Твой любезный эльф просто одержим этой идеей. А теперь скажи мне, человек, не сердцем, но разумом — разве стоит умирать за чужой эгоизм? Дарк моргнул, фокусируя взгляд на иссиня-чёрном лице. Сами собой в памяти всплыли слова: «Слепой щенок, лезущий не в свою драку». Зная предысторию, в конфликте между драконом и эльфами Долины, он бы скорее занял сторону дракона. Он понимал его желание освободить брата и всегда ненавидел тех, кто живёт за счёт других. Но волею судьбы оказался именно их оружием. Или, правильней было бы сказать, волею Нийгена? — Люди издревле боролись за свою независимость, отказывались признавать главенство перворожденных и заслужили право принимать решения самостоятельно, — вкрадчиво увещевал дракон. — Разве стоит жадность и честолюбие эльфов человеческой жизни? Ответ напрашивался только один: «Нет». И Дарк уже открыл было рот, но неожиданное соображение, пришедшее в голову, заставило вновь сомкнуть губы. С чего бы дракон стал откровенничать с ним? И спрашивать мнение? Если, как он утверждал, всё, что им двигало — это интерес. Ну так выяснил, что хотел. Зачем продолжать разговор? Убил бы или вернул обратно. Всё-таки не любопытство являлось основной причиной вытащить его сюда из-под эльфийского клинка. Не раньше во время боя — а именно в тот момент, когда Ний собрался нанести смертельный удар сперва Дарку, а потом и ему. — Ну же! Неужели ты всё ещё согласен умереть за того, кто тебя цинично использовал?! И теперь так настойчиво добивался отрицательного ответа. А не в этом ли коротком слове «нет», что он требовал от Дарка, и есть разгадка странной разговорчивости? Дракон пытался манипулировать его сознанием. Не выдавая своей истинной цели, стремился заставить его переменить расстановку сил во всё ещё продолжающемся бое. Линг играл в шахматы всего несколько раз, но правила знал. Он — не более чем пешка на поле между двумя опытными игроками, но именно она может определить победителя. И дракон не стал бы вести столь долгие разговоры, если бы… не боялся проиграть? — Что изменится от моего ответа? — в упор спросил Дарк. — А ты не так глуп, как кажешься, — губы задрались в ухмылке, обнажая ряд желтоватых остроконечных зубов. — Жертва должна быть добровольной, иначе не сработает на полную мощь. Поэтому эльф и спросил твоё согласие. Скажешь сейчас «нет», я тебя отпущу. Будешь упорствовать — вся та боль, что ты испытывал до сих пор, покажется тебе лёгкой щекоткой. Дракон качнулся вперёд и коснулся пальцами торчащего из руки обломка кости, слегка пошевелив его. Дарк закусил губу до крови, чтобы не заорать, казалось, в него воткнули раскалённый прут. Сине-черные пальцы щёлкнули перед его носом, и боль моментально ушла. Выдох. Вдох полной грудью — как оказывается прекрасно просто дышать без раздирающей плоть пытки. Ещё щелчок, и тело снова заполнено болью до краёв, особенно острой и мучительной после краткой передышки. — Говори! У тебя есть выбор между долгой, о-очень долгой смертью и свободой. Если ты действительно не такой идиот, каким выглядишь, то сделаешь его правильно. — А… — «не пошёл бы ты на…», — уже готово было сорваться с губ, когда Дарк уловил какое-то странное движение на скрывающих тело дракона темных переплетениях кольчужной рубахи: среди плотных колечек вязки по правому плечу двигалось маленькое белёсое пятнышко. Точно такое же без труда отыскалось и с другой стороны. — Я скажу, скажу… — стараясь не слишком откровенно пялиться, чтобы не привлечь своей заинтересованностью ненужное внимание, Дарк с замиранием следил, как опарыши добрались до бледно-зелёных прядей волос. «Вот, значит, зачем», — в очередной раз что-то щёлкнуло в мозгу, словно ставя на место недостающий кусочек мозаики. То была не попытка задержать его в тумане междумирья — отец исхитрился подбросить ему двух маленьких шпионов, скрывшихся в складках одежды и не показывавшихся до поры, до времени. — Ты прав, я согласен, эльфы не достойны, чтобы за них умирали люди, — не задумываясь о том, что говорит, Дарк тянул секунды, отчётливо понимая, что в движении беловатых личинок есть конкретная цель. Дракон нетерпеливо рыкнул и мотнул головой, опарыши замерли, пережидая тряску. «Как они удерживаются на скользких волосах? Им же нечем», — отстранённо заинтересовался Дарк, надеясь лишь, что они каким-то образом смогут помочь, а не разъярят дракона ещё больше. Хотя терять-то всё равно нечего. Вот извивающиеся тельца добрались до своей цели и скользнули в ушную раковину, тут же исчезнув в глубине прохода. — Не тяни! — рявкнул дракон, сверля человека горящим взглядом. Чёрный коготь вновь приблизился к правому глазу человека, почти коснувшись остриём роговицы. Но в этот раз Дарк даже не дрогнул. Он ждал. Палец замер в миллиметре от зрачка и отдёрнулся. Взметнувшиеся ладони накрыли уши, а жёлтые глаза широко распахнулись, сужая зрачок до тонкого росчерка. «Что, тварь, ты всё-таки не забыл, как удивляться по-настоящему?» — со злобной удовлетворённостью отметил Дарк, жадно вглядываясь в исказившуюся морду. Раздавшийся дикий рёв послужил командой к действию. Оттолкнувшись спиной от стены, Линг ухватился руками за плечи дракона, опрокидывая того на пол. Черно-синяя шея оказалась прямо перед лицом, не раздумывая, он вонзил зубы в то место, где у людей находился кадык, и остервенело сомкнул челюсти. Мгновенно обожгло кислотой язык и нёбо, онемели губы, будто вместо крови в рот попал быстродействующий яд. Но Дарк не разжимал хватку, вгрызаясь глубже. Твёрдые когти дракона, которого пожирали изнутри плотоядные личинки, слепо царапали его затылок, сдирая лоскутами кожу вместе с волосами, распарывали багровыми полосами шею и плечи. И вскоре просунулись под нижнюю челюсть, вошли глубоко в горло и резко дёрнули в сторону, разрывая до трахеи. Даже, когда выходящий из лёгких воздух алыми пузырями вспенился в открытой ране, Дарк продолжал стискивать зубы. Последним проблеском сознания стало кристально ясное понимание, что умирает здесь не он один. «Воды камень точат, нам земля пророчит стать одной стихией вместе до конца. В битве друг за друга, если мир погубим, пусть нам будут судьи только небеса», — незамысловатый мотив звучал без слов, но разве забудешь многократно слышанную с детства песню? И Дарк мысленно продолжил: «В нас горит огонь, кипит и стынет кровь, ветрам бушующим нас вместе не сломать²». Что-то прохладное нежно коснулось лица, огладив влажным лоб и щеки. Так делала мать, когда он в детстве болел, чтобы сбить жар. — Мама? — Дарк распахнул ресницы, уверенный, что увидит родной облик, кто ещё мог ухаживать за ним и тихо мурлыкать старинную мелодию? Но вместо тёплой синевы глаз — холод серебра: рядом не мать, а Нийген. Не рассуждая и не раздумывая, Дарк ударил кулаком по округлому подбородку, вкладывая всю силу в движение кисти. Правой. Пока эльф поднимался с травы и проверял сохранность челюсти и зубов, Линг сел и удивлённо рассмотрел выглядящую абсолютно здоровой руку: даже шрама на месте перелома не нашлось. — Как?! — вместо ответа севший рядом Нийген показал пустой хрустальный флакончик, в глубине которого виднелся рубиновый отблеск — всё, что осталось от наполнявшей его прежде жидкости. В стороне, дальше, чем запомнил Дарк, лежал без движения дракон — всё ещё величественный, но уже не пугающий. — Он мёртв? — кивок Нийгена. — Ты знаешь, что было? Он меня… — Знаю. Время остановилось, но я чувствовал. И когда пошло вновь, я сделал то, что должен. Вы оба умерли, — длинные ресницы на секунду прикрыли серебристые глаза. — Тебя удалось вернуть. — Ну и нахуя?! — раздражение не прошло и извиняться перед эльфом за свой удар он не собирался. Наливающийся синяк у того на подбородке и выступившая вишнёвая капля в уголке губ не вызвали ни сожаления, ни раскаяния. — Почему не дал мне сдохнуть? Что тебе ещё от меня надо?! — Нийген промолчал, глядя чуть прищуренными глазами вдаль на уходящие до горизонта однообразные холмы, словно не слыша вопроса. Дарк не выдержал: — Придумываешь, как половчее соврать? — Я никогда не лгал тебе, — с металлическими нотками в голосе отчеканил эльф. — Я стерпел твой удар, люди часто вместо благодарности за спасение испытывают лишь злобу, вам так проще. Но больше на мою снисходительность, Дарк Линг, не рассчитывай! — На… На что?! — Дарк аж задохнулся от возмущения. — Не лгал он мне! Да ты, ты… Даже имени своего настоящего не назвал! — Ниеюдескенгенвэр из рода Тиельмор второй линии. И что бы дало тебе это знание? — лёгкая усмешка тронула чувственные губы. — Хорошо, ладно, шут с ним, с именем, — поднявшись на ноги, Дарк обнаружил, что практически голый, не считать же кровавые обрывки ткани за одежду, но зато без единого следа повреждений и ран. Он попрыгал на месте, проверяя, как слушается тело, размял плечи и покрутил шеей. Всё работало. Кроме магии: он попытался, сконцентрировав взгляд на пожухлой траве, вызвать огонь — не удалось. Но это даже не расстроило, скорее наоборот, ведь выгоды в его спасении для эльфа было немного. — Ну-у спасибо тебе, конечно, что не пожалел эту редчайшую херню на меня, — в результате процедил с неудовольствием: обида и разочарование от двуличности эльфа слишком сильно клокотали в душе, чтобы броситься ему на грудь с криками благодарности. — А про Кауре ты всё равно соврал! Ты же знал его! — Я знал человека, но не то, чем он стал. Сейчас он лишь тень в междумирье, — голос эльфа тоже не напоминал дружелюбно-ласковый тон. — Ты говорил не со своим отцом, а с его посмертным воплощением. — Только благодаря ему удалось все-таки достать дракона! А ты трахал когда-то эту тень! И привёл сюда на смерть, так же, как и меня! — Он, как и ты, выбирал сам, — говорить, что Кауре в своё время ответил «нет» на вопрос дракона, Нийген не стал. — Я не тащил тебя сюда силком, и ты на всё согласился добровольно, — желваки выступили под кожей скул, но эльф приготовился терпеливо выслушать претензии человека, понимая, что тому необходимо выплеснуть всё, что кипит внутри. — Ты меня использовал! — Все друг друга используют, только не все имеют честность признать это. Когда мы встретились, разве ты не думал о той пользе, что принесёт моё присутствие рядом с тобой? Или узнав про силу стихий, не прикидывал, чему я могу тебя научить? Человек крайне редко бывает честен, даже перед самим собой. — Ты опять уходишь от ответа! Задрали твои вечные уловки! Клянусь, если ты ещё раз ответишь вопросом на вопрос, я тебе снова въебу! Понял? — Может, лучше выебешь? — серебристые глаза вспыхнули провокационным весельем, Нийген откинулся назад, уперев руки за собой, и слегка раздвинул ноги. От его одежды тоже осталось немного, и взгляд Дарка невольно прошёлся по обнажённым участкам: широкие плечи, мускулистая грудь, выступающие над ремнём мышцы напряжённого живота, сильные бёдра, проглядывающие в разорванных штанинах — тело, знакомое до малейшей детали. Желанное и соблазнительное. Вопреки всему, несмотря на то, что он чувствовал себя преданным, больше всего охотнику сейчас хотелось шагнуть ближе, прижать Ния покрепче, закрыть его наглый лживый рот поцелуем и вытрахать из него весь гонор! Но уязвлённая гордость требовала иного удовлетворения. Не секса и не драки. Всего лишь честных ответов. И в зависимости от них, он и будет решать — бить или… не бить. — Да блядь! Я не поведусь, не старайся. И тебе всё равно придётся отвечать! Ты скрыл от меня истину! — Дарк обвиняюще ткнул пальцем в сторону эльфа. — Правда в том, что именно вы виновны в Кровавых неделях, вы пленили дракона и развязали войну! — Ты используешь два разных понятия. Правда, истина… Думаешь, это одно и то же? Ошибаешься! Да, Долина создана на жизненной силе дракона. Да, он страдает. Ты осуждаешь нас? Но ты ведь употребляешь в пищу мясо животных, носишь одежду из их шкур, используешь их природные возможности для своих нужд — в чём же разница? В разумности дракона? В наличии души? Не бывает одной правды — всё зависит лишь от точки зрения. Чтобы жить, мы убиваем. Это закон жизни, Дарк! Щитники, разрывающие муравейники ради еды — разрушители миров? Волк, догоняющий зайца — убийца? И да, и нет. Для голодных волчат волк единственная надежда выжить, но её он забирает у других. — Не говори со мной, как с ребёнком! — взорвался негодованием Дарк. — Так не веди себя как он! — Нийген тоже перестал сдерживать эмоции. — Когда ты был стрелком, и ваша армия теснила племена орков вглубь бесплодных земель, сильно ли ты переживал, что вы обрекаете их на голодную смерть? Нет! — Ты меня использовал, — повторил Дарк, закаменев лицом. Больше ему нечего было ответить. И, если быть до конца честным, именно это его терзало сильнее всего. Не знание, что люди из-за коварства эльфов потеряли былое могущество, взамен приобретя ежегодной пыткой Кровавую неделю, и, уж тем более, не заслуживающая сожаления судьба порабощённого дракона, а тот факт, что его жизнь разыграли втёмную. Нет, даже не это! А то, что он полностью доверял Нию, в то время как тот ему — нет. — Дарк, мы слишком разные, — Нийген примирительно протянул руку, но охотник сделал шаг назад. — Многие мои действия для тебя необъяснимы и неприемлемы. Может быть, через несколько веков ты меня поймёшь, но пока придётся либо мне верить, либо нет. — Не знаю, — после долгой паузы проговорил Дарк, отбросив оговорку Ния про века, прозвучавшую явно ради красного словца, мол, никогда ты меня не поймёшь. — После всего… Мне надо знать, а не верить. — Многие знания, многие печали, — вздохнул эльф. — Я ни разу не принуждал тебя. Ты делал выбор сам. Как и я. Разве я бы потратил на тебя слезу дракона, если бы относился лишь как к орудию, тем более использованному? Я люблю тебя. Упрямого, ограниченного, вспыльчивого, циничного… Мне перечислять дальше твои недостатки? Я их вижу все. Моя любовь, уж поверь, не слепа. — Как же ты влюбился-то в меня, такого? — дёрнул уголком рта Дарк, в глубине души признавая определённую логику услышанного. — Судьба, — Нийген улыбнулся краешком губ. — Я не знал, что ты сын Кауре. Когда отводил от тебя смерч — не знал. И наша встреча действительно была случайной. — А потом? Моё падение, те дохлые твари у домика? Твоих рук дело? — В любви и на войне все средства хороши, — ни тени стыда не мелькнуло в миндалевидных глазах. — Ты мне понравился, я хотел тебя задержать рядом с собой. — И после этого ты предлагаешь мне снова тебе поверить?! — Я не идеал, Дарк. Даже по эльфийским меркам. Но идеала и не существует. Любовь зла, — он пожал плечами с философским видом. — Можно негодовать, что твой избранник таков, а можно принять его целиком. Или нет. Выбор, как всегда, лишь за тобой. — Я не вернусь с тобой в Долину, — Дарк с вызовом посмотрел на Нийгена, но тот остался невозмутимым. — Этого я и не ждал. Миров очень много, не обязательно останавливаться на определённом, — заметив проблеск любопытства в карих глазах, эльф опустил ресницы, чтобы скрыть улыбку в своих. — Но вот искать их в одиночку… Может быть, ты всё же не откажешься от такого спутника, как я? Пока человек, старательно нахмурив лоб, делал вид, что принимает решение, Нийген прикинул, что следовало предпринять незамедлительно. Поставить свою ментальную метку на мир и закрыть проход для всех, кроме них: а то ещё набредёт какой-нибудь пройдоха на заброшенный мирок, да обчистит сокровищницы дракона ничтоже сумняшеся. Жаль, конечно, покидать такое перспективное место так быстро, но Дарк сейчас явно не в состоянии объективно оценить предложение покопаться в артефактах ближайшие лет пятьдесят. А сообщать, что его длительность жизни теперь приближена к эльфийской, как и о скором восстановлении магических сил в полном объёме, пока рановато. Ничего, они ещё вернутся. — Согласен, — прервал его размышления Дарк. Нийген позволил себе лишь намёк на улыбку — в решении человека он не сомневался, но не хотел показывать, что его эмоции настолько легко читаются. Но следующие слова заставили брови удивлённо приподняться: — Я хочу быть уверенным, мне нужны доказательства твоей любви, — такого заявления эльф не ожидал. — Загляни в мои мысли, у тебя получится и сейчас. — Нет. Благодаря дракону я понял, что даже у действительности есть двойное дно. А уж ты без труда сможешь скрыть от меня всё, что потребуется. — Ты быстро учишься, — медленно проговорил Нийген. — И? — Помнишь, ты предлагал мне свою жизнь? Тогда, на первой ночёвке в поле? — серебро глаз потемнело от понимания. — Я хочу её сейчас. И мы будем квиты. — Он пуст, — в пальцах эльфа возник хрустальный флакон, но в голосе слышалось не возражение, а, скорее, констатация. — Не страшно, — Дарк забрал склянку из его рук и двинулся к драконьей туше, не обратив внимания на скептическое хмыканье в спину. Без всякого почтения приподняв морщинистое веко, он подставил узкое горлышко к краю глаза и надавил на начинающую мутнеть склеру рядом со слёзным каналом. Рубиновая капля медленно и неохотно, но скатилась внутрь. — Видишь? Ну так что? Каким будет твой выбор? — Ты не перестаёшь меня поражать, Дарк Линг, — восхищённо сказал Нийген и рассмеялся: — Когда-то очень давно мне предсказали, что тёмные волны погасят мой ветер, и на мёртвой земле вырастет огненный вереск, — Дарк только озадаченно нахмурился. — Не понимаешь? Я тоже тогда не понял. Зато знаю сейчас, — эльф отбросил со лба прядь волос и серьёзно посмотрел в карие глаза, такие знакомые и каждый раз разные. — Да. Мой ответ — да. Ты заслужил это право, — он поднял с травы клинок, которым проткнул сердце охотника и протянул рукояткой вперёд. — Если ты решишь, что моя жизнь обрадует тебя больше, чем смерть, капни слезу дракона прямо в рану, — а потом откинулся на спину, разведя руки в стороны. — Могу поспорить, ты уверен, что я лишь проверяю тебя, — Дарк склонился над эльфом. — И считаешь, мне не хватит духу, чтобы… — не договорив, он коротким и резким движением вогнал лезвие до гарды в левую часть груди Нийгена. Разжав ладонь и оставив кинжал в теле, Линг посмотрел на свою руку: пальцы не дрожали. Подтянув к себе дорожную торбу Нийгена, без колебаний развязал стягивающие горловину ремешки. Он сам не знал точно, что хочет там найти. Что-нибудь, что помогло бы ему понять поступки Ния: от него самого ждать ответы, что на рунах гадать — толкований множество, а какое верное, поди разбери. Перетряхивая содержимое, Дарк искал что-то личное, могущее пролить свет на те тайны, что эльф хранит глубоко в душе. И нашёл. На самом дне, под ножнами с метательными ножами, за выглядевшей сплошной и целой подкладкой, отыскался потайной карман, а в нём пять гибких пластин размером в две ладони из непонятного материала — не толще, но прочнее, чем бумага. Четыре из них покрывала мелкая вязь эльфийских букв — письма? Линг разочарованно выругался сквозь зубы, перебирая листы: какой смысл в находке, если он не понимает ни слова. Но на последнем оказался не текст, а портрет темноволосого мужчины. Дарк, замерев, вглядывался в рисунок. Качество изображения поражало — незнакомец выглядел, как живой. Необычная причёска не скрывала высокий лоб, карие глаза с солнечными искрами смеялись, глядя перед собой, лёгкая морщинка у губ указывала на привычку часто улыбаться. На заднем плане высились странные башни сплошь из стекла — в них можно было даже рассмотреть отражающуюся синь неба. А между ними в воздухе зависли непонятные яйцеобразные предметы. Дарк задумался: буйная фантазия художника создала причудливый пейзаж или это реальность в абсолютно чуждом мире? Или не в таком уж и чуждом, но этот сохранивший яркие краски ненормально реалистичный рисунок был выполнен очень-очень давно, может быть, века назад. Последний вариант ему показался самым верным. Слишком изображённый мужчина походил на него самого, хотя выглядел моложе и беззаботнее. Их не спутали бы, встань они рядом, но приняли бы за братьев: мелкие различия лишь подчёркивали единую схожесть черт. И в том, что в их жилах текла общая кровь, сомнений не было. «Как там говорил дракон — глупость, переданная по наследству? Что бы он сказал о любви по наследству? — невесело ухмыльнулся Дарк. — Судьба? Сейчас я могу её изменить». Убрав всё обратно и завязав шнурки, он опустился на колени перед Нийгеном: — Помнишь, я спрашивал, какие у тебя личные мотивы убить виновника мортедэки? Он твоя причина, Ний? За него ты мстил дракону? Находя и вновь теряя похожих на него, но всё-таки других. Теперь он отомщён, так зачем же ты оживил меня? Я — не он, и никогда им не стану. Ты ведь знаешь это. Прекрасное лицо эльфа застыло в мраморном совершенстве статуи: бледная кожа, оттеняемая чёрным шёлком волос, ровные брови вразлёт, длинные ресницы, прямой нос, изогнутые древком лука губы — безупречная красота. Дарк кончиками пальцев дотронулся до потемневшего следа от удара на подбородке. Нийген. Хрупкий, как остриё ножа, и такой же опасный. Красивый, как первая заря, и беспощадный, словно шатун зимой. Желанный, будто вода в знойный полдень, и пугающий, подобно бездне. Объединяющий коварство зимних ветров и теплоту согретой солнцем земли. Нийген сочетал в себе настолько разные качества, что с первого дня их знакомства Дарк не понимал, терялся, как к нему относиться и что делать: заключить в объятия или пристрелить спящим. Бодрствующим можно было и не пытаться — быстротой и силой эльф напоминал смертоносную змею или призрак новолуния. Впервые Нийген оказался таким беззащитным, таким доверчиво… мёртвым. Дарк повертел в пальцах крохотный пузырёк: встать и уйти, забрав с собой гарантию безбедной жизни. Чему-то внутри него этот вариант казался заманчивым: так он навсегда освободится от влияния эльфа, избавится от разрушающей волю зависимости. И разбогатеет заодно. А если у дракона вырезать сердце и вырвать зубы — за них заплатят столько, что хватит правнукам. Разве не о богатстве он мечтал, когда отправлялся на охоту накануне Кровавой недели? С тех пор прошло всего лишь немногим больше месяца. Так что изменилось?! Хороший дом, красивая жена, дети, уважение сородичей — не к этому ли стремится каждый человек? Всё это он держал сейчас на ладони. Он ведь сможет найти родной мир, револьверы, словно маяк, укажут путь. Ний сам подсказал ориентир, более того, только благодаря ему — он и есть. «Сам. Предчувствовал? Или догадывался, что я не останусь с ним, после того, как узнаю? Он в очередной раз предоставил возможность выбрать. И отдал мне в руки свою жизнь. Без какой-либо великой цели, просто потому, что я попросил. Потому что верит». И понял с ужасающей ясностью, что Нийген выиграет спор, когда очнётся: он не отнёсся к его словам, как к блефу, протягивая оружие. Бледные губы не шевелились, но Дарк, словно наяву услышал мягкий голос: «Либо верить, либо нет». Перевёл дыхание и взялся левой ладонью за рукоять клинка, одновременно правой наклоняя горлышко флакона над раной. Напряжённо смотря, как рубиновая капля смешивается с кровью, Дарк беззвучно прошептал то ли как заклинание, то ли как клятву: — Стать одной стихией вместе до конца. Он сделал свой выбор. Вера не требует доказательств. Как и любовь не нуждается в причине. Прошла секунда, вторая, третья. Ничего не менялось: Нийген по-прежнему лежал бездыханным и до синевы бледным. Дарк непонимающе взглянул на пустой флакон, обернулся зачем-то на мёртвого дракона. Мёртвого! Внутри всё упало: с чего он решил, что слеза сохранит свои воскрешающие свойства, если взять её не у живого? В глазах потемнело от осознания невозвратимости потери, стало трудно дышать, а земля будто поплыла из-под коленей. Дарк в отчаянии сложился пополам, уткнувшись Нийгену лицом в живот. — Немного ниже, — раздался хрипловатый голос. — И левее. — Ний! Живой! Сердце сбилось с ритма и понеслось вскачь, как безумное. Затопившее Дарка облегчение было таким всеобъемлющим и одуряюще пьянящим, что окончательно выбило из головы недавние сомнения и тревоги. Нийген рядом и живой — всё, больше ничего не надо. Подняв на эльфа влажные глаза, Дарк расплылся бессмысленно-счастливой улыбкой. Что бы там ни было у них обоих в прошлом, как бы сильно ни различались — они вместе. И будущее у них общее. Сколько бы ни осталось: день, час, миг или столетия — если любишь всем сердцем это не важно.