Все, что необходимо, это любовь

Pov Кристин       Утро тихо стучалось в окна несмелой предрассветной дымкой и чириканьем ранних птиц. И кроме этого — ничего, тишина и покой. Как мне не хотелось выходить из этого полусонного состояния, возвращаясь в суровую реальность, не хотелось вновь сражаться с проблемами, хотелось вот так лежать на животе и ни о чем не думать, укрыться с головой летним шелковым покрывалом и вновь уснуть.       Вдруг я почувствовала нежное прикосновение к моей обнаженной спине. Прохладная рука с длинными пальцами, рука музыканта, невесомо, едва касаясь, словно боясь потревожить невесомый сон, прошла по линии позвоночника, вызывая мурашки от прикосновения привычно холодных пальцев к теплой со сна коже. Тот же путь спустя несколько мгновений проделали и губы, теплые, или, скорее, горячие, которые замерли на моей шее. Мне нравится, когда Эрик так делает — эта неспешная ласка заставляет меня трепетать и тяжело дышать, и покрываться «гусиной кожей». Кроме того, это подсказывало мне, что у моего мужа хорошее и игривое настроение с самого утра.       Я, довольно улыбаясь, перевернулась к нему лицом, но натолкнулась на холодный взгляд жестких глаз. Глаз Рауля.       Я закричала, пытаясь отползти от него. И проснулась.       Вокруг было темно, я сидела и тяжело дышала, все еще находясь во сласти кошмара. Мягкий слабый свет светильника, стоящего на прикроватной тумбочке, рассеял тьму, разогнав тени по углам — это Эрик проснулся, услышав меня. -Кристин? Что случилось? — Эрик приобнял меня за плечи, заглядывая в лицо. -Ничего страшного, — я пригладила волосы. Мне не хотелось, чтобы еще он переживал из-за моих кошмаров, ведь ему и так не сладко приходится. -Ты давно не просыпалась среди ночи с сердцем, стучащим так, что слышно не прислушиваясь, — Эрик потирал мои предплечья. Его сложно обмануть, особенно мне, ведь Эрик хорошо меня знает, слишком хорошо, а я не могу хладнокровно лгать ему в глаза, — Опять кошмар? -Да, просто кошмар, — пробормотала я. Хотя, не просто сон, а такой же яркий, в котором Рауль убивает Эрика, что приснился мне почти сразу после возвращения к моему ангелу. В тот раз, помнится, сон предрек большие проблемы. Что же ждет нас в этот раз? — я видела Рауля, а сейчас любой сон с ним — кошмар. Неудивительно, что он снится мне теперь.       Остаток ночи я не могла сомкнуть глаз. Эрик — я слышала это по его дыханию — тоже. Лишь забылись коротким сном на рассвете, который был прерван громким криком, следом за которым послышался стук металлических кастрюль о мраморный пол кухни. Эрик оделся в мгновение ока, надел маску и выбежал из комнаты, я поспешила за ним, натягивая длинный бархатный халат.       Все слуги собрались в холле, возле открытой входной двери, окружив растерянную и рыдающую горничную, немилосердно мнущую передник. А на крыльце, в солнечных лучах, точно в свете прожекторов, лежали несколько мертвых голубей, синиц и ласточек со свернутой шеей, их взъерошенные перья трепал ветер. Даже я, не особо знакомая с приметами и почти не верящая в них, знала, что это не к добру. Все эти птицы мертвыми предвещали несчастья и беды.       Эрик несколько секунд смотрел на открывшуюся картину, после чего взял полотняный мешок, который хранился в корзине в кухне, и, натянув перчатку, сунул туда мертвых птиц. Мешок он отдал дворецкому, который кивнул, поняв без слов, что от него требуется. -Инцидент исчерпан, — спокойно произнес он, — Возвращайтесь к своим обязанностям, — и добавил тихо, обращаясь к экономке, спокойной и понимающей женщине, — дайте девушке стакан виски и отпустите домой. Думаю, один день мы сможем обойтись без нее, — женщина кивнула и, приобняв всхлипывающую девушку, увела ее в сторону кухни.       Эрик посмотрел на меня долгим взглядом. Я шагнула ближе, сокращая расстояние, разделяющее нас, и обняла его, он крепко, но нежно прижал к себе, уткнув лицо мне в шею. -Теперь я рад, что добавил в этот дом несколько секретов, ведь сейчас этот мерзавец был очень близко. -Мертвые птицы… Это угроза или напоминание? -И то и другое, я думаю. И для того, и для другого сделано очень хитро. -Да, у нас нет доказательств его причастности. Опять. И никто не поверит нам, особенно в том, что виконт может опуститься до такого, — да, птиц мог подбросить кто угодно, мало ли у нас завистников и безумцев? — Как долго он еще будет играться с нами? Чего он хочет добиться? -Я не знаю, — сейчас, без посторонних глаз, я могла видеть, как тяжело Эрику сохранять спокойствие и хладнокровие. Сейчас, ненадолго, я могла видеть того потерянного мужчину из подвалов оперы. Он старался изо всех сил, чтобы придать уверенности нам, уверенности, что он легко разберется с этой проблемой. А сейчас, когда мы были только вдвоем, он позволил себе, всего на пару мгновений, быть не таким сильным, не таким самоуверенным, быть простым человеком, простым мужчиной, мечтающем о спокойной жизни со своей семьей. Как долго он мечтал лишь об этом, как долго ждал, просил, молил. И теперь Рауль готов все во второй раз отобрать у него. -Мама, папа, — сонный Густав спускался по лестнице, потирая глаза и зевая. -Что произошло? — следом за ним, потягиваясь, шел Мишель. Меж их ногами пробежала Миледи, как гончая, устремившись к месту преступления. -Ничего, — улыбнулась я через силу, — Просто одна горничная поскользнулась на… крыльце, — я бросила беглый взгляд на еле заметный след от черных и серых перьев, который сейчас чрезвычайно интересовал Миледи. Мою заминку заметил лишь Эрик, но вида не подал, — Анна, вероятно, уже приготовила завтрак. Почему бы вам не сходить и не узнать? — предложила я мальчишкам, удивляясь, какие они уже взрослые. -Садитесь есть без нас, — добавил Эрик, беря меня под руку, — мы с мамой прогуляемся по саду.       Утро было теплым, дул свежий бриз со стороны моря, солнце еще не поднялось высоко, но день обещал быть ясным — на небе не было ни облачка… В саду неторопливо и лениво покачивали ветвями фруктовые деревья, кусты роз радовали глаз яркими цветами и распространяли чудесный аромат. Мы медленно шли по дорожке меж рядами деревьев, слушая звонкие трели соловья. -Кристин, Мишель уже взрослый. Может, стоит ему все рассказать? -Эрик… я знаю. Знаю, что он взрослый, знаю, что он купил кольцо для Елены и собирается сделать ей предложение, но я… я все еще вижу его маленьким мальчиком на пустынной туманной улице. Пусть я не вынашивала его, не вскармливала, не укачивала младенцем, не учила первым шагам и первым словам, как Густава, но он не менее важен мне. И я не готова отпустить его сейчас. Всего 4 года, Эрик, это не так много, — я сорвала алую розу и теперь крутила ее в руках. О кольце мне рассказала Жаннетт — в ювелирном магазине работает ее знакомая. Мать Елены (она сейчас была беременная вторым ребенком) была рада этой новости, а вот я… мне тяжело было даже представить, что Мишель покинет наш дом, будет создавать семью. А потом Густав… И этот большой дом опустеет, — Эрик, 14 лет, это ведь так мало! Особенно для брака. -Мишелю почти 15, — решил мне напомнить Эрик. Он, конечно, любил обоих сыновей одинаково, независимо от того, что Густав был его плотью и кровью, а Мишель — нет, но Эрик и не был таким чувствительным, как я, и он лучше понимал их ранее стремление к взрослой жизни, их спешное взросление. -Ему 14, — упрямо заявила я. -Ты чего-то боишься? — догадался Эрик. Он вообще довольно часто понимал меня лучше, чем я сама себя. -Да, боюсь, как бы они с такой поспешностью не наделали глупостей и ошибок, о которых будут потом жалеть. Это причинит им обоим боль, которую будет не так просто унять. -Ты сама была не намного старше, когда согласилась выйти за Рауля. -Да, и до сих пор расплачиваюсь за ошибку, хотя и была старше. Да еще и Рауль… Он чудовище, Эрик, особенно сейчас, он никого не пощадит. Именно поэтому я не хочу впутывать Мишеля больше, чем он уже впутан во все это. Уж лучше пусть совершает ошибки в отношениях с Еленой, это хотя бы не убьет его. -Но однажды нам придется все рассказать. -Я знаю, Эрик. Знаю, — всего этого было слишком много для одного утра. Я чувствовала, что еще немного — и я либо расплачусь, либо накричу на Эрика, сказав много того, о чем пожалею потом, — я не хочу говорить об этом сейчас. Эрик, пожалуйста, я очень хочу спать. -Да, прости, Кристин, — Эрик устало прикрыл глаза. И это была усталость не столько физическая, сколько моральная. Он не хотел давить на меня, — не будем ссориться, он обнял меня и мягко поцеловал в висок, — Иди. Я скоро тоже приду.       Я вернулась в нашу спальню и легла в кровать, закутавшись в остывшие шелковые простыни. Стало легче. Скоро пришел Эрик и задернул плотные тяжелые портьеры на окнах, из-за чего в комнате воцарился уютный полумрак.       Эрик лег рядом и приобнял меня за талию — по-другому он не засыпал, только прижимая меня к себе (привычка, сохранившаяся с тех пор, когда он еще не в полной мере верил, что я вернулась навсегда и не исчезну с рассветом, как пугливый, робкий сон). Да и я привыкла к этому.       Я почти заснула, когда почувствовала щекочущее прикосновение к своей шее, что невольно заставляло улыбаться. -Ты пришел, чтобы не давать мне спать? — я постаралась придать голосу строгость, но у меня не получилось, ведь я изо всех сил старалась не рассмеяться. -Отнюдь, — шепнул он, продолжая щекотать. Я увернулась, поворачиваясь к нему лицом.       Я слышала много сказок о прекрасных принцах, и часто представляла себя принцессой. Она любит его, он — ее, и увозит в свое королевство, делая возлюбленную своей королевой. Как много таких сказок, и во всех внутренняя красота неотделима от внешней, и наоборот: Золушка, Спящая красавица, Рапунцель… Красавица и чудовище… сказка, в которой милая девушка силой своей любви спасает от заклятия злой колдуньи прекрасного принца. Но у этой сказки, как оказалось, есть реальная сторона. Нет заклятий, чудовищ и злых ведьм, но есть принц-затворник, одинокий и непонятый, отверженный, однако наделенный чистой, светлой душой, заточенной в пугающую оболочку, умеющий любить, как никто, и девушка, поплатившаяся за свою глупость, девушка, которая спутала когда-то своего принца с иллюзией, с разбойником, терзающим бедных девушек. И, хоть нет магии, нет проклятия, которое можно снять любовью и поцелуем, мне мой принц кажется самым лучшим, самым красивым, и пусть другие не видят этого, я люблю его таким, каков он есть.       Эрик мягко заставил меня лечь на спину и поцеловал, нависнув надо мной, заставив меня подзабыть все свои мысли.       Спали мы, в итоге, мало. Горничная разбудила нас стуком в дверь за несколько часов до выступления.       На улице было жарко, но свежий ветерок то и дело проносился по городу, развевая ткань легких платьев, атласные ленты, волосы… Окна экипажа невозможно было закрыть, поэтому пришлось оставить их открытыми, чтобы внутрь проникал свежий воздух. Но меня преследовало ощущение взгляда. Непрерывного взгляда в спину, даже по позвоночнику «пробегало» неприятное щекочущее ощущение. С того момента, как я переступила порог дома, этот взгляд преследовал меня. Я оглядывалась по сторонам, но не видела знакомых лиц, а те, что оказывались в поле моего зрения, занимались своими обычными делами, не обращая на нас внимания.       В театре царила обычная суета, все было как обычно, но меня это не могло успокоить. Ощущение взгляда не исчезло, а, кажется, усилилось. Вокруг кружился народ, все знакомы уже не один год, всех я знаю, и как будто все нормально, но… Но что не так?       В конце концов я не выдержала и вышла из здания, не выходя, однако, за пределы «Фантазмы». Взгляд не исчез, но тут хотя бы было чем дышать. -Я должна прийти в себя, — бормотала я, едва слышно, — Это всего лишь постоянное беспокойство, «подарки» от Рауля и перенапряжение. Никто не следит за мной, сегодня, во всяком случае. Ведь так? — я ходила из стороны в сторону, заламывая руки, но тут остановилась, внимательно осматривая территорию, доступную моему взгляду. Ничего необычного, никто пристально не следил за мной, у всех свои занятия.       Но тут, совсем как в плохом сне, мой взгляд натолкнулся на светло-русые волосы, аристократическое лицо и горделивую осанку, все еще заметную. Сердце сбилось с ритма, дышать стало трудно, будто воздух вмиг загустел. Я впервые увидела его после стольких лет, но узнала сразу. Рауль.       Он стоял через улицу и смотрел прямо на меня. Чудовище. Монстр. Был ли он таким раньше? Мне казалось, я знала его. Видимо, нет.       На пару мгновений проезжающий экипаж скрыл его от меня. Но когда экипаж проехал, я не увидела Рауля. Куда он делся? Ведь спрятаться там негде. Такие исчезновения в стиле Эрика, он был мистификатором, мистификатором и остался. Не думала, что и Рауль занялся подобным, чтобы запугать нас. Или, скорее, меня.       Внезапно кто-то тронул меня за плечо. От неожиданности я вскрикнула и подпрыгнула, резко оборачиваясь и сжимая трость сильнее. Но это был Росс, который, видя мою реакцию, предусмотрительно отступил и поднял руки в примиряющем жесте. -Не убивай меня, Кристин, — в голосе его смешалась шутка и беспокойство. Я выдохнула и опустила трость, заметив про себя, что нужно попросить Эрика научить меня защищаться. -Извини. Просто кажется всякое… -Рауль? — понимающе спросил Росс, на что я кивнула. -Иногда появляется такое ощущение, что я схожу с ума. -Эрик будет недоволен, что этот мальчишка подошел так близко. -Ему не обязательно рассказывать прямо сейчас, — заметила я тихо, с любопытством смотря на Росса, ожидая, что он скажет. -Но почему? Ведь Рауль, вероятно, где-то рядом. -Если Рауль и решит зайти сюда, то на территории «Фантазмы» ничего не сможет сделать. Это место как отдельное государство со своими законами, прости, Росс. -Государство в государстве? — усмехнулся Росс, кивая. Он благоразумно не замечал самоуправления и независимости «Фантазмы». -Да. Если он кому-то причинит вред, то не успеет сбежать отсюда. И отправить письмо во Францию — тоже. Правосудие ему устроят прямо здесь, и, вероятно, упокоится наш виконт на дне пруда. Видишь этих людей? Почти все они — артисты, музыканты и даже рабочие сцены — с нами с самого начала. Я знаю их и доверяю им. -Ты в них всех так уверена? Они же совсем другие. -В том-то и причина. Они другие и прекрасно понимают, что ценно на самом деле, и не ценят то, что неоправданно высоко ценится у обычных людей. Их нельзя подкупить. -Что ж, поверю твоей интуиции, Кристин.