Все, что необходимо, это любовь

Pov Кристин (3 месяца спустя)       Осталось совсем чуть-чуть. Остров уже видно, он все приближается, радуя глаз песчаными пляжами, фонарями и лампами, сияющими даже в дневное время… На пароме мы приближались к конечной цели нашего удивительно долгого, трудного и изнурительного путешествия.       Куда бы мы ни шли, где бы ни останавливались — всегда старались скрыть малейшие следы, любые подсказки, которые могли натолкнуть на правильные размышления тех, кто последует за нами. Это началось с виноградника, когда Эрик взял лопату и закопал пустой гроб. В подвале было достаточно пыли и пепла, чтобы посыпать ими кровати. И так было везде, но мы нигде больше не задерживались долее, чем на одну ночь.       И теперь — конец скитаниям, начало по-настоящему новой жизни. Эрик и Мишель подружились, часто разговаривали о музыке, о путешествиях, о далеких странах… Часто мы сидели втроем и думали, какой будет «Фантазма», идеей создания которой грезил Эрик.       Мишель, увидев Эрика без маски, вовсе не испугался, как я опасалась. Это случилось на утро в доме с виноградником. Эрик еще спал, когда в комнату робко и беззвучно вошел Мишель. Увидев обезображенную правую часть лица, что всегда была скрыта маской, Мишель не выразил страха или омерзения. Лишь вздохнул, посмотрел на меня: -Я видел страшнее.       С тех пор отношение мальчика к Эрику стало более доверительным, словно тайна лица под маской допускала Мишеля к избранному кругу, делало его частью семьи. А со стороны они выглядели, как отец, любящий сына и сын, восхищающийся отцом… Их связало и еще кое-что — во время путешествия Мишель случайно свалился за борт. Он никогда не плавал, потому, попав в воду, едва не утонул. Эрик спрыгнул за ним еще до того, как отреагировал экипаж корабля. Вытащив Мишеля, он укутывал его в одеяла, не замечая холода. Мишель был напуган, любой испугался бы в подобной ситуации. И теперь, если раньше совсем чуть-чуть его опасался, что можно было заметить только при длительном наблюдении, то теперь всецело доверял ему, действительно видел в Эрике отца, который нужен каждому ребенку, как и мать.       Наконец-то мы сошли на берег. Кони-Айленд встретил нас заполненными пляжами, огромным количеством прогуливающихся по улицам парочек и семей с детьми и не пустеющим парком развлечений «Астролендом» — мы прибыли почти в самом начале сезона. После тщательного отбора, вещей у нас было не много, поэтому багаж не особенно тяготил нас.       Жилье на первое время пришлось искать долго. Мы объехали почти весь остров, став, в результате, временными хозяевами небольшого, но довольно удобного двухэтажного дома с ухоженным садиком вокруг. Чистенькое крыльцо как нельзя лучше подходило для вечерних разговоров с чашкой чая. На первом этаже была маленькая кухонька, гостиная, совмещенная с библиотекой, небольшой кабинет и ванная. На втором этаже располагалась еще одна ванная и три комнаты — две спальни и одна детская. Все было в идеальном порядке и содержалось в чистоте. На этот дом мы согласились, не раздумывая, уверенные теперь в своей безопасности, находясь так далеко от Парижа. От Франции. Нечего больше бояться. Мы вместе, мы добрались до Кони-Айленда, наши недоброжелатели остались очень далеко и, наверняка, не скоро догадаются искать нас здесь, если вообще догадаются.       Почти сразу по прибытии Эрик начал разрабатывать планы театра и нашего дома. Он часто перерисовывал их, что-то менял, увеличивал, считая, что пространства маловато. Он же договаривался с мэром о земле и налогах, которые нам предстояло за эту землю выплачивать. Это заняло много времени, даже слишком, что нервировало Эрика, заставляло чувствовать себя неуютно. Он вообще всегда неуютно чувствовал себя, когда что-то шло не по его плану. И такое промедление так же в его планы не входило. -Я мечтаю, что наш ребенок родится в нашем доме, — сказал он мне однажды, садясь за рояль после длинного разговора с мэром, который вновь не был завершен.       Я стояла позади него, положив руки Эрику на плечи, поигрывая пальцами в такт музыке. На него постоянно столько всего сваливалось. Ему было тяжело так часто общаться с людьми, находиться в обществе кого-либо, кроме меня и Мишеля. Но Эрик пересиливал себя, пересиливал ради меня, ради нашего не рожденного малыша. Я старалась поддержать его, но лесть и бессмысленные слова поддержки только злили его, хотя эту злость он старался мне не показывать.       Я обняла его за шею и поцеловала в щеку, прерывая таким образом красивую мелодию. Эрик ласково сжал мои руки, лежащие на его груди. -Ты все успеешь, — шепнула я ему, — А мы постараемся повременить с появлением на свет.       Эрик потянул меня вперед и усадил себе на колени. Эти действия с его стороны были неожиданны, но удивительно приятны. Я с упоением прильнула к его груди, желая услышать биение его сердца, почувствовать его своим, ощутить, как два человеческих сердца будут биться в унисон.       Я была уверена, что Эрик справится с тем, что задумал, ведь он такой сильный, настойчивый, упрямый.       В итоге, Эрик получил почти даром два участка — на окраине и в центре острова. Один пустой, для дома, а другой — со старым, закрытым некоторое время назад театром, не оправдавшим своих ожиданий — для «Фантазмы». И Эрик, наняв строителей, самозабвенно принялся за работу.       Мэр оказался очень приятным интеллигентным человеком, принимавшим живейшее участие в этом строительстве. Каждые два дня он приезжал на места строительства, где и познакомился со мной и Мишелем. -О, я рад, наконец, познакомиться с теми, кто безраздельно правит разумом и сердцем талантливого маэстро.       Мэр с охотой рассказал нам о своей семье — любимой жене, в которой души не чает и нежно любимой дочери, годом младше Мишеля. -Моя Жаннетт уже не знает, чем занять эту непоседу, — жаловался он с нежной улыбкой заботливого и гордого отца, — Может, ваш Мишель сможет иногда навещать Елену и помогать ей в ее проказах? — Мишель согласился на предложение. Я знала — ему было скучно целыми днями присутствовать на строительстве, он так старался быть взрослым. Но ему нужно было общение со сверстниками, которые не покидали детства, чтобы вернуть его туда, где мысли заняты игрушками и сладостями, парками развлечений и пикниками.       Мэр вообще очень дружелюбно относился к нашей семье в целом и к Эрику в частности, что требовало определенных усилий. Дружелюбие напрягало моего ангела куда сильнее, чем неприязнь или безразличие, потому что Эрик к нему не привык, не знал, что это такое. -Эрик, прошу, постарайся вести себя соответственно. Мэр поражен твоими талантами, а твою маску воспринимает просто как странность талантливого человека. Я не прошу тебя всецело ему доверять, но что мешает тебе отвечать улыбкой на улыбку? — повторяла я перед каждым ужином, на который приглашал нас мэр, мистер Росс Кавендиш. Эрик в ответ бормотал что-то невразумительное и угрюмо, как обиженный ребенок, у которого отобрали сладости, завязывал галстук. Настроение его улучшалось, если я начинала петь, и держалось на этом уровне до конца ужина.       Мне нравилась эта семья. Сам мэр, склонный к полноте человек, не стесняющийся этого, все же не был толстяком — это, скорее, была здоровая упитанность примерного семьянина; был добродушен с друзьями, в круг которых нам посчастливилось попасть, и потакал всем желаниям своей дочурки Елены. Россу было лет 40, всегда аккуратно одетый, гладко выбритый. Его внимательные светло-карие глаза, казалось, подмечают любую мелочь, а мозг делал вывод, который, чаще всего, в мозгу и оставался. -Я знаю, что Вы и Ваш муж опасаетесь меня, — сказал он мне однажды, когда мы после ужина собрались в малой гостиной с чашками чая. Я рассматривала книжные полки, заставленные книгами по музыке. Мишель и Елена, маленькая золотоволосая девчушка, похожая на отца, играли, сидя на ковре, под присмотром Жаннетт, жены мэра, женщины, приятной в общении, настоящей хранительницы домашнего очага, изображающей полную покорность мужу, в ответ получая настоящую, не наигранную покорность благоверного. Но мужа она на самом деле любила. Ее волосы, выглядящие как расплавленное золото, всегда были собраны в высокую прическу, зеленые глаза были обрамлены длинными темными ресницами. А Эрик наигрывал ненавязчивую мелодию на рояле, — Это естественно, я все понимаю. Сюда, на Кони-Айленд, бегут не от хорошей жизни. У вас были причины так поступить, я знаю, но не спрашиваю Вас о них, как не спрашивал и Вашего мужа. Но всех людей, приезжающих сюда, я оцениваю по их поступкам здесь, не пытаясь узнать их прошлое, не желая лишать их возможности начать новую жизнь. Поэтому, не переживайте, Кристин, — после этих слов Росс отошел к своей жене, а я… я, наконец, смогла успокоиться, отпустив прошлое, которое, конечно, еще аукнется, но не по вине мистера Кавендиша.