Все, что необходимо, это любовь

Pov Кристин       Я заметила, как сильно Эрик изменился за такое короткое время. Из нелюдимого и замкнутого, лишенного сочувствия, отверженного гения, он становился почти нормальным человеком, способным на понимание. Но я так же прекрасно понимала, что на большее рассчитывать не стоит — по-настоящему нормальным он не станет никогда, вся любовь мира не изменит его душевных ран. Но я всегда буду рядом, всегда буду давать ему ту любовь, которую он заслуживает.       Мишель прибежал на следующее утро. Я вспомнила, как в первый раз увидела его. Это было через пару дней после пожара. Я часто выходила на крыльцо, чтобы вдохнуть свежего воздуха, чтобы не чувствовать запах дыма, который, казалось, въелся в легкие, въелся в кожу, в волосы… Во все.       Это было раннее утро, город только начал просыпаться, а по дороге шла одинокая фигурка мальчика-газетчика. Обычный ребенок, не лучше и не хуже других, но он чем-то привлек мое внимание. Может, в окружающем безлюдье было особенно заметно его одиночество? Совсем маленький и худой, на вид ему можно было дать лет 7, хотя ему было 10, как я узнала позже, в изношенной и потрепанной одежде. Я позвала его, не особо понимая, что хочу сделать: -Мальчик, подойди, пожалуйста, — он явно был удивлен, что к нему обратились вежливо. Подошел с опаской, как дикий зверек. -Как тебя зовут? -Мишель, — голос его был такой же, как и он сам — слабый, тоненький, как писк птенчика. Волосы у него были светло-русые, торчащие неровным прядями из-под кепки, козырек которой бросал тень на его серо-голубые глаза, делая их темнее, чем они были на самом деле. -Можно одну газету? — я протянула ему несколько монет, которые взяла на столике в прихожей. -Мадемуазель, этого слишком много, — мальчик протянул газету и лишние монеты. -Ты не голоден? — я взяла лишь газету. -Нет, — поспешно ответил мальчик, но его тут же выдало урчание живота. -Подожди здесь немного, — улыбнулась я и зашла домой. Я думала, что он убежит, но когда вышла с подносом, на котором стоял стакан молока и тарелка с печеньем, Мишель сидел на ступеньках крыльца. -Держи, — передала поднос ему. -Зачем все это, мадемуазель? — робко спросил мальчик, неуверенно отпивая молока.       Я задумалась. Эрика всегда безумно злило, когда его жалели. Думаю, здесь я наткнусь на такие же чувства. Поэтому решила пойти другим путем: -Просто хотела попросить тебя, чтобы ты каждый день проходил здесь и продавал мне газету. -И все? — мальчишка неуверенно посмотрел на меня, перестав жевать. Я знала, что он опасается, это понятно — доброта часто вызывает недоверие у тех, кто видел лишь злобу. -И все, — я улыбнулась и взъерошила ему волосы.       Пока мальчик ел, я молча сидела рядом. Эрик, знала, смотрит в окно, словно суровый страж, не доверяющий никому, готовый отразить любой удар. -Почему Вы живете здесь? — спросил Мишель, доев. -Здесь? -Ну, в Угрюмом доме, — пояснил ребенок. Хм, странное название. Хотя, в первый раз увидев его, я подумала так же — угрюмый дом, в котором может жить только такой же угрюмый человек, на лице которого не может появиться улыбка. Теперь дом немного изменился — на окнах появились цветы и занавески, стекла были отмыты от пыли и подтеков дождевой воды, крыльцо выметено. -Это дом моего мужа.       Мы еще немного поговорили, и Мишель пошел дальше, бодрее, чем до этого. С того самого дня он приходил каждое утро. **** -Кристин, все выполнил, — мальчик тащил корзину с продуктами. -Проходи, — я распахнула дверь, пропуская его, и, посмотрев по сторонам и не заметив никого необычного, заперла ее.       Из гостиной доносилась музыка — Эрик играл на рояле. Играл так, как мог лишь он, погружаясь в музыку, становясь неотъемлемой ее частью, заставляя слушающих тоже погружаться в нее, чувствовать то, что чувствует он. Это была не просто игра, не просто музыка, это было настоящее волшебство. Мы стояли в коридоре, не в силах сдвинуться с места, плененные музыкой. Даже я, живя с ним, слушая его музыку каждый день, не могла не вслушиваться в каждую ноту.       Только когда мелодия закончилась, мы прошли в кухню. Я не стала разбирать корзину, только убрала ее в кладовую. -Гроб доставят сегодня вечером, — отчитался Мишель, — У них оказались подходящие заготовки.       Это очень хорошо. Выехать мы сможем сегодня же. Что ж, будем надеяться, что удача продолжит благоволить нам.       Мишель сидел и смотрел на меня с ожиданием. Он помнил мое обещание поговорить с Эриком. Но захочет ли он, если узнает все? Как ребенок отреагирует? -Мишель, прежде всего, я хочу, чтобы ты поклялся — все, что ты узнаешь, должно остаться в тайне, какое бы решение ты ни принял. А так же пообещал, что поможешь нам уехать из Парижа, даже если решишь остаться. -Клянусь, — кивнул мальчик, — Я ничего никому не скажу.       Это был сложный разговор. Но Мишель должен знать, с кем ему предстоит путешествовать до того, как он поедет с нами невесть куда… -Ты знаешь о Призраке Оперы? -Конечно, знаю, — Мишель нахмурился, удивленный таким далеким, по его мнению, от темы вопросом, — о нем сейчас весь город говорит. Он убил двоих людей около театра. -Он не убивал их. Призрак никогда не нападал без причины. Жестоким его сделали сами люди, — я защищала Эрика от несправедливых обвинений. Да, я относилась к нему несколько предвзято, веря, что он ни в чем не виноват, даже в убийстве Буке и Пьянджи, говоря себе, что у него не было выбора. Я в это верила и, наверняка, всегда буду. -Откуда Вы знаете?       Ну вот, мы и подошли к тому, ради чего был затеян весь этот разговор. -Потому что он — мой муж.       У мальчика был такой взгляд, будто я сошла с ума. -Как Вы можете быть замужем за призраком? -На самом деле, он человек. Очень талантливый человек.       Мальчик замолчал. Какие мысли крутятся в его голове? Каким будет его ответ? Сможет ли он понять? Или, как любой другой, не поймет? -А… можно его увидеть?