Все, что необходимо, это любовь

Pov Кристин.       Мы с Эриком уже месяц были женаты. И мы были действительно счастливы, наслаждаясь обществом друг друга. Эрик стал увереннее, он все меньше спрашивал, не уйду ли я.       Нежный любящий муж, свой уютный дом — чего больше желать? Может, только ребенка, но и этого осталось ждать не долго — у меня была задержка… Я не знала, радоваться или плакать. С одной стороны — ребенок всегда счастье, я даже уверена, что Эрик станет прекрасным любящим отцом, но с другой… Каким он родится? Неужели таким же, как Эрик, неужели тоже вынужден будет носить маску, как отец? Как? Как можно будет объяснить ребенку, почему он не такой, как все, почему его боятся…       Я уверена, Эрик думал так же, поэтому никогда не заводил разговор о детях. Для него уже жена была пределом мечтаний, о дальнейшем он не думал. Но нужно сказать ему, только я не могла подобрать слов.       Раза два в неделю Эрик уходил немного поиграть в подземелье оперы. И этот был одним из таких. Я долго ходила по дому, собираясь с мыслями, собирала все свои силы. Наконец, я придумала. И, зная, что не смогу рассказать, если не сделаю этого в ближайшее время, накинула плащ и вышла из дома, вдыхая холодный спертый воздух Парижа. День был солнечный, но прохладный, заставляя кутаться в накидку, вздрагивать от порывов ветра, пробегающего по венам города.       Я торопливо шла к опере, когда меня остановили знакомый голос и твердая рука: -Здравствуй, Кристин. -Добрый день, Рауль, — я с трудом сдержала дрожь, поворачиваясь к нему, и невольно бросила взгляд на его шпагу, которая играла такую яркую и незабываемую роль в моем кошмаре. Встреча действительно была «очень скорой», осталось только выяснить, насколько неприятной она будет. -Торопишься? — что-то в нем неуловимо изменилось, и не скажу, что в лучшую сторону, но вот что именно? -Да, — мне было страшно оставаться с ним наедине и хотелось интуитивно закрыть живот в стремлении защитить. -Спешишь к своему мужу? — вопрос заставил меня запаниковать — откуда он знает? -Я видел вас у церкви Мадлен, — пояснил он, видимо, заметив мой страх. Он говорил это намного спокойнее, чем я ожидала. Еще недавно он был готов наброситься на Эрика. А теперь… -Поздравляю с замужеством, видимо, удачным, — продолжал Рауль. Именно это спокойствие пугало больше — спокойствие и уверенность идут рука об руку. А в чем был уверен Рауль? — Мне интересно — как ты можешь смотреть на него? Как можешь терпеть его? Тем более в одной кровати? Не боишься, что однажды он набросится на тебя? -Он не дикий зверь, и не причинит мне зла. Ему просто нужно понимание и любовь. Он как… обиженный ребенок с единственным вопросом в глазах: за что? За что вы ненавидите меня? За что гоните? За что я такой? -А, так, может, в тебе взыграл материнский инстинкт? Могла попросить меня — я быстро наградил бы тебя нашим ребенком, — Рауль совсем не нравился мне таким. Не думала, что милый мальчик за месяц может так ожесточить свое сердце. И теперь я действительно его боялась. Боялась того, на что мог решиться такой человек. -Хватит, Рауль. И прекрати перевирать мои слова, — я отвернулась, но виконт резко развернул меня и схватил за предплечья: -Что? Что в нем есть такого, чего нет во мне? — воскликнул он в отчаянии, и несколько прохожих отошли подальше, — Почему ты выбрала его? Ты целый год мучила меня своими капризами со свадьбой! А за него ты выскочила замуж через неделю. -Его я знаю дольше, — Рауль не поймет. Да и сама я не до конца понимаю, почему выбрала Эрика, какая сила заставила меня усомниться в правильности принятого решения, заставила меня вернуться к нему. То, что влекло меня к нему, было выше человеческого понимания. Выше того, что можно описать таким простым человеческим словом — «любовь». Особенно, когда пресловутая любовь, или, точнее, это слово — «любовь» — теряет всякий смысл. Когда этим словом прикрывают простую похоть. Но Эрика я любила, именно любила, не имея в словарном запасе другого слова, способного описать мои чувства к нему, — Я просто люблю его. Для этого не нужны причины, это нельзя объяснить. -Может, выпьем кофе? — Рауль искал предлог, чтобы задержать меня, но я не была готова проводить с ним длительное время. -Я тороплюсь. -Он держит тебе в ежовых рукавицах? — насмешка на устах Рауля была такой неправильной, и оттого еще более мерзкой. Я хотела ему ответить, но случайно бросила взгляд на небо. Какой странный туман и марево. Туман должен красться по земле, а такое марево бывает, разве что, от… пожара. А ведь в той стороне опера! А в опере сейчас Эрик! -Эрик, — выдохнула я, бросившись вперед. Как во сне, совсем как во сне. Нет, я не позволю этому сбыться!       Но когда дыхание стало вырываться из легких с хрипом, а ноги почти отказывались мне повиноваться, моя уверенность поколебалась. Боже, я так слаба. Чем я могу ему помочь, если даже себя защитить не в состоянии? Лишь бы не опоздать.       Сердце замерло, когда я оказалась на площади перед оперой — плотная толпа людей, сквозь которую не пробраться, и полыхающее во второй раз здание оперы. Я, не раздумывая, побежала, расталкивая людей на пути, к тайному проходу в подвалы с улицы Скриба. Надо сделать все, что в моих силах, лишь бы спасти его. -Стой, Кристин, — Рауль попытался взять меня за руку, но я резко вырвала ее и проскочила в подвал.       Все пространство заволокло удушливым дымом, из-за которого было невозможно дышать — я закрыла рот и нос полой плаща, но это не сильно помогло. Нужно быстрее найти Эрика.       Идти приходилось почти на ощупь — дым был густым, глаза слезились… Кто мог подстроить такое? Неужели ненависть Рауля настолько сильна, что он не гнушается даже такими методами? Но это не правильно, так не должно быть! Я нашла Эрика у органа. Видимо, он играл и совсем не замечал, что его убежище наполняется дымом. Эрик в такие моменты забывает даже свое имя, возможно, и мое, становится настоящим Ангелом Музыки, далеким, волшебным, непостижимым для приземленного человеческого разума. -Эрик, — мне нужно было привести его в чувство, я не смогу вынести его, — Эрик, очнись.       Я смочила полы своего плаща водой из озера и приложила к его лицу. -Давай же, — шептала я. Эрик открыл глаза, но находился в подобии полусна и был слаб — ему нужна была помощь, чтобы выбраться на поверхность. Я помогла ему опереться на себя и повела к выходу. Единственной моей целью было вытащить его отсюда. «Я смогу», — твердила я себе, не позволяя сдаться, не позволяя себе лишиться сознания.       Время тянулось так долго, идти было так тяжело. В некоторые моменты мне казалось, что мы не движемся, в другие я думала, что мы потерялись и никогда не выберемся отсюда, и дом у озера станет склепом у озера. Красиво, конечно, но нам от этой красоты уже не будет ни тепло, ни холодно. И вообще — я хотела еще пожить, пожить с ним, любя его, даря ему любовь и получая ее в ответ. Эти мысли придали мне сил, которых, казалось, вовсе не осталось. И выход засветился бледно-голубым окном.       Я вытащила Эрика, и сама рухнула на траву среди кустарника, надежно укрывающего тайный ход в подземелья оперы. Как прекрасен свежий парижский воздух. Как хорошо, что воздух такой холодный и влажный! Я смогла! Сил радоваться не осталось. Я немного вздремну, а потом порадуюсь….