Все, что необходимо, это любовь

Pov Кристин       На следующий день я не должна была петь, поэтому, проснувшись, никуда не торопилась, посвятив время до пробуждения детей игре с Миледи. Эрик ушел рано, чтобы разобраться с какими-то документами.       Мальчишки, едва проснувшись и позавтракав, убежали в сад. Миледи последовала за ними, считая, видно, что должна присматривать за детьми. Густав пришел в себя и не вспоминал об инциденте. Детская память такая странная вещь, дети легко забывают то, что хотят забыть, жаль, что взрослым это не дано…       Как и всегда, домой нам доставили все букеты, присланные мне вчера, к которым прилагались записки. Я не спеша расставляла букеты по вазам в гостиной, библиотеке и столовой. Это помогало ненадолго отвлечься от гнета воспоминаний предыдущего вечера. Экипаж, несущийся прямо на Густава все так же стоял у меня перед глазами. Я видела эту картину так ярко, будто наяву. Неужели это и впрямь был Рауль? А если он — был он трезв или пьян — вопрос, естественный для приехавших на Кони-Айленд. Неужели он в здравом уме мог покуситься на жизнь ребенка? Не важно, чей он сын — Густав всего лишь ребенок и не должен отвечать за грехи и ошибки родителей.       Привычка отвечать на записки из букетов оказалась весьма полезна. Многие из дарителей становились нашими постоянными зрителями. Росс подал мне эту идею: -Мужчинам приятно узнавать, что их подарок получен и оценен, а послание — прочитано. Никто не просит тебя писать им о взаимных чувствах и прочей чепухе, никто не просит соглашаться на встречи. Лишь короткое приветствие и благодарность за цветы и внимание — и мужчина побежит на следующее представление. Им — удовольствие, вам — деньги и полные залы.       И правда — интерес к «Фантазме» не ослабевал. Зал был заполнен на каждое представление, да и вся «Фантазма» не стояла на месте.       Я разбирала эти записки в кабинете за столом Эрика. Я любила работать именно здесь, хотя на столе постоянно царил беспорядок — разбросанные нотные листы, перья, ручки, конверты из-под писем… Но этот беспорядок успокаивал, был таким родным и привычным, со всеми этими нотами — перечеркнутыми и записанными заново, сломанными перьями, как бы старомодно это ни выглядело, и ручками, разорванными конвертами… Некоторые записки сразу отправлялись в камин — на них даже не стоило отвечать — сумасшедшие поклонники, умоляющие бросить мужа и детей. На другие я отвечала, как и советовал Росс, лишь меняя некоторые слова.       Примерно в середине этой стопки я нашла конвертик без каких-либо надписей. Сначала я хотела выбросить его, но любопытство взяло верх над благоразумием, и я вскрыла его. Внутри был простой листок бумаги, на котором таким знакомым ровным подчерком была написана одна, въевшаяся в память фраза:       «До очень скорой встречи, Кристин»       Нет, только не это. Он был вчера в театре. Значит, он на Кони-Айленд. Он здесь, спустя 4 года нашел нас. Рауль. Значит, это он правил тем экипажем, он хотел убить нашего с Эриком ребенка! То лицо, что я видела лишь мгновение, прежде чем оно скрылось в темноте, не было игрой воображения.       В дверь кабинета постучали прежде, чем меня успели поглотить мои кошмары. Я вздрогнула и разрешила войти. На пороге была девушка — горничная, она неуверенно оглядела кабинет — вся прислуга чувствовала себя немного неуютно в присутствии Эрика. Но особенно пугала их его способность оставаться незамеченным в комнате, в которой, казалось, совершенно негде спрятаться. -Письмо, миссис Дестлер. Я нашла его на пороге, — не заметив в комнате моего мужа, девушка чуть успокоилась. -Спасибо, Катерина, — я не решилась взять письмо у нее из рук, боясь показать, как дрожат мои, — положи на стол. Как только придет Эрик, передай ему, чтобы зашел сюда. -Да, миссис Дестлер, — девушка оставила письмо на краю стола и вышла, прикрыв за собой дверь.       Я долго сверлила взглядом белый конверт, не решаясь взять его в руки. Он пугал бы меня меньше, если бы был отравлен или превратился в ядовитую змею. Что в нем? Еще одно послание от Рауля? Нет, он не знает, где мы живем, я внимательно оглядывалась по сторонам вчера, за нами никто не шел. Но это не единственный способ, ведь так?       Послав все сомнения к черту, я встала и взяла конверт, распечатав его. Внутри — лист бумаги с единственным коротким словом, разбивающем вдребезги все надежды, весь покой, все оставшееся у меня самообладание, все тем же ровным подчерком:       «Нашел».       Стало трудно дышать, звуки стихли, словно меня укутали в одеяло, все тело наполнила ужасная слабость. В глазах потемнело, и я упала на пол, отпустив измученное сознание. Pov Эрик       Проснулся я рано, когда остров окутала предрассветная розоватая дымка. Рядом, тесно прижавшись ко мне, спала Кристин. Я наслаждался ее близостью, раздумывая о том, что делать дальше. Рауль нашел нас — это ясно. Он отбросил все запреты, ни разум, ни закон больше его не останавливают, теперь и сам он не боится запачкать руки в крови. Теперь Рауль еще опаснее, чем прежде. Опаснее для всех нас, и больше всего — для Кристин и Густава. Рауль умен, как ни противно признавать это, но он игрок, увлекается и не знает, когда нужно остановиться. Во всяком случае, так было раньше. А теперь?       Я постарался подняться, не разбудив Кристин, ведь она выглядит так мило, когда спит, но мне это не удалось: -Куда ты? — пробормотала Кристин, почти сквозь сон, чуть приоткрывая один глаз. -Спи, родная, я дойду до «Фантазмы», — я оставил поцелуй на ее щеке, в ответ на что она улыбнулась и, повозившись немного, снова заснула.       Я ушел рано, чтобы закончить с документами, которые уже неделю лежали в моем кабинете. Как оказалось, мороки с ними было куда меньше, чем я предполагал, поэтому по пути домой я успел кое-что заказать для Кристин. Мишель и Густав играли в саду под бдительным присмотром Миледи. Заметив меня, все трое сорвались с мест. Первой мне на руки запрыгнула, разумеется, Миледи, уже довольно урчащая, ее теплый, приятный на ощупь мех грел вечно холодные руки.       Я обнял обоих мальчишек, отмечая, что оба пришли в себя и не вспоминают о вчерашнем. Да, это было потрясением для всех нас, хорошо, что за ночь их воспоминания об этом… инциденте чуть притупились. Густав еще так мал, подобное могло породить неосознанный страх лошадей, экипажей, дорог или даже людей в целом. -А где мама? — странно, что Кристин с ними нет. Обычно она сидит в гамаке и читает, наблюдая за сыновьями краем глаза. -Наверное, в кабинете, — пожал плечами Мишель, — Сегодня букеты принесли.       А, букеты с записками. Я изначально был против этой идеи с ответными письмами. Но Кристин, не послушавшись меня, вероятно, в первый раз, писала короткие ответные записки. Эта идея принадлежала Россу, и ей он счел нужным поделиться с Кристин. Она ухватилась за нее, в то время как я считал это совершенно излишним. У нас и так было достаточно постоянных посетителей, «Фантазма» не знала недостатка в посетителях.       Но спорить с Кристин я не стал — пусть пишет, если ей так спокойнее. Это не занимало много времени, и в записках не было ничего особенного — официальное приветствие и благодарность за проявленное внимание. Если это занятие Кристин по душе, я не хотел ее его лишать. -Ладно, пойду найду ее.       Сыновья остались в саду, опять же под присмотром Миледи, которая была лучше любой няни.       Едва я вошел, как ко мне подошла одна из горничных, Катерина, насколько я помню. У нее, как и у всех других домашних слуг, я вызывал подсознательный страх, но я платил им достаточно не только за работу, но так же за молчание и некоторые странности этого дома, так что ни один не пожелал покинуть свою работу. -Сэр, миссис Дестлер просила Вас зайти в кабинет, как только Вы вернетесь, — девушка поклонилась и ушла, чувствуя себя в большей безопасности за пределами моего поля зрения. Что ж, Мишель оказался прав — Кристин действительно в кабинете.       Я зашел в кабинет в полной уверенности, что сейчас увижу Кристин за столом, сосредоточенно что-то читающей или пишущей. Из-за небольшой близорукости, она чуть прищуривает глаза и низко склоняется над столом. Ждал, что услышав меняя, оторвется от своего занятия и повиснет у меня на шее, тихо шепча, что соскучилась, как было всегда.       Поэтому я был совершенно не готов к тому, что найду ее без сознания на полу: -О, Боже, Кристин! — что с ней? Что произошло? Что-то серьезное? Какая-то болезнь или отголоски вчерашнего кошмара? — Эй, кто-нибудь! — я звал на помощь слуг, которых всегда не было, когда они были так нужны. Я не мог оставить ее одну. Она и так пролежала слишком долго в одиночестве, без помощи, — Проснись, Кристин, — молил я, гладя ее лицо, — Ну где же все?!       В проеме двери появилось испуганное лицо еще одной горничной. Она была напугана моим криком. Видно было, что девушка запыхалась — она тяжело дышала, видимо, бежала со второго этажа. -Немедленно пошлите за доктором, миссис Дестлер плохо. Живее! — приказал я, и девушку будто сдуло ветром. А я продолжил пытаться разбудить Кристин. Скоро пришла Анна, наша кухарка, принесла нюхательную соль.       Едва вдохнув запах, Кристин слабо вздрогнула и чуть приоткрыла глаза. Благодарение Богу, кажется, это всего лишь обычный обморок. -Кристин, милая, что случилось?       Зря я это спросил. На лице Кристин отразился такой ужас, что казалось, она сейчас снова лишится чувств. -Он здесь, — проговорила она с трудом, запинаясь на каждом слове, — Это был он, Эрик. -О чем ты говоришь? -Рауль, — одно имя объяснило все. Из-за него она потеряла сознание, и из-за него вчера чуть не погиб наш сын. Нет, я точно надену на шею этого виконта пенджабский галстук, ему он очень подойдет. Интересно, Росс сильно расстроится, если на Кони-Айленд найдут новую жертву Призрака? — Он был вчера в театре, он видел нас, узнал, где мы живем. Эрик, мне очень страшно!       Я прижал ее к себе. Как бы я хотел, чтобы можно было сокрыть ее в своих объятиях от этого дьявола. От этого чудовища, преследующего нас.       Скоро прибыл доктор, который подтвердил, что это только обморок — переутомление и чрезмерное волнение, но опасности нет. Теперь отдых — лучшее для нее лекарство.       Несмотря на то, что никакая опасность Кристин не угрожала (кроме Рауля, который не смог бы проникнуть в дом), я не мог оставить ее, поэтому хотел отменить представление в «Фантазме», но Мишель остановил меня: -Я проведу сегодняшнее представление. Папа, ты хорошо меня научил. Я справлюсь, поверь.       Я поверил ему, приказав кучеру внимательнее смотреть по сторонам и сразу же после выступления отвезти Мишеля домой.       С Густавом было сложнее — он уже не плакал, как в начале, но не мог усидеть на месте. Он беспокоился за Кристин. Ему, конечно, объяснили, что с мамой ничего странного не случилось, что она всего лишь устала, но, кажется, сын не верил. Он ходил по дому, держа на руках Миледи, находя в этом пушистом тельце небольшое успокоение. -Папа, а мама умирает? — спросил меня сын со слезами на глазах, когда я ненадолго оставил свой пост у ее кровати. Боже, как Густав мог подумать о таком?       Это ведь самое ужасное, что может случится в этом мире. Даже сам Мефистофель не решится совершить такое злодеяние. Бедное дитя. Каково ему меньше, чем за 24 часа узнать, что все мы смертны, что смерть на самом деле всегда рядом. -Нет, с мамой все хорошо, — попытался я переубедить сына. -Тогда почему она лежит в постели? Почему к ней приходил доктор? -Потому что мама узнала новость, расстроившую ее, — да, новость, которая чуть не довела ее до безумия… — Через пару дней мама поправится, и мы все вместе обязательно сходим на пляж, хорошо? -Хорошо, — кивнул Густав, начиная верить в то, что с Кристин ничего плохого не случилось, — А можно увидеть мамочку? -Сейчас она спит. Но вечером, после ужина, если ты все и быстро съешь, то можешь зайти, — Густав ел мало, и не любил многие овощи, поэтому приходилось придумывать стимул, чтобы он съедал все. -Ладно, я все-все съем, — закивал Густав, и на его лице, наконец, появилась улыбка, — А пока мне можно поиграть на рояле? — Густав умел и любил играть. Его так же влекла музыка, что неудивительно, он — настоящий сын своих родителей. В нем сплетались черты Кристин и мои. И музыка всегда успокаивала его, отвлекала, погружала в мир, в котором не было зла, не было боли, смерти. Не было ничего, кроме красоты, нот, сливающихся в одну реку, несущую, убаюкивающую любого в своих мягких объятиях. И он был так прекрасен. Кто мог подумать, что у такого урода, как я, может быть такой сын, как Густав. -Разумеется, — разрешил я, снова возвращаясь в комнату к моей Кристин.