***
Ригорт напряжённо всматривался в молочную мглу. За плечом, чуть ли не в ухо, пыхтел Рангвар. С другой стороны стояла погодная ведьма. На фоне шумного, вечно сопящего нордлинга женщина, казалось, вообще не дышала, да, впрочем, и вовсе походила на статую из храма Отца Солнца, так была недвижна и холодна. Он повернулся к ведьме, — она лишь слегка кивнула — уже можно, и скомандовал: — Песню! Громче и дольше! И пусть на остальных кораблях подхватят! — Мой господин считает, что пора? — голос Рангвара подозрительно вкрадчив, но сейчас не до этого. Молодой ярл сам ни в чём не уверен — не сбились ли с верного курса пловцы, отправленные к вражеским кораблям, не перепутала ли ведьма стороны света в этом проклятом тумане, не ждала ли пловцов засада, достигли ли они цели, не оказались ли схвачены врагами, не утонули ли, не встретили ли какое чудище местное вроде огромного спрута, которые, говорят, обитают у этих берегов… Ригорт даже не шелохнулся, лишь ещё больше побелели костяшки пальцев, вцепившихся в осклизлую от сырости древесину. Где же ты, моя заветная удача-рыба? Неужели обманула тень от твоих хвостов, не указав верный путь, но рассыпавшись насмешливой рябью на негостеприимной воде? Хорошо поют нордлинги. Громко. Душевно. Мнится, что даже туман начинает слегка редеть, убоявшись силы и воли воинов Форейраны. А платье ведьмы, что представлялось безлико-серым всё это время, вдруг обрело цвет и рисунок, стало виднее сквозь мглу, ярче и насыщеннее. Ригорту даже почудилось, что удалось разглядеть множество тонких браслетов на её руках, из ракушечника и каких-то маленьких диковинных камешков, цветных и круглых. Интересно, сколько же времени нужно пловцам, чтобы сориентироваться на месте? А пересчитать галеасы фарентинцев? Может быть, подстроить какую-нибудь гадость южанам? Которую уже песню поют воины? Третью по счёту балладу о морском драконе? Если удалось не сбиться в счёте времени, что, кстати, было немудрено в эти дни, то сейчас близится пять утра — время четвёртой стражи. Меньше, чем через час рассвет, а туман дрожит и растекается по пространству то струями, то волнами, то дымными клубами. Вот опять фигура ведьмы почти растаяла во мгле, а ведь три шага до неё, всего три… Воображение молодого ярла рисовало картины одна страшнее другой: вот азг Каруг проплыл в ледяной воде мимо плотов и вёсел, и синие от холода губы не шевельнулись в просьбе о помощи. Вот старый Парвинг выронил нож и моток верёвки из окоченевших рук и камнем пошёл на дно. Вот Светлый Зверь был неосторожен и слишком шумен, и вокруг него тут же обвился аркан, потащивший нордлинга наверх, к мечам и факелам. А вот братья Эориги пытаются связать одним мотком верёвки несколько вёсел одной галеры с вёслами другой, а азг Ренгот пробирается по вёслам вдоль борта, прислушиваясь и принюхиваясь, что же происходит там, на галере, и почему именно здесь этот туман, словно сотканный из молока демониц, имеет тяжёлый смрадный запах дурманных трав очень далёкого юго-востока… Ведьма вздрогнула, словно очнувшись ото сна, сбрасывая с себя оцепенение, как невеста Северной Форейраны расшитую цветами вереска накидку в первую брачную ночь. — Теперь наш черёд, мой господин! — её лицо бледно, губы почти сини, а глаза темны и усталы, но в них горит пламя. Не азартный огонь бойца, не искры воодушевлённой и наслушавшейся сказок о любви молодухи — но багровый огонь бездны, более всего напоминающий о решительности и неуступчивости Великой Огненной Матери… — Половина пусть поёт. Вторую половину на вёсла! И зажечь факелы, чтобы остальные драккары не потеряли направление движения! — А паруса, мой господин? Какие готовить? — Все! Но позже. Когда сменится ветер. Ветер? Сменится? Рангвар с сомнением качает головой. Это ж какой величины рыбу-удачу надо выловить, чтобы поймать нужный ветер в колдовском штиле?! — Гребите сильнее! — Ригорт отдавал приказы, стараясь не думать о том, что, возможно, первыми, кто погибнет от своих же кораблей, будут смельчаки, что отправились готовить эту победу. Что, возможно, галеасы фарентинцев многочисленнее, чем ему казалось, и драккарам нордлингов не удастся проскочить сквозь этот частокол. Или даже может случиться прямое столкновение… Фарентинские плоскодонки широки, тяжелы и неповоротливы, и какими бы юркими и маневренными ни были драккары, — прямое столкновение обернётся верной гибелью нордлингов… Но уж лучше так, чем медленно сходить с ума в тумане или сдохнуть от жажды в осаде. А погибшие за общее дело нордлинги, те, кто найдёт пристанище на морском дне, станут свитой Великого Морского Брата — морскими драконами, защищающими северные моря от огромным спрутов и ядовитых медуз этого проклятого Юга. Гребцы налегали на вёсла изо всех сил, кто не грёб — драли глотки от души, воодушевляя гребцов и заглушая тревогу в своих душах. Драккары отчаянно мчались в туман, рискуя налететь на камни или столкнуться с вражескими судами. Преодолеть эти несколько лиг не составляло особой трудности, только суеверный ужас всё больше подступал к горлу и мешал дышать. Одно дело мчаться навстречу врагу, другое… И тут подул ветер. Не в лицо, нет, когда можно было бы принять его просто за движение воздуха из-за скорости корабля, не в спину — это было бы сразу слишком большой удачей — чтобы поставить паруса и ещё быстрее рвануться к долгожданной свободе или вполне ожидаемой гибели, нет… Неожиданно струи тумана пришли в движение сбоку, клубы белого марева перекатывались через борта, наматывались на вёсла, но вдруг с треском рвались и свисали с них клочьями. Это немного замедляло скорость, но с другой стороны воодушевляло, означая, что нордлинги на верном пути. И воздух, свежий воздух, прорывающийся с порывами ветра, давал иногда возможность вздохнуть полной грудью, и песня звучала сильнее, и драккары взлетали над волнами словно Заревой дракон над горизонтом в весеннее солнцестояние…Хвосты удачи. 2.
20 ноября 2017 г. в 22:24
Туман заканчивался почти у самой воды. Если, конечно, глаза какого-нибудь наблюдателя оказались бы на этом уровне, то не исключено, что можно было бы посмотреть довольно далеко, но, как назло, и свет белого дня, и тьма ночи почти одинаково тонули в этом молочно-белом месиве, безразличном ко всему, почти не отличаясь друг от друга, и нечем было послать вперёд луч света, чтобы увидеть, где же там берег или корабль.
Вода же казалась, наоборот, беспросветно чёрной и маслянистой. Словно смола для промазывания стен укреплений, только такая ледяная, что дыхание перехватывало даже у бывалых воинов Фаренты. Лишь в глубине едва угадывалось медленное движение гигантских теней, то ли водорослей, готовых оплести и погубить всё, до чего они дотянутся, то ли щупалец морского чудовища, не брезгующего и человечинкой… И не отпускало чувство, что никто не вернётся не то что домой, на острова, но даже обратно на свои драккары. Не зря же ярл приказал послать тех, кто постарше, кого дома не ждут малые дети, кто устоит пред гневом Морского змея, не падёт духом, когда тело окончательно скуёт холод и обовьют водоросли, и не дрогнет, встретившись лицом к лицу, вернее, к морде… Тссс, сам знаешь с кем… И ведь даже шёпотом не ругнёшься: в этом тумане слышно за лигу то, что в обычный день и на вытянутую руку не слыхать. Да ещё и грести на этих кое-как связанных плотах и брёвнах надо. Так, чтобы ни скрипа, ни плеска…
Ориентироваться в тумане было ужасно сложно, разве что целиком полагаясь на то, что направление, указанное имперской ведьмой правильно, и они не сбились с пути, и сейчас идут не к злополучной косе и не к отвесным скалам, а на север, к выходу в открытое море, который перекрывают фарентинские галеасы. Вот только очень хочется знать, далеко ли ещё добираться, а то в этом холоде недолго и замёрзнуть насмерть, так и не выполнив задуманное. И что будет, если в этом тумане они не заблудятся, но разминутся с кораблями противника? Ведь не видно же ничегошеньки…
Но, видимо один из хвостов рыбы-удачи оказался достаточно близок и не слишком вёрток, чтобы его ухватить: ощущение чего-то большого, гораздо более плотного, чем туман, находящегося совсем-совсем рядом пришло неожиданно, но неотвратимо. И это точно были не камни, не рифы и не скалы берега, о который волны должны были разбиваться с шумом и стоном. Нет, вода чуть плескалась о что-то чужеродное ей, чуть вздыхая, причмокивая и булькая, словно пробуя на вкус лакомую добычу. К запаху морской соли добавился запах мокрого дерева, крыс и налипших на борта моллюсков. Кто-то чуть не ругнулся, стукнувшись головой о выставленные с борта вёсла, закреплённые в уключинах так, что они висели над водой, впрочем, поднятые весьма не высоко, чтобы их было легко спустить и, не теряя времени, броситься в погоню, буде таковая случится, но в то же время так, чтобы незначительное морское волнение не задевало их.
В этот момент на одном из драккаров затянули песню. Как нельзя более вовремя, словно почувствовали, будто знали… Воины Форейраны, отправившиеся на столь рискованное мероприятие слегка приободрились. Уже можно было переговариваться, пусть и тихо, и не так бояться, что их выдаст случайный всплеск. Да и для задуманного хорошо — под шумок можно сделать гораздо больше, чем в этой ужасной тишине. И пусть руки-ноги закоченели так, что даже двигать ими нет ни сил, ни возможностей, пусть у пустившихся в задуманную молодым ярлом авантюру нет ни малейшего шанса вернуться — кто не замерзнет — либо неминуемо утонет, либо попадёт в руки к врагам, но галеасы фарентинцев не выстоят в бою! А погибших долго будут восхвалять в песнях…